И тут юноша сделал нечто поразительное: он запустил левую руку в складки своей туники, достав оттуда предмет, чем-то напоминавший позолоченный мячик для гольфа. Затем он подбросил его в воздух так, чтобы я мог его поймать.
— Я подумал, может быть, ты хочешь получить его назад, — сказал он, все еще улыбаясь.
Поймав этот предмет и рассмотрев его, я поразился. На этом мячике я. увидел надпись: «Джулиану, в день пятидесятилетия. Золотой мячик для того, у кого есть все». Дальше шла подпись: «Твой вечный друг Питер».
Каким же образом мяч оказался у этого юноши? Ведь несколько лет назад я подарил его моему партнеру по гольфу, Джулиану Мэнтлу. Джулиан слыл тогда легендой в деловом мире и был одним из немногочисленных друзей, которых мне удалось сохранить за все эти годы. Он обладал блестящим умом и пользовался репутацией одного из самых квалифицированных юристов в стране. В отличие от меня, он был выходцем из богатой семьи: дед его был известным сенатором, а отец — высокоуважаемым федеральным судьей. Уже с малых лет Джулиана готовили к успеху, и по окончании юридического факультета Гарвардского университета он был признан лучшим студентом своего курса. Затем он получил очень привлекательную должность в изрядно преуспевающей юридической конторе. Уже через несколько лет он стал известной фигурой в стране, а среди его клиентов были многомиллиардные корпорации, ведущие спортивные клубы и даже правительственные учреждения других стран. В зените своей славы он руководил командой из восьмидесяти пяти талантливых юристов, а одержанные им победы на громких процессах до сих пор вызывают у меня восхищение. Его доход, измерявшийся семизначной цифрой, позволял ему иметь все, что душе угодно: особняк в престижном районе, где предпочитали селиться знаменитости, личный самолет, летнюю виллу на тропическом острове и его гордость — сверкающий красный «феррари», припаркованный прямо на дорожке, ведущей к дому.
Как и у меня, у Джулиана были недостатки. Он работал как одержимый, часто просиживая ночи напролет, выхватывая пару часов для сна на диване в своем роскошном офисе перед тем, как снова погрузиться в дневную кутерьму. Мне нравилось играть с ним в гольф, однако его редко можно было вытащить на игру. Чаще всего в ответ на мой звонок его секретарша отвечала: «Прошу извинить, мистер Франклин, но господин Мэнтл не может играть с вами в гольф на этой неделе в связи с чрезвычайными обстоятельствами, касающимися одного из его дел. Он приносит вам свои извинения». Этот человек работал на износ. И через какое-то время растерял большинство своих друзей. От него даже ушла жена, которая долгое время тщетно пыталась его понять.
Я искренне стал опасаться, что Джулиан решил «сгореть на работе» или что-то вроде того. Он не только работал, но и жил на износ. Притчей во языцех стали его ночные похождения в самых дорогих ресторанах вместе с самыми популярными топ-моделями. А его безудержные пьяные выходки (которые нередко заканчивались драками) в компании известных скандальных личностей широко обсуждались в газетах. Джулиан Мэнтл готовил себе преждевременную могилу. Это знал я, это знали юристы в его конторе, и, я думаю, это знал он сам.
С грустью в сердце наблюдал я за тем, как Джулиан постепенно катится вниз. В пятьдесят три года он выглядел так, словно ему было далеко за семьдесят. Постоянные стрессы и напряжение, безжалостный ритм жизни изуродовали его физически, теперь его лицо было сплошь покрыто морщинами. Полуночные визиты в дорогие французские рестораны, толстые кубинские сигары, вечная рюмка коньяка в руке привели к избыточному весу, и он постоянно жаловался, что стал уставать даже от собственной усталости. Со временем он утратил свое некогда живое и лукавое чувство юмора и стал реже смеяться. Наконец наступил момент, когда он бросил играть в гольф, хотя, как я знал, он любил этот вид спорта и всегда с радостью выезжал со мной за город. За всеми своими делами Джулиан даже прекратил звонить мне. Я знал, что он, как и я, дорожил нашей дружбой. Но, видимо, теперь он просто на все махнул рукой.
