Было совершенно очевидно, что он ничего не подозревает. Инглез принялся рассматривать негативы. Было очень странно стоять у стойки и пить с человеком, который ничего не ведает о том, что здесь только что произошло.
Инглез внезапно задержал внимание на каком-то снимке.
— Что тут у вас, Джо? — спросил он.
Джо наклонился к нему.
— Ах, этот снимок я сделал в первый вечер, когда мы прибыли сюда. Хороший снимок при лунном освещении. Я вышел из дома и сделал его из-за деревьев позади канатной дороги. Хорошо получился, не правда ли?
Инглез внимательно разглядывал негатив.
— Да... вполне прилично. А что он там делает? — Он ткнул пальцем в негатив.
Джо взял пленку и посмотрел.
— Не знаю. Вроде бы что-то измеряет. Это очень оживляет снимок. Только из-за этого я и сделал его. Хотел, чтоб на заднем плане кто-нибудь двигался...
— А он знает, что вы снимали?
— Конечно, нет, боже ты мой! Иначе все было бы испорчено! Тогда он бы не двигался так естественно.
Я взял у него из рук ролик. Большой палец он держал на негативе, на котором была изображена задняя стена «Кол да Варда» с высокой, покрытой снегом крышей, толстыми сосновыми сваями-подпорами и машинное отделение канатной дороги, над которым был выстроен отель. Лунный свет отражался в окне машинного отделение, и на этом фоне виднелся силуэт человека. Было нетрудно распознать невысокую ладную фигуру. Это был Вальдини. Он стоял, растопырив руки, словно измерял стену. Я даже мог различить в его руках складную рулетку. Затем он пошел вдоль здания. Потом я увидел край входной двери в дом, и Вальдини исчез.
— Недурно, не правда ли? — произнес Инглез. — Можешь посмотреть и все остальные. В этом ролике есть несколько отличных пейзажей. — Пока он разглядывал третий ролик, я послушно просмотрел первые два.
— Неплохие снимки. А ты уже все посмотрел? — спросил я у Инглеза, протягивая Джо ролики.
Инглез пристально взглянул на меня и тут же, обернувшись к Джо, начал с ним долгую техническую дискуссию о достоинствах определенного освещения и определенного угла при съемке. Я был предоставлен самому себе и дивился, почему снимок Вальдини, измеряющего стену, вызвал такой интерес.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Это был странный, полный драматизма обед. Мэйн сидел поодаль от нас, за другим концом стола. Хотя он обыскал наши комнаты, в том числе и комнату Джо, и убедился, что ни у кого из нас нет оружия, однако не хотел рисковать. Обед проходил в полном молчании. Мэйн нервничал, хотя пытался скрыть это. Мы были погружены в свои мысли, все, кроме Джо, который принялся рассказывать о своей съемке, но умолк, увидев, что Инглез не проявляет никакого интереса.
— Что за дьявольщина происходит со всеми вами? — вопросил он. — И почему Мэйн сидит отдельно, словно прокаженный?
— Перестаньте, Джо, — проговорил Инглез. — Мы рассорились, вот и все.
Вот оно что! Вальдини и графиня тоже?
— Да. Они обедают у себя наверху.
—Казалось, Джо удовлетворился этим объяснением и продолжал есть молча. Трудно было поверить, что он даже не подозревает, что произошло нечто ужасное. Все большее беспокойство овладевало Мэйном. Он не сводил с нас взгляда. По-видимому, он боялся нас, хотя мы и были безоружны. Он следил за нами холодными, бесстрастными глазами. Я вспомнил, как Штельбен застрелил тех людей внизу. Перед нами сидел еще один убийца.
Как только он заполучит золото, то, не задумываясь, перестреляет всех нас. Джо будет в безопасности, пока мы будем держать его в неведении относительно положения дел. Но Инглез и я — Мэйн наверняка уничтожит нас. Были ли какие-нибудь шансы на то, чтобы остаться в живых? Все это было похоже на обед с палачом в день казни. Я чувствовал себя неважно. Холодный пот проступил на лбу. Я оттолкнул от себя тарелку.
— Вы не голодны, Блэйр? — спросил Мэйн.
— А вы хотели бы есть на моем месте? — хмуро отозвался я.
— Пожалуй, нет, — усмехнулся он.
Джо посмотрел на меня через стол.
— Что с вами, Нейль? Уж не захворали ли?
