Если хоть кто-то у него из квадрата выпадал – доставалось по первое число не только этому несчастному, но и всем. Поэтому халтурить было невозможно – твои же партнеры от тебя бы мокрого места не оставили. Не нравится Иванычу, как мы работаем в квадрате, – запросто мог «максималку» дать. А это – смерть.
Хотя тоже не всегда. В зависимости от того, как мы готовы. Помню, в 1999-м были на сборах в Анталии, в отеле «Мираж». Поле узкое, сетка его огораживает. Конец сбора, играем в футбол. Видимо, поднаелись, и что-то Романцеву не понравилось. Свистнул: «Всё плохо, давайте на бровку». И побежали «максималку».
Это бег минут на двадцать пять. Поперек поля – от одной бровки до другой. Туда по пути какое-то упражнение, а обратно включаешь полную скорость. Потом повторяешь. Раз семь без пауз. После короткий отдых – и по новой. Иногда людей выворачивало – правда, почему-то обычно в манеже.
Но в тот раз дал бы он ее нам на первом или втором сборе – умерли бы. А тут конец третьего, и физически мы готовы. К тому же поле, повторяю, узкое, и, чтобы не врезаться в сетку, заранее сбрасываешь скорость – а это позволяет чуть-чуть отдохнуть. В общем, бегаем себе и бегаем, ничего нас не пронимает.
А Романцев зачем все это сделал? Чтобы мы задохнулись, поняли, что в игре недорабатывали. Но тут видит: не помогает. Громко говорит: «Тьфу!» – и заканчивает тренировку. Обиделся, что решил нас наказать, а не прокатило. Мы терпим и бегаем…
Что такое спартаковская игра, я начал понимать еще ребенком – но еще неосознанно. Ходил на стадион и видел, что «Спартак» играет в один футбол, а все остальные – в другой. А когда уже пришел в дубль, во всем разобрался – тренировки-то у Зернова были такие же, как в основном составе. Технический комплекс, квадраты, забегания, стеночки – как от этого не получать удовольствие?
Когда уже перешел в основу, постоянно слышал от Романцева: «Хозяин не тот, кто с мячом, хозяин тот, кто без мяча». Если ты правильно открылся, то не прав будет тот, кто с мячом, – почему тебе мяч не отдал?
В дубле были ребята, которые этот футбол чувствовали гораздо лучше меня. Тот же Миша Рекуц – техничный, с головой, читал игру как азбуку. Физически слабенький, а видение игры потрясающее. Но не воспользовался своим шансом, а потом не туда, видимо, человека утянуло. Как и многих других.
А я знал, что шансов в жизни упускать нельзя – не упустил во время просмотра и дальше не собирался. И шел к мечте шаг за шагом. В 93-м году забил за дубль три мяча, в 1994-м – уже двенадцать. В 1995-м – шесть, но тогда уже перешел из средней линии в защиту. У нас не хватало защитников, и в середине сезона, в матче с командой «Красногвардеец» Зернов поставил меня на край обороны. Получилось, причем в том матче я еще и забил, и голевой пас отдал.
Мы выиграли – 2:1, и тогда тренер сказал: «Всё, это – твоя позиция». Увидел, что из глубины мне играть лучше, и это оказалось правдой. Вот что такое – тренерский глаз.
* * *
В межсезонье-95/96 из дубля убрали Зернова. Главным там на какое-то время стал Вячеслав Грозный, с форвардами работал Сергей Родионов, с полузащитниками – Федор Черенков, а с нами, защитниками, – Виктор Самохин. Он мне много и по делу подсказывал. Спокойный, уравновешенный человек, приятный в общении.
Две недели поработал с ними, а потом основной состав приехал со сборов, и по рекомендации Грозного меня взяли туда. Видимо, неплохо на тренировках выглядел.
Нет, не то чтобы он сказал штабу первой команды: вот есть парень, берите. Просто беда случилась – на мини-футбольном турнире в Германии с тяжелым переломом ноги на весь сезон вылетел Дмитрий Хлестов. Потребовалась срочная замена, и я поехал с командой на второй сбор в Израиль. Даже испугаться не успел.
Хотя к тому времени на такой поворот и близко не рассчитывал. Многие говорят, что, если бы Дима ногу не сломал, то я так в дубле и продолжал бы играть. Думаю, это правда.
