Начальник городского управления полковник Турдыев тут же поручил расследование преступления подполковнику Урманову, предложив взять в помощь любого работника по своему усмотрению.
— Слушаюсь, — сказал Урманов.
И тут, к неудовольствию Михаила, вмешался майор Копытов:
— Товарищ подполковник, — попросил он, — мне бы очень хотелось, чтобы вы использовали моего работника- лейтенанта Вязова.
«Хоть бочком, но примазаться к славе», — сердито подумал Михаил, понимая, что Копытов, конечно, надеется на скорое раскрытие преступления, коли за него взялось городское управление и заинтересовались работники министерства.
— Вязова? — переспросил Урманов и метнул на Михаила взгляд с прищуром. — Не возражаю.
Так Михаил попал в бригаду. Собственно, поработать вместе с Урмановым было приятно, Михаила только покоробила навязчивость майора.
Начались необходимые в таких случаях процедуры: осмотр трупа, обследование местности, в котором принял участие и Михаил как член бригады. Каждая деталь или найденная вещь обсуждались всеми собравшимися. Еще до вскрытия могилы вокруг нее были обнаружены следы женских туфель очень большого размера, и со следа был сделан слепок. Некоторые предполагали, что хитрый мужчина специально надел женские туфли, надеясь пустить поиск по ложному следу. В кармане убитой женщины были найдены документы. Они ходили по рукам.
Михаил вместе с подвижным и, как видно, веселым парнем в тюбетейке осматривал ближайшие к могиле кусты алчи. В траве валялись бумажки, консервные банки, оставленные приходившими сюда родственниками усопших. На глаза Михаилу попалась спичечная коробка, он ее перевернул и осмотрел больше потому, что коробка была вставлена в металлическую обойму, какие продаются в магазинах. На чистой стороне обоймы Михаил разглядел нацарапанную ножом надпись: В К.» Михаил принес коробку Урманову и попросил передать на экспертизу.
Покончив с осмотром местности, фотографированием, протоколом, Урманов приказал отправить труп в морг, по вскрытие без него не делать. Затем, пригласив с собой полного, с брюшком, капитана, участкового Трусова и Вязова, он отправился опрашивать сторожа, который, как выяснилось еще раньше, первый заметил могилу.
В маленьком глинобитном домике они застали старика и старуху. Старик, — сухонький, подслеповатый, с безгубым ртом и редкой седой бородкой, — казался раз и навсегда чем-то удивленным. Сидя за столом, он ел молочную тюрю из алюминиевой чашки. Рядом с ним сидела щуплая, с багровыми щеками и тусклым взглядом старуха и пила молоко из стакана. Передний угол комнаты занимала большая, почерневшая от времени икона, на на висел белый рушник, вышитый на концах.
Взглянув на старуху, Михаил вспомнил, что именно ее видел с Поклоновым, уж очень заметной была бородавка с дымчатыми волосиками. И было чему удивляться старуха верила в бога, если судить по иконе, заботливо убранной, и не гнушалась пивной. «Надо бы поинтересоваться ее образом жизни», — подумал Михаил.
В комнате стояли железная кровать, застеленная лоскутным одеялом, стол и два стула. Стекла окон давно не протирались, па них, как марля, осела пыль.
Старик ничего не добавил к тому, что было уже известно, скачал только, что вчера на том месте, где где появилась могила, он видел каких-то подростков. Примет он вспомнить не мог. Хозяйка подтвердила показания мужа и пошла из комнаты, бросив на работников милиции недружелюбный взгляд. Выходя из квартиры, Михаил увидел старуху у двери: она полоскала в ведре половую тряпку и на этот раз даже не подняла головы.
За воротами Трусов отозвал Михаила в сторону и шепнул, указывая глазами на дом:
— Я эту старуху видел у больницы, когда с Костей носил вам передачу. Ух и злющая. Сроду таких не встречал.
— Испугался? — улыбнулся Михаил.
— Нет, что вы… — смутился участковый, — Подозрительной она мне показалась.
— Если всех подозревать по свойству характера, то нам надо расширить штат во сто раз, — сказал Михаил и пошел к машине, у которой его ждал Урманов. А Трусов, хмурясь, вытащил из кармана коробку папирос, Зачем-то осмотрел ее и снова сунул в карман.