Затем с великим Джулианом Мэнтлом произошла трагедия. Однажды утром в переполненном зале суда во время своего выступления по делу авиакомпании «Эйр Атлантик» он упал, потеряв сознание. Его сразу же отправили в больницу подальше от возбужденных криков его помощников и щелканья фотокамер присутствовавших в зале журналистов. У него обнаружили обширный инфаркт и немедленно перевели в палату интенсивной терапии. По словам кардиолога, Джулиан был ближе к смерти, чем кто-либо из пациентов клиники. Но каким-то образом он выжил. Врачи говорили, что у Джулиана бойцовский характер и, как оказалось, «героическая воля к жизни».
Этот печальный случай коренным образом изменил Джулиана. Уже на следующий день он объявил о своем решении навсегда оставить юриспруденцию. Ходили слухи, что Джулиан отправился в какую-то экспедицию в Индию. Одному из своих партнеров он говорил, что ему нужно найти ответы на некоторые вопросы и он надеется отыскать их в древней земле, где веками накапливалась великая мудрость. Перед отъездом Джулиан всех удивил, продав свой особняк, самолет и собственный остров. Но самым неожиданным был его последний поступок: Джулиан продал свой «феррари», который он так любил.
Наконец я вернулся мыслями к юному незнакомцу в монашеском одеянии, который стоял посреди комнаты и продолжал улыбаться, так и не сняв своего капюшона.
— Откуда ты взял этот позолоченный мячик для гольфа? — спросил я уже более спокойным тоном. — Несколько лет назад я подарил его к юбилею своему очень хорошему другу.
— Мне это известно, — ответил гость. — И ему действительно понравился твой подарок.
— И могу я поинтересоваться, откуда тебе это известно? — настаивал я.
— Да ведь я и есть этот друг. Я — Джулиан Мэнтл.
Глава третья
Я БЫЛ ИЗУМЛЕН тому, что только что услышал. Мог ли этот молодой человек быть Джулианом Мэнтлом, претерпевшим такой жизненный удар, равного которому я не знал? Если это был он, то как могли с ним произойти такие поразительные изменения? Мне было известно, что Джулиан продал свой особняк, виллу и остров, даже отказался от своего любимого красного «феррари». Я знал, что он оставил все соблазны делового мира и удалился куда-то в Гималаи с фантастической миссией отыскать ответы на глубинные вопросы, которые не давали ему покоя. Но, согласитесь, простая поездка в эти древние и таинственные места не могла таким решительным образом трансформировать человека, который уже почти загнал себя в могилу. Сбитый с толку странностью происходящего, я лихорадочно старался найти ему более реальные объяснения. Возможно, это был розыгрыш, подстроенный кем-то из молодых менеджеров с целью хоть немного разрядить напряжение предстоящей недели, а может, юноша был подослан фирмой-конкурентом, чтобы выяснить, насколько плохи наши дела. А может быть, этот гость в монашеском платье просто душевнобольной?
Но прежде чем я успел основательнее проанализировать эти варианты, юноша заговорил:
— Питер, я понимаю, тебе трудно поверить, что это действительно я. Будь я на твоем месте, я испытывал бы те же чувства. Все, о чем я тебя прошу, — это чуть-чуть доверия, немного веры в маленькие чудеса, которые преподносит нам жизнь. Собственно, за этим я и пришел.
— И чего же ты хочешь? — спросил я, до сих пор недоумевая, кто же передо мной.
— Если честно, я слышал, у тебя серьезные трудности. Вот я и решил помочь. Если все, что я узнал после возвращения из Индии о «Глобальных Технологиях», — правда, тогда ты просто обязан выслушать то, что я собираюсь рассказать. Я располагаю знанием, которое вернет твой бизнес к высотам успеха и приведет тебя к настоящему лидерству. Я могу научить тебя, как создать самую преданную, заинтересованную и неравнодушную команду единомышленников. Эти знания передал мне один мудрый учитель, которого я встретил в горах. Те вечные истины, что он мне открыл, практически не известны здесь, на Западе. Однако они настолько глубоки и могущественны, что, я уверен, смогут коренным образом изменить всю структуру твоей компании и придать новый смысл вашей деятельности.