Это был в моей жизни еще один шанс. И, как и на просмотре в дубле, я тоже его использовал.
Наверное, помогло мне и то, что в межсезонье Олег Иванович решил, оставаясь президентом «Спартака», сосредоточиться на работе со сборной, а главным тренером назначил Ярцева. Романцев не давал молодым столько играть, сколько Георгий Александрович. Дубль же играл хорошо, за три года я с ним, играя во второй лиге против взрослых мужиков, занял три призовых места. И омолаживать команду решили за счет нас.
А тогда многие из основы поуходили: Онопко, Кульков, Юран и Черчесов уехали за границу, вскоре, уже по ходу сезона, за ними последовали Никифоров со Шмаровым.
Когда я еще был в дубле, Черчесов часто просил после тренировки поработать с ним отдельно – он, например, на ближнюю штангу встает, а я ему в дальний бью. Или под углом, или еще как-то. Он здорово чувствовал ворота, и ему важно было тренировать не просто броски, он работал, чтобы суметь прочитать, прочувствовать любую игровую ситуацию.
А я бил сильно и точно – может, поэтому он меня и просил. Особенно мне запомнилось, когда он одну руку сломал – и, насколько мог, тренировал другую. На один бок прыгал, мяч одной рукой доставал. Это впечатлило очень сильно.
И общаться с ним было интересно, перед тренировкой или после. Он всегда говорил красиво, формулировать умел. И игровиком был – у нас в Тарасовке в одной комнате лежали домино, шашки, шахматы, так ему по домино равных не было. Даже там игру лучше всех читал!
В шахматы они с Зерновым всегда рубились. Но это вечерами. А в день игры перед установкой обычно в ход шло домино – все же попроще, особо сосредоточиваться не надо. Но во что бы ни играли – Черчесов был номер один.
А тут и он, и большинство других опытных игроков уехали, да еще и Хлестов сломался. Он никогда ног не убирал. Злой защитник, изначально не обладавший какой-то техникой, но постепенно в «Спартаке» научили: еще один пример того, что в этой команде ты волей-неволей начинал со временем понимать игру.
Хлестова я ни разу в подкате не видел, потому что он никогда позицию не проигрывал. Всегда стоял на ногах, читал игру, смотрел в глаза сопернику и предугадывал по его взгляду, что он дальше сделает. А в 1999-м поразил всех пасом через полполя на гол Панова французам на «Стад де Франс». Никто глазам своим поверить не мог, что это Хлёст сделал!
С Димой мы уже позже сошлись, когда он поправился и к команде присоединился. Объединили нас видеоприставки, игры разные – хоккей, «стрелялки»… Он чаще выигрывал, особенно в НХЛ. Я обычно за «Детройт» играл, потому что там наших много было. Но настоящий «Ред Уингз» побеждал намного чаще, чем я Хлестова во всех этих игрищах.
Помню, на сборах в 1997-м каждый день одно и то же: оттренировались, пришли – и играть. Пообедали, поспали, поработали – и опять играть. К тому же похожи были на тот момент: молчаливые, закрытые.
Прозвище в команде у него было – Барези. Меня-то до поры все от фамилии называли – Евсеем, Евсом. А потом я волосы длинные отрастил, и тренер Грозный прозвал меня Батюшкой.
Основа «Спартака» не была каким-то недостижимым миром, на который мы, дублеры, смотрели снизу вверх, задрав голову. Что хорошо, в команде основа и дубль жили на базе вместе. Это сейчас два состава могут встретиться в лучшем случае в самолете, когда на игру выездную летят. А тогда тренировочный процесс у дублеров был такой же, и это помогало потом легче влиться в основу. Ну а когда были перерывы на матчи сборных, тогда и вовсе тренировались все вместе.
Поэтому не стоит удивляться, что столько народу из дубля середины 90-х попало в основу. Процесс адаптации для нас был очень мягким. Да и вел я себя аккуратно – обязательно спрашивал, куда можно сесть в автобусе или раздевалке, или просто заходил последним, когда все уже рассядутся.
Дедовщины особой не было – ну, разве что молодые всегда носили мячи. Егор Титов, как только за основу стал играть, мячи сразу носить перестал. А мне-то чего, жалко, что ли? Мы с Артемом Безродным, который совсем еще юным был, их обычно и таскали. И не только мячи, разные вещи – сумки с формой, доктору и массажисту помогали.