— Как ни странно, у нас есть документы. Поедем на квартиру, — сказал Михаилу Урманов, открывая дверку. — Но что-то здесь не чисто.
В машине уже сидели капитан и молодой парень в тюбетейке. У капитана слипались покрасневшие веки, он дремал и улыбался, наверное, во сне. Его полное, с нежным подбородком лицо было до крайности добродушным, и Михаил, взглянув на капитана, не мог не улыбнуться. Другой спутник был полной противоположностью капитану: на худой жилистой шее его, казалось, с трудом держится большая, со смолистой шевелюрой голова, нос — крючковатый, взгляд — задорный. Он поглядывал то на одну сторону улицы, то на другую и без стеснения толкал Михаила в бок.
— Я Садык, а ты Михаил? — спросил он и сильнее толкнул в бок.
— Он самый, — сказал Михаил, отвечая тем лее дружеским жестом.
Приехали. Небольшой двор с садом, одноэтажный дом. У забора три яблони, у дома два вишневых дерева, посредине двора кустов десять винограда. Из ворот на стук вышла хозяйка — пожилая женщина с дряблым лицом, прикрывшая плечи, несмотря на жару, пуховым платком. Увидев работников милиции, она запахнулась плотнее.
— А хозяин где? — спросил Урманов.
— На работе, — хриплым болезненным голосом ответила хозяйка, поеживаясь.
— У вас живет Соня Венкова?
— Снимает комнату. Только сейчас она в отлучке. Отпуск, значит, взяла, да ускакала к родителям в Куйбышевскую область.
— Давно?
— Два дня уже минуло.
— Ее комнату осмотреть можно?
— А чего ж? Глядите. Только уж не обессудьте, скажу: дурного она не сделает, чтоб за ней милиция смотрела.
— Мы вас долго не задержим, — пообещал Урманов п вошел во двор.
Комната, которую занимала Венкова, была обставлена прилично: кровать накрыта белым вязаным покрывалом, на подушке свежая накидка, на столе стояло зеркало, флакон духов, безделушки. В шифоньере висели драповое пальто и шерстяной костюм. Кругом чистота, порядок. Хозяйка, видимо, когда уезжала, прибралась. Капитан копался в ящике стола, поискал письма, но не нашел. В кармане костюма Садык обнаружил записку большой давности, уже потертую, хотя слова еще можно было разобрать. Кто-то приглашал в парк. В общем, ничего подозрительного найдено не было, хотя капитан весьма тщательно обследовал даже флакон духов и постранично перелистал с десяток книг, лежавших в ящике стола.
Михаил принимал посильное участие в осмотре квартиры — и с таким же успехом. Урманов начал допрос хозяйки. Женщина рассказывала просто, душевно:
— Девушка-то она воздержанная, ничего не скажешь. Гулять редко ходит, да и то с подругами, что вместе с ней работают. А больше домовничает: шьет и вяжет. Парней к себе ни в жисть не приводила, как другие. Скромна уж, скромна! Довольна я квартиранткой, не могу греха на себя взять — соврать. Я вот часто прибаливаю, так она за мной ходит, словно за матерью.
И когда Урманов сообщил, что работники милиции при странных обстоятельствах нашли документы девушки, хозяйка всплеснула руками и заплакала.
— Кто же ее обидел бедненькую?! Не иначе грабители. Она, сердешная, все подарки матери да сестренкам собирала…
Хозяйка рассказывала, а Михаил томился. По всему было видно: тут зацепиться не за что. Вскоре Урманов встал и приказал ехать в управление.
В обширном кабинете Урманова собрались восемь человек. Пока была одна версия — Венкова ограблена. Но эта версия опровергалась самим фактом тайного захоронения. Зачем грабителям надо было девушку тащить на кладбище и закапывать? На это необходимо время, и вся процедура была очень рискованная.
Но так как другая версия не намечалась, единодушно решили начать общие поиски: отправить на экспертизу документы Венковой, уточнить ее биографию, продолжать опрос знакомых и повезти их в морг для опознания убитой.