— Нет, нет, все в порядке, — ответил, я, но мой ответ не убедил его, и он прошел к бару и налил мне бокал. — Пожалуй, всем не мешает выпить. Может быть, это хоть немного исправит ваше настроение.
Однако и выпивка не помогла. Коньяк казался холодным и неприятным. Во рту у меня было по-прежнему сухо.
Как только обед закончился, Джо поднялся с места.
— Боюсь, что мне придется покинуть это веселое общество.
Никто не проявил желания оставить его, и он отправился заниматься своими делами.
Мэйн встал и пошел наверх. Мы услышали, как повернулся ключ в дверях комнаты Вальдини, скрипнула дверь, захлопнулась, и ключ снова повернулся в дверях. Некоторое время спустя Мэйн вернулся и сказал:
— Что ж, пожалуй, можно начать. Пойдемте со мной, Инглез.
Керамикос и я остались одни.
— Неужели ничего нельзя предпринять? — сказал я.
Керамикос пожал плечами.
— Очень трудно, когда имеешь дело с вооруженным человеком, который станет стрелять не задумываясь. Можете взять стул и трахнуть его по башке, когда он войдет в дверь. Или швырнуть в него бутылкой виски, в надежде оглушить. Или встать на лыжи и попытаться добраться вниз. Лично я предпочитаю подождать. Мэйн не единственный, у кого есть оружие. Я предполагал подобный оборот событий и принял кое-какие меры... Мне приходилось бывать во многих сложных передрягах, и я знаю, что всегда нужно дождаться определенного момента. Подождем, посмотрим, что будет дальше.
Он был бледен, губы были твердо сжаты.
— Я бы предпочел рискнуть, чем ждать, что меня застрелят, как тех солдат, которых убил Штельбен, — сказал я.
Он снова пожал плечами. Его это не интересовало. Я выглянул в коридор. Мэйна не было видно. Я посмотрел на окно, выходящее в сторону канатной дороги. У Керамикоса был револьвер, но воспользуется ли он им, чтобы помочь нам? Я не верил ему. Внезапно я решился. Я подошел и открыл окно. Под ним на деревянной платформе лежал глубокий снег. За платформой начиналась засыпанная снегом санная трасса, скрывающаяся во мраке снегопада.
— Закройте за мной окно, — обернулся я к Керамикосу.
— Не делайте глупостей, Блэйр, — сказал он, когда я встал на подоконник. — Он обнаружит ваши следы. Это ни к чему не приведет.
Но я игнорировал его совет. Все лучше, чем сложа руки ожидать конца. Я выпрыгнул в окно. Мягко упав на колени, я уткнулся лицом в снег, поднял голову и стер с глаз. снег. Я стоял лицом к сбегающей вниз санной трассе. Увязая в снегу, я стал пробираться вперед и вскоре достиг того места трассы, где снег был сдут ветром начисто. Я поскользнулся и покатился, лежа на спине, вниз. Так я пролетел метров тридцать, пока не оказался в снежном сугробе. Когда я выбрался из него, то услышав чей-то окрик. Оглянувшись, я удивился тому, как недалеко ушел от дома. Раздался выстрел, и пуля с шипением вонзилась в снег рядом со мной. Снова послышался крик. Сквозь ветер, свистящий в деревьях, я не мог разобрать слов. Я повернулся и заскользил дальше вниз.
Больше не стреляли. Когда я вновь оглянулся, «Кол да Варда» была едва видна сквозь пелену снега. Я быстро двигался вперед, изредка пробираясь по пояс через снежные сугробы, а иногда, где трасса канатной дороги не была занесена снегом, скользя на спине.
Дом совершенно исчез из вида, но вдруг я увидел приближающегося ко мне лыжника. Он быстро спускался по склону.
Я бросился к деревьям. Снег подо мной пополз, я ухватился за ветку и спрятался за деревом. Мэйн сделал поворот «Христиания» и мгновение спустя оказался передо мной. Не более пяти метров разделяло нас. Слезы злости ожгли мои глаза. Мэйн сунул руку за пазуху штормовки и вытащил пистолет.
— Застрелить вас или предпочтете вернуться к вашим друзьям? — злобно спросил он.
Очевидно, ему было безразлично, застрелить меня сейчас или позже.
Выбора у меня не было.
— Ладно, вернусь, — буркнул я в ответ.
С горьким чувством поражения я стал карабкаться вверх по трассе, по которой только что спустился вниз. Один раз снег осыпался подо мной, я упал; мне стало все безразлично — будь что будет... Но Мэйн принялся тыкать мне в бок носками лыж и протянул лыжную палку, держа оружие наготове.