Безродный талантом обладал, недаром он в 2000 году несколько мячей в Лиге чемпионов забил. Но человеком он всегда был довольно странным. Вообще никого не слушал: как решил – так и буду. Как в игровом плане, так и в житейском. Со старшими всегда пререкаться любил. Ну вот и пропал быстро, хотя имел все шансы заиграть на очень высоком уровне.
А я попал в первую команду и поставил себе цель: только бы отсюда уже не выпасть. И ни дня больше в дубле не провел. А то ведь кто-то здорово играл в основе, а потом опять оказывался в дубле – или вообще в другие команды поскромнее уходил. Например, два моих приятеля – Андрюха Коновалов и Саня Липко. Саня – тот вообще после 1996-го ушел, Андрей – годом позже. Хотя он в 1996-м в золотом матче голевой пас Илье Цымбаларю отдал.
Мы с Липко и Коноваловым подружились в дубле, когда я летом 1994-го, скрываясь от армии, по совету Романцева десять дней на базе жил. Делать было нечего – мы в Санины «Жигули» садились и ездили по Тарасовке. Липко – краснодарский пацан, балагур, рот у него не закрывался. Жалко, быстро из «Спартака» ушел…
Больше ни у кого из нас, молодых, тогда машины не было. Права-то я только в 1995-м получил. Хотя как получил – Рамиз Мамедов мне их сделал за 500 долларов. Полгода ждал! У него завязки были в каком-то городе – то ли Рязани, то ли Тамбове. Сказал, что может сделать, – и я согласился.
А машину свою первую я как раз у Липко купил – «семерку» кремового цвета. Ей на тот момент лет десять было. Как-то она на Кутузовском возле дома Цымбаларя заглохла – ну он прямо там и решил ее мне продать. Мой брат приехал, что-то там поделал – и все, завелась. А обошлась она мне в тысячу долларов за все про все.
Ездил я на ней довольно долго. До 98-го года точно. Потом отдал ее брату, а себе купил 99-ю модель «Жигулей». А вскоре мне дико повезло. 17 августа 1998 года в полдень я продал машину за шесть тысяч долларов. А тут – дефолт! И рубль понесся вниз с такой дикой скоростью, что в три часа дня я за эти деньги мог купить себе уже три такие машины.
Потом у Хлестова третью модель «БМВ» купил, которую он еще в 94-м году на ВДНХ приобрел. А когда однажды я решил ее продать – выяснилось, что это невозможно. Это была какая-то машина-гибрид, чуть ли не из двух разных собранная! Так что отдал я ее Димону обратно, а он уже кому-то толкнул.
* * *
Прошли мои первые сборы с основой «Спартака». Показал я себя на них, видимо, хорошо – раз сначала на третий сбор взяли (в чем уверенности никакой не было), а потом…
Первый же матч в сезоне нас ждал убойный – четвертьфинал Лиги чемпионов с французским «Нантом». Ведь предыдущей осенью опытный состав с Черчесовым, Онопко и компанией шесть побед в шести матчах группового турнира Лиги одержал. Чемпион Англии «Блэкберн» два раза прибили – и в гостях, и дома! В «Лужниках» их так возили, что два игрока соперника, Ле Со и Бэтти, прямо на поле между собой подрались.
Вот, с одной стороны, очень жалко, что такой классный состав у нас на весну не сохранился. А с другой, останься все они в команде – я бы и мечтать не мог, чтобы с «Нантом» сыграть. Да вообще в дубле продолжал бы сидеть. А так…
Не то чтобы был уверен, что выйду на поле стадиона «Божуар», но понимал: скорее всего. Потому что в товарищеских матчах меня наигрывали в основе. Романцеву и Ярцеву уже было ясно по тренировкам, кто выйдет на поле. Если в квадраты четыре на четыре выходят, например, четыре защитника и четыре хава, значит, составы задней и средней линий известны. Я там работал постоянно. Вот впереди нельзя было знать заранее, кого они поставят.
На установке Ярцев объявил: «Евсеев – слева, Мамедов – справа, по центру Никифоров и Липко». И тут я понял, что моя первая официальная игра за основу «Спартака» будет в четвертьфинале Лиги чемпионов!