После совещания Урманов оставил Михаила в управлении. Михаил понимал, что в управлении ему пока нечего делать, просто подполковник решил считать молодого работника чем-то вроде практиканта, который болтается по кабинетам и которого терпят, как лишнюю, но необходимую обузу. Поэтому на опросе Михаил сидел молча, курил и мысленно посылал в адрес Копытова нелестные слова.
Первым пришел хозяин дома, в котором снимала комнату Венкова. Это был щуплый человек с розовыми щеками, чисто выбритый. На нем была стародавнего покроя блуза из дорогой материи, на ногах лаковые, немного уже потрескавшиеся туфли. Работал он закройщиком. Он нисколько не волновался, в прищуренных по привычке глазах, — словно прицеливался с какой стороны отрезать, — в самых уголках затаились насмешливые морщинки, и все время казалось, что он вот-вот заразительно рассмеется:
— Я с ними, с бабами, особых дел не имел, — заявил он решительно, когда узнал в чем дело. — Работаю много, сами понимаете. С кем шашни заводила квартирантка — аллах знает. Каждый на свой аршин меряет. Тем более, за квартиранткой никогда не следил, жена с ней дела вершила. Видел, понятно, девушка скромная, а больше мне ничего не надо. Другое дело, если бы она начала дома куролесить, тогда я бы принял крутые меры: марш со двора — и кончилось знакомство.
— Я с вами не совсем согласен, — возразил Урманов. — Девушка жила одна, без родителей. Кто-то должен за ней присмотреть, совет дать. И вы это обязаны были сделать как советский человек.
Какие советы?! — вдруг разъярился мужчина. — Чего вы мне мораль читаете? Плохого поведения не было, жалобы не поступали, девушка — как девушка. Зачем же зря тревожить человека?
Когда Урманов отпустил закройщика, в кабинет вошла Валя. Да, это была та самая Валя, которая не хотела с Михаилом разговаривать в больнице. Явилась она в белой блузке и коричневой юбке. И глаза она опускала так же, как в палате: стеснительно и настороженно.
Валя встречалась с Соней, — по соседству чего не бывает, — но ни в кино, ни в парк с ней не ходила. И ничего предосудительного за девушкой не замечала. Два раза видела ее с молодым человеком: парень так себе, в дешевом костюме, может быть, парень заводской. Не знакомились.
— Опишите его внешность, — попросил Урманов.
— Как бы сказать? Роста он среднего, вроде бы худощавый. Глаза и брови светлые, лицо белое. Нос? Очень курносый парень. Подбородок? Круглый. Губы, заметила, тонкие. Скуластый? Нет, не скуластый. На вид приятный хлопчик. Да, еще забыла: волосы у него курчавые.
Валя сидела на краешке стула, вспоминая, морщила переносицу, опускала глаза и поднимала их на подполковника стеснительно. Руки она держала на коленях. Михаил заметил, что изредка она исподтишка посматривала на него.
Потом в управление приходили знакомые Венковой по работе. Все они заявляли, что Соня девушка скромная, но скрытная. Ни с кем особенно не дружила, держалась замкнуто.
Все эти сведения нисколько не проливали света на мотивы преступления, и Михаил, отпросившись у подполковника, ушел. С собой он прихватил спичечную коробку, которая оказалась настолько загрязненной, что определить на ней оттиски чьих-либо пальцев было невозможно. Однако инициалы на спичечнице вызвали у Михаила довольно определенные подозрения, и подполковник поручил ему проверить свою версию.
СООБЩЕНИЕ ТРУСОВА
К концу дня Михаил возвратился в отделение в приподнятом настроении. Товарищи встречали его радостно, дотошно расспрашивали о здоровье, шутили. Особенно обрадовались его выздоровлению женщины из паспортного стола.
Михаил разговаривал с коммунистами, собирал членские взносы, узнал, что за время его болезни не проведено ни одной беседы, ни одной политинформации. Познакомился с новым заместителем начальника отделения по оперативной части капитаном Акрамовым, заменившим долго болевшего и ушедшего на пенсию Власова. Капитан понравился Михаилу: несколько медлительный, но внимательный, осторожный в выражениях, прямой, с умным взглядом удивительно блестящих черных глаз. «Этого человека трудно выбить из равновесия, но если он попрет, то как чертолом», — шутливо определил характер нового заместителя один из оперативников.