— Ну же, — сгорая от любопытства, сказал я.
— Мудрость, которую я передам тебе, представляет собой неповторимую и чрезвычайно эффективную систему принципов. Это своеобразное руководство, полезное для любого руководителя. Эта система предельно проста. Последуй ей, и вскоре ты сможешь просто спокойно наблюдать, как твоя фирма будет возвращаться к прежнему процветанию. Однако эта система способна дать тебе гораздо больше. Если ты станешь сознательно следовать ее принципам, твое предприятие достигнет небывалых успехов. Благодаря этой системе твои дела пойдут так, как ты и представить не можешь. В твоей компании улучшится моральная атмосфера и повысится производительность труда. Твои сотрудники станут работать с такой заинтересованностью и с таким творческим подъемом, каких ты не видел прежде. Твои люди научатся более гибко реагировать на изменения и приспосабливаться к новым условиям. Вы снова станете единой командой., заботящейся об успехе общего дела. Я уж не говорю о том, как стремительно возрастут ваши прибыли. Их будет, как сейчас говорят, «выше крыши».
— Ладно, можешь считать, что заинтересовал меня, — ответил я. — Но позволь сначала спросить. Предположим, что ты и в самом деле Джулиан, — пока лишь предположим. Почему ты одет как монах?
Того Джулиана, которого я знал, можно было увидеть как минимум в костюме от Армани.
— Вопрос справедливый, мой друг, — сказал, хитро улыбнувшись, юноша, и я понял — это улыбка молодого Джулиана, улыбка, которую все мы так хорошо знали. — Не будешь возражать, если я попробую объяснить все по порядку?
— Я весь внимание, — ответил я и откинулся на спинку велюрового кресла, предвкушая интересную историю.
Юноша начал рассказ, во всех деталях передающий историю взлета и падения легендарного Джулиана Мэнтла — от его блистательного студенчества на юридическом факультете Гарварда и до непревзойденного успеха как адвоката, выигрывавшего самые сложные судебные процессы. Он искренне говорил о своих победах и о всем известном падении. Он рассказал о своих мечтах, о страхах, о своем неудавшемся браке и о сердечном приступе. Он упомянул даже детали, касавшиеся моей игры в гольф, и признал, что ему очень не хватает тех дней, которые мы вместе проводили на залитом солнцем поле.
— Да, это было здорово, — перебил я, чувствуя, что этот незнакомец в одеянии странствующего мудреца, вероятно, и впрямь не кто иной, как мой давно пропавший без вести друг Джулиан Мэнтл. Кто еще мог знать такие подробности? Я сидел безмолвно, не зная, что сказать. Затем я поднялся и шагнул к нему.
— Джулиан, так это правда ты? — спросил я, как бы извиняясь.
— Да, правда. И я ужасно рад наконец-то увидеть тебя через столько лет. Мячик для гольфа, подаренный тобой на пятидесятилетие, действительно много для меня значил.
Меня охватила радость. Мы обнялись, как старые добрые друзья, и стали вместе перебирать воспоминания о наших лучших днях. Но где-то в глубине ума одна мысль не давала мне покоя. Я так и не находил рационального объяснения поразительной молодости Джулиана.
Чувствуя эту неловкость, Джулиан спросил с присущей ему открытостью:
— Что, хочешь узнать секрет моей молодости? — при этом его губы расплылись в широкой улыбке.
— Хватит дразнить меня, Джулиан. Сначала после долгих лет ты неожиданно объявляешься в своих странноватых одеждах, бросаешь камни мне в окно, пугаешь меня, когда я и так весь день на пределе. Потом ошарашиваешь сообщением о том, кто ты есть на самом деле, предлагая какую-то бесценную мудрость, которая должна вывести из кризиса мою компанию. А теперь отказываешься даже объяснить мне, как это тебе удалось так помолодеть. Ты играешь с огнем, Джулиан, — сказал я, изображая обиду.
— После пережитого инфаркта я решил круто изменить свою жизнь. Ты, должно быть, слышал — я продал особняк, летнюю виллу и все остальные свои игрушки.