Нет, в штаны не наложил. Но волнение и переживания, конечно, были – сильнее, наверное, не нервничал никогда – разве что перед золотым матчем с «Аланией». Но перед «Нантом», наверное, все-таки сильнее. Не ударить в грязь лицом. Ничего не «привезти». Да и просто – не перегореть. Все-таки 30 тысяч на трибунах – я при таком количестве народу в жизни еще не выходил.
Ни Ярцев, ни Романцев ничего мне отдельно перед игрой не говорили. Не помню уже, летал ли на игру Олег Иванович, а на сборах накануне точно был. Но никаких отдельных бесед не было. Не хотели лишний раз дергать, наверное.
Я и сам понимал: главное – не допускать ошибок. И старался играть проще: отобрал – отдал, отобрал – отдал. Так и освоился. Да, моментов мы в первом матче не создавали и проиграли – 0:2. Плохо, конечно, но, по крайней мере, голевых ошибок не сделал и другие проблемы из-за меня тоже не возникали.
Зато ошибся в ответном матче с тем же «Нантом». При счете 2:0 в нашу пользу мы с Липко вместе пошли на верховой мяч, помешали друг другу, не попали – и получили голевую контратаку…
В том матче на «Локомотиве» Ярцев неожиданно для всех, в том числе и для французов, поставил Никифорова опорным полузащитником. Мы это уже на тренировках поняли, что так произойдет, хотя сам Юра сначала был этой позицией недоволен и много спорил.
Но Ярцев знал, как здорово, мощно и точно Ника бил – пушка у него просто сумасшедшая была. И переставил его в центр поля, сказав как можно чаще подключаться к атакам и не стесняться бить издали.
И к концу первого тайма Никифоров забил два мяча! Один – как раз мощным ударом, другой – головой после углового. И по итогам двух матчей уже было равенство.
Во втором тайме я первый раз в жизни столкнулся с большой судейской несправедливостью. При счете 2:0 швейцарский судья Мументалер не назначил стопроцентный пенальти в ворота французов. Мы в тот момент играли с таким куражом, что при 3:0 они никогда в жизни бы не отскочили! И мы вышли бы в полуфинал Лиги чемпионов…
Я четко видел, что Кешу, Валеру Кечинова, сбили, сзади в него въехали. Как мог судья этого не разглядеть – до сих пор не понимаю. А потом как раз и случилась наша с Липко ошибка, и Уэдек один мяч отыграл. И закончилось все ничьей 2:2 и нашим вылетом.
Кто мог подумать, что ни один российский клуб с того момента и до сих пор до полуфинала Лиги чемпионов не доберется.
Впрочем, не думаю, что нас тогда убивали. Это была просто одна ошибка. А вот в ответном матче «Локомотива» против «Монако» в 1/8 финала весной 2004-го их была целая серия. Но с худшим «убийством» в жизни, наглым и неприкрытым, я столкнулся, когда играл за «Торпедо» в Екатеринбурге. Занимался им известный специалист по этому делу Юрий Ключников. Работал он «качественно», если переехал из Ростова в Москву жить…
А после ответного матча с «Нантом» разочарование было такое, что я думал: все пропало, все закончено. С игрой за основу можно попрощаться, сейчас на мне поставят крест.
Ждал резкой критики за тот гол, был готов ко всему вплоть до отправки обратно в дубль. Но ничего не случилось. Всё как и прежде, спокойная обстановка, все тренируются и готовятся к следующему матчу.
Через три дня играли дома с новороссийским «Черноморцем», и мои опасения начали сбываться: в составе себя не нашел. Но, видимо, тренеры просто дали переварить случившееся. Потому что в следующем туре я вновь вышел на поле.
Причем с кем – со «Спартаком-Аланией», действующим чемпионом России! И мы своей молодой командой не просто выиграли, а разгромили владикавказцев – 4:1, а я прилично сыграл. И даже голевую передачу отдал.
* * *
Это было 30 марта, а 1 мая, то есть через месяц, в полуфинале Кубка России с очень сильным тогда «Ротором» у меня случилась большая радость. Первый гол во взрослой карьере!
У этого гола была своя предыстория, как раз связанная с тем самым разгромом «Спартака-Алании» в чемпионате. В том матче мы разыгрывали штрафной, Цымбаларь отдал пас мне, я откатил мяч назад под удар Никифорову, и он сравнял счет.
А тут, с «Ротором», уже он мне выкатил. До сих пор помню его слова: «Это тебе за «Аланию»!»