У кабинета Михаила ожидал участковый Трусов. Щеки его алели по-прежнему. Вся фигура участкового, — подтянутая и ладная, — производила очень приятное впечатление. Увидев Михаила, Трусов пошел ему навстречу, как утром. Выло понятно, что ему очень хотелось поговорить с лейтенантом, и Михаил пригласил младшего сержанта к себе.
Исключительная честность и прямота Трусова были известны Михаилу, и он ценил эти качества молодого работника, но вот с девичьей стеснительностью, какой-то ребячьей непосредственностью, которую Трусов проявлял на каждом шагу, Михаил никак не мог согласиться. Работа участкового трудная: он и оперативник и воспитатель, и стесняться нельзя, когда речь идет о пресечении преступления или поимке спекулянта. В понятии Михаила почему-то стеснительность и непосредственность никак не вязались с обликом милицейского работника. У него даже зародилась тревога: как шли у Трусова дела во время его отсутствия?
— Рассказывайте, — попросил он.
Трусов с удовольствием и подробно рассказал о своей работе на участке за то время, пока Михаил болел. Оказалось, что дела у него в полном порядке, он поймал воришку и предупредил ограбление квартиры. Его отметили в приказе. Михаил похвалил участкового и спросил, зная, что Поклонов живет на участке Трусова:
— А как чувствует себя Филипп Степанович?
— Так вы же сами были у него, — напомнил Трусов с недоумением.
Осведомленность участкового обрадовала Михаила, и он не удержался от вопроса:
— Вам уже известно?
— А как же! Тут, понимаете ли, Михаил Анисимович, вопросы у меня возникают… Поклонов иногда уходит из дома в милицейском костюме. Для чего, скажите? Ведь он в милиции не работает… А потом — к нему часто заглядывает Виктор, сын начальника. Этот паренек, мне кажется, за старое взялся. Вот и приходится быть осведомленным. Я с жинкой Поклонова подружился. Она тихая женщина, справедливая, а муж ее ни во что не ставит, издевается. Работает теперь она. и все равно жить им трудно. А он еще продолжает пить… Как они вас приняли? — спросил он вдруг.
— Не особенно хорошо, — признался Михаил. — Мы ведь с Поклоновым на ножах, в своем провале он ви пит меня.
— Как же так? — не понял Трусов. — Мне казалось, он одумался. Ефросинья Силантьевна рассказывала: муж собирался передачу вам отнести…
— Передачу?! — воскликнул Михаил.
— Получали?
— Получал, получал… — спохватившись, проговорил Михаил спокойно. — Но знаешь, Петр, вместе с яблоками была прислана записка с угрозой.
— Что вы говорите?! — Трусов вскочил. От возмущения он некоторое время не мог говорить и только покачивал головой. Потом воскликнул:- Экий подлец оказался! А если привести его сюда с женой и прижать?
— Едва ли прижмешь. Откровенно говоря, я не особенно уверен, что именно он угрожал. Ходжаев этим делом занимается. И надо нам как следует обдумать свои действия. Пока я посоветую вам не упускать его из виду, узнать с кем он связан, на какие средства пьет.
— Постараюсь, товарищ лейтенант! — приложил к козырьку руку Трусов.
ПРОПАЖА РЕБЕНКА
Младший сержант ушел озабоченный, а Михаил пошел по отделению. У перегородки, за которой сидел дежурный, Михаил увидел молодую женщину, вытиравшую глаза косынкой. И пот на лице, и грязные туфли говорили о том, что она долгое время провела в пути. Дежурный коротко рассказал историю этой женщины. Утром она пришла в отделение с просьбой поискать ее трехлетнего ребенка, которого она потеряла на рынке- замешкалась с покупками и сынишка убежал. А когда спохватилась и бросилась искать, было уже поздно, и ребенка она не нашла. Люди видели, что мальчика повела какая-то женщина, дала ему конфету, а куда они ушли, никто не приметил. Дежурный по отделению позвонил во все детские комнаты города, но нигде мальчика не оказалось. Он посоветовал женщине зайти к концу дня. Были случаи, когда женщины уводили безнадзорных ребят домой, кормили и даже мыли, а потом сообщали в милицию. До вечера никаких сведений о ребенке не поступило, и дежурный беспомощно разводил руками, виновато поглядывая на убитую горем мать.