Пока я добрался до верха, я совсем изнемог. Мэйн велел мне идти к машинному отделению. Дверь была приперта снаружи, и я решил, что там заперты Инглез и Керамикос. Перед входом были навалены кирки, лопаты и тяжелый с длинной ручкой молоток, похожий на отбойный. Мэйн отпер дверь и, схватив меня за шиворот, толкнул внутрь. Я споткнулся о порожек, упал, ударился обо что-то головой и потерял сознание. Я пришел в себя и увидел, что сижу, прислонившись к стене. Меня трясло, как в лихорадке. Все плыло перед глазами, и первое мгновение я не мог понять, где нахожусь. Кровь стучала в висках, голова была тяжелой и болела. Я приложил руку ко лбу. Он был мокрый и липкий. Пальцы были покрыты грязью, кровью и талым снегом.
Затем я вспомнил все, что произошло. Я напряг зрение. Напротив меня, спиной к двери, стоял Мэйн. Под рубильником у окна Инглез и Керамикос долбили цементный пол киркой и молотком. В помещении стоял грохот, пыль столбом поднималась под потолок. Все поплыло у меня перед глазами, и я зажмурился.
Он стоял, облокотившись о рукоятку молотка, и вытирал пот со лба. Он поймал мой взгляд.
— Как тебе, получше? — спросил он, заметив, что я очнулся.
— Да. Все в порядке.
Но Дерек увидел, что меня бьет озноб, и обернулся к Мэйну.
— Почему вы не отведете его в комнату? Он промок насквозь. Еще получит воспаление легких.
— Это уж его забота, — был ответ Мэйна. Он не скрывал, что ему безразлично, схвачу я воспаление легких или нет. Но тогда и мне самому все было безразлично.
Дерек перевел взор на меня, затем снова взглянул на Мэйна.
— Я не часто ощущаю желание убить кого-нибудь, — произнес он, — но, клянусь богом, сейчас я готов на это!
— Не советую пытаться, — только и произнес Мэйн.
Инглез отвернулся и яростно ударил молотком по цементному полу. Гул от удара потряс стены. Большая железная печь была сдвинута в сторону, и там, где она прежде стояла, Дерек и Керамикос крушили цемент. Я оглядел помещение. Оно было серым и грязным. Пыль клубилась вокруг Инглеза и Керамикоса — густая, удушающая пыль. Я сидел у стены, у которой Штельбен застрелил солдат.
Я почувствовал себя лучше. Но мокрая одежда холодила тело, и я не мог унять дрожи. Я поднялся.
—Давайте я вам помогу.
Инглез обернулся.
— Хоть немного согреюсь, — объяснил я. i — Что ж, ладно, — отозвался он.
Мэйн не протестовал, и я перебрался через груду канатов, тросов и механизмов. В полу уже была выдолблена большая яма, и Керамикос лопатой ковырял землю. Сверху, под цементом, была замерзшая корка, но на глубине, сантиметров пятнадцати земля была мягкая. Я взялся за кирку.
— Не спеши, — шепнул Инглез. — Спешить некуда. Жаль, что тебе не удалось бежать. Смелая попытка, но довольно безнадежная.
Я кивнул.
— Глупость с моей стороны, — сказал я.
Мы работали молча. Керамикос и Инглез орудовали лопатами, а я разрыхлял для них землю киркой. Мэйн не давал нам передохнуть. Мы работали без перерыва, и яма углублялась с каждой минутой.
— Вскоре мы доберемся до золота, если оно здесь, — шепнул я Инглезу, когда наши головы соприкоснулись. Яма была уже с полметра глубиной. — Ведь он начнет стрелять, как только мы докопаемся до ящиков, не так ли?
—Сперва он заставит нас поднять их наверх. Если только, как ты говоришь, золото здесь. Как ты себя чувствуешь?
— Еще не отогрелся, — прошептал я в ответ. — Но пока двигаюсь, все в порядке.
— Смотри, не вздумай что-либо начать, пока я не скажу. — Он вплотную наклонился к Керамикосу и что-то зашептал ему. Грек кивнул, и его волосатые руки крепче ухватили лопату.
— Прекратить разговоры! — прикрикнул Мэйн. Голос дрожал от возбуждения.