— Мог хотя бы оставить свой любимый «феррари», Джулиан. Машина была потрясающая. Я до сих пор помню, как ты летал в ней с той неотразимой блондинкой, которой назначал свидания прямо в своей машине. Помню, как ее длинные волосы развевались на ветру.
На лице Джулиана мелькнула улыбка:
— Это та, в потрясающей розовой мини-юбке?
— Да, именно она.
Затем Джулиан задумался и стал серьезнее:
— Чтобы действительно обрести что-то новое, мне нужно было оборвать все связи с внешним миром. Я любил свой «феррари», но понимал, что должен с ним распрощаться. Иначе это было бы все равно что отправиться в путешествие под парусами и пытаться сохранить для верности тоненькую веревочку, привязанную к пристани. Так бы ничего не вышло. Поэтому я продал все, что было символом моего образа жизни — напряженного и безжалостного, — и отправился в Индию, страну, которая, как я давно догадывался, была сокровищницей знаний и истины.
Затем Джулиан описал свое путешествие по той необъятной стране, где он пытался обнаружить сведения, необходимые для усовершенствования себя, своей работы и жизни. Ему приходилось ехать на поезде, на велосипеде, а то и просто шагать пешком. Он побывал в старинных храмах, где брал уроки у почитаемых мудрецов. Ему встречались и другие искатели ответов на главные вопросы жизни. Дружбу с некоторыми из них он поддерживает по сей день. Но в первые месяцы его пребывания в Индии мудрость, которую он искал, ускользала от него. Затем, по мере того как он углублял свои поиски, до него стали доходить слухи об общине монахов, живущей высоко в Гималаях.
Согласно легенде, эти мудрецы, известные как Великие Мудрецы Сиваны (слово «Сивана» на их языке означало «просвещение»), создали удивительную систему, с помощью которой можно было достичь наивысших уровней реализации личных и профессиональных качеств. Однако никто не знал, как разыскать этих монахов.
— Многие пытались найти их, — сказал Джулиан. — Люди делового мира искали их, чтобы открыть для себя сокровенные тайны лидерства в сфере бизнеса. Другие пытались получить от них уроки лидерства в жизни. Но неприступные скалы Гималаев таят в себе смертельную опасность, и в поисках этих неуловимых мудрецов многие лишились жизни.
Не привыкший отступать перед трудностями, Джулиан отбросил все опасения и отправился в горы, исполненный решимости найти то, что искал. Много дней и ночей взбирался он к вершинам величавых гор. Сначала его путь пролегал по предгорьям, но постепенно горная тропа становилась все круче и круче. И он всем сердцем надеялся, что она приведет его к обители Великих Мудрецов. И все это проведенное в одиночестве время он размышлял над тем, что представляла собою его жизнь — и какой она могла бы быть.
— Живя в мире бизнеса, я был настолько «озабочен своими заботами», — продолжал Джулиан, — что мне не хватало времени подумать о жизни. А между тем размышление и созерцание необходимы любому деловому человеку. Я понял, что в нашем мире, где правят идеи, размышление — это необходимая составляющая успеха. Всегда больше преуспеет тот, кто лучше мыслит. Время, проведенное в одиночестве в этих горах, во многом изменило меня. Впервые в жизни, Питер, я наконец ощутил самого себя и понял, кто я есть на самом деле.
По мере того как Джулиан продолжал свое восхождение, к нему подступала усталость. Он начал опасаться, что навсегда пропадет среди этих безжалостных гор, как и многие исполненные надежд смельчаки, что были здесь до него. И все же он достиг своей цели.
Одним солнечным утром, когда Джулиан взбирался по самой крутой из всех пройденных им тропинок, он заметил впереди еще одного путника, который был одет в необычную, длинную, развевающуюся на ветру алую тунику с темно-синим капюшоном. До этого Джулиан уже много дней странствовал в одиночестве, и он не ожидал встретить здесь еще кого-то. Поскольку ближайшие селения остались далеко позади, а место расположения Сиваны было ему по-прежнему неизвестно, Джулиан решил окликнуть путника. Однако тот не ответил ему ни словом, ни даже взглядом, а лишь ускорил шаг. И вдруг этот загадочный человек в алой накидке бросился бежать. Его алые одежды развевались, словно простыни на веревке в ветреный осенний день.