— Начинает волноваться, — заметил Керамикос, поблескивая маленькими глазками за стеклами очков. — Скоро потеряет контроль над собой, будет как одержимый, завидев золото. Тогда, может быть, станет менее внимательным. Это будет наш шанс. Не спешите копать…
Я подумал — при нем ли его револьвер.
Прекратить разговоры! — Голос Мейна дрожал. — Работайте молча или я пристрелю одного из вас.
Мы умолкли. Но хотя мы не спешили, яма неизбежно углублялась. Было уже около четырех часов дня, в помещении стало темно, и Мэйн включил электрическое освещение. Зажглась лампа на том самом месте, где ее когда то разбил Хольц, Инглез взглянул на меня. Наверное, та же мысль мелькнула и у него. Если я сделаю вид, что почувствовал дурноту, смогу ли я приблизиться на достаточное расстояние, чтобы разбить ее киркой, подумал я.
— Не делай глупостей, Нейль, — прошептал Инглез.
Я взглянул на Мэйна. Глаза у него блестели. Мысли о золоте владели, им. Но он не забывал и о нас. Черное дуло пистолета смотрело мне прямо в живот, когда мы встретились взорами.
— Если вы сделаете хоть шаг к лампочке, Блэйр, я выпущу из вас кишки.
Мы продолжали копать. Поочередно один из нас спускался в яму.
Когда яма была уже около полутора метров глубиной, лопата Инглеза увязла в заплесневелом куске сукна. Керамикос вытащил его из земли,
— Это может заинтересовать вас, Мэйн, — сказал он. Кусок немецкой шинели,
— Копайте дальше!
В земле попадались ржавые штыки, винтовки с истлевшими прикладами и съеденными ржавчиной стволами, ремни, которые рассыпались, когда мы дотрагивались до них. И затем мы отрыли угол деревянного ящика.
Керамикос (в это время он находился в яме) взглянул на нас.
— Передайте наверх, — сказал Инглез.
Керамикос нагнулся и принялся руками очищать ящик от земли. Я посмотрел на Мэйна. Он был очень возбужден. Это видно было по его глазам, по напрягшемуся телу. Но он не двинулся с места.
Ящик был длиной около полуметра, сантиметров тридцать шириной и сантиметров пятнадцать в высоту. Дерево потемнело и подгнило, куски земли запеклись на нем. Керамикос обхватил ящик руками и передал Инглезу. Ящик был тяжелый. Инглез опустил его возле трупов и посмотрел на Мэйна.
—- Поднимите наверх остальные, — распорядился Мэйн.
— Может быть, вскроем? — предложил Инглез.
Мэйн задумался. Соблазн увидеть золото был велик.
— Ладно, — сказал он. — Взломайте его киркой. Посмотрим.
Инглез подтолкнул к нему ящик.
— Ломайте сами. — сказал он. — Это ваше золото. Мэйн рассмеялся.
— Я не дурак, Инглез. Вскройте его!
Инглез пожал плечами. Упершись ногой об ящик, он сунул острие кирки между досок. Верхняя доска легко оторвалась.
Ящик был доверху набит землей.
Мэйн издал вопль и отскочил назад. Пистолет дрожал у него в руке.
— Что это за фокусы? — завопил он. — Это земля! Что вы сделали с золотом, Инглез? Что вы с ним сделали?
Он потерял контроль над собой. Лицо исказилось от ярости.
— Что вы с ним сделали? — повторил он. — Скажите, что вы с ним сделали или я... или я... — Он словно обезумел. Я испугался, что он застрелит Инглеза.
— Не валяйте дурака, — сказал Инглез. Голос у него был резок, и в нем звучали властные нотки. — Эти ящики лежали нетронутыми в земле с того самого дня, как ваши друзья их здесь закопали. Возможно, они — Мюллер и Манн — знают, где спрятано золото. Но вы убили их.
— Почему вы предложили вскрыть ящик? — Мэйн овладел собой. — Почему? Вы знали, что золота там нет?
— Я подозревал, что ваши друзья обманули вас, — ответил Инглез.
— Не верю! Я освободил их из тюрьмы, и за это они рассказали мне все. Они вырыли эту яму по распоряжению Штельбена и сложили в нее ящики и трупы. После этого Штельбен заперся здесь и завесил окно, чтобы они не могли подсматривать. Потом, когда они получили возможность посмотреть внутрь, они увидели, что яма была закопана, зацементирована и печь поставлена на прежнее место. После этого Штельбен запер дверь, и больше они не могли попасть внутрь.