затихнут шаги на крыльце и возле столовой. И еще просто подождали, на всякий
случай.
- Ребята, - тихо сказал я, - лежите спокойно, а я пойду в разведку.
"Сосиски" и не догадывались, какую роковую ошибку они совершили, уложив
нас в столовой. Дело в том, что я за свои прегрешения часто попадал на кухню
и знал там все ходы и выходы. А столовые во всех лагерях похожи друг на
друга.
Я направился на кухню. В темноте грозно блестели котлы. Можно, конечно, устроить подкоп, но жалко времени. Тут должна быть маленькая дверца, ведущая
во двор. Ага, вот она! Но какой здоровенный замок! Я ощупал пробой. Он, кажется, не крепко держится. Я сильно дернул, и пробой немного поддался.
Я отправился за ребятами.
Толька быстро оценил обстановку. Он схватился обеими руками за пробой, одной ногой уперся в стенку и... дернул изо всех сил.
Хорошо, что мы успели подхватить Тольку, а то бы он грохнулся на пол с
замком и пробоем в руках.
Путь был открыт. Крадучись, мы обогнули столовую и доползли до мачты.
Флаг охранял один часовой. Он клевал носом и похрапывал. Толька зажал ему
рот, я срезал флаг и передал его Марику. Марик спрятал флаг под рубашку.
Часовому Толька приказал молчать, пригрозив кулаком, и мы припустили со
всех ног к спасительному забору. Пронзительный крик часового, который
оповещал "сосисок" о беде, придал нам новые силы.
Только когда перелезли через свой забор и очутились в своем лагере, мы
поняли, что все же сумели взять реванш за поражение.
И тут мы нос к носу столкнулись с Капитолиной Петровной и Аскольдом.
- Где вы бродите по ночам? - строго спросила старшая вожатая. И, не дав
нам оправдаться, решительно сказала: - Объявляю всем по выговору за то, что
ушли из лагеря в ночное, неположенное время.
Проглотив безо всякого удовольствия выговор, я сказал Марику:
- Покажи флаг.
- Какой флаг? - встрепенулась старшая вожатая.
- Пионерлагеря "Ракета", - невозмутимо объяснил Марик, подавая
Капитолине Петровне флаг.
Старшая вожатая восторженно оглядела флаг, а потом расцеловала каждого
из нас.
- Спасибо, ребята!
- Служим пионерлагерю "Лесная сказка"! - бодро грохнули мы и уставились
на Аскольда, ожидая от него поздравлений.
Но вожатый и не думал нас обнимать. Он хотел по-другому нас поздравить, но стеснялся, наверное, Капитолины Петровны.
Мы отправились спать.
Веселая дюжина превратилась в геройскую дюжину. Ведь благодаря нашей
дерзкой ночной вылазке игра с "сосисками" была сведена к ничьей.
Ребята ходили, задрав носы к небесам.
А мне почему-то все время вспоминался Генка, который смотрел на меня
виноватыми глазами, и я слышал его отчаянный крик: "Да ты что, с ума сошел -
привязывать?!" Бывает же - прицепится что-то и мешает полностью насладиться
победой.
Четвертая серия моих снов
- Гена, - спрашиваю я, - а почему ты мне снишься на велосипеде, ведь ты
сейчас обитаешь в лагере?
- Не знаю, - отвечает Генка, - мне тоже снится, что ты едешь на
велосипеде. И вы все, ребята, снитесь на велосипедах.
Мы сидим на обочине шоссе и беседуем. Поблескивая на солнце спицами, велосипеды лежат в кювете.
- Вообще, чепуха получается, - рассуждаю я. - Вместо того, чтобы
мчаться наперегонки с ветром, я похищаю флаг из лагеря, в котором живет мой
друг.
- Загадка природы, - объясняет Горох.
- Никакой загадки нет, - горячится Семка. - Просто все очень непонятно.
- И когда уже эти сны прекратятся? - говорю я.
- Скоро, - твердо обещает Семка. - Поехали, ребята.
Я долго смотрю вслед моим друзьям, пока они не исчезают за поворотом.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ РАСПАХИВАЮТСЯ НАСТЕЖЬ ДВЕРИ
Когда Аскольд шумно распахнул двери нашего домика, мы сразу поняли, что
он пришел прощаться.
Мы догадались об этом потому, что у Аскольда был счастливый вид, как
будто завтра у него начиналась новая прекрасная жизнь. А ведь он всего лишь
покидал нас.
- Бывайте здоровы, живите богато, - Аскольд торопливо жал нам руки
своей сильной, мужской, боксерской лапой.
Мы говорили "до свидания" и ни о чем не спрашивали вожатого. Один Юрка
Трофименко не удержался и выпалил:
- А вы куда, Аскольд Васильевич?
Вожатый поморщился и нехотя пробормотал:
- Да никуда. Я остаюсь в лагере. Но буду физруком, а вожатым у вас
больше не буду. Тяжело - сразу две должности. А потом скоро первенство
города по боксу. Мне готовиться надо.
- Понятно, - протянул Юрка.
Аскольд покосился на него, как будто хотел спросить, а что же тебе, парень, понятно, но ничего не сказал, а, отступив два шага к двери, помахал
нам рукой.
Мы высыпали вслед за бывшим вожатым во двор и глазели, как размашисто
он шел, как ловко перемахнул через бум, преградивший ему дорогу.
Я подумал, что обязательно приду посмотреть первенство города и, конечно, буду болеть за Аскольда. И тут мне почему-то показалось, что наш
бывший вожатый проиграет первенство. Ничего не поделаешь, но я уже не верил, что Аскольд - лучший боксер в нашем городе.
- Красота, - воскликнул Толька, - живем без вожатого.
Ребята ликовали. Мы полдня провели на речке и вволю там накупались, а
когда вернулись, никто не обругал за самовольство. Даже Капитолина Петровна.
Я, конечно, понимал, что мы заслуживаем всяческого почета и уважения за
похищение флага. Но всему есть предел. И поведение Капитолины Петровны меня
удивляло и настораживало. Она только улыбалась нам издалека и ничего не
говорила.
После полдника, когда мы собрались в домике, чтобы обсудить программу
вечернего времяпрепровождения, дверь отворилась и на пороге появился сияющий
мальчишка с чемоданчиком в руках. Его физиономия, старательно обрызганная
веснушками, словно тетрадь двоечника кляксами, излучала радость.
- Здравствуйте, ребята, - воскликнул мальчишка с веснушками, - я из
первого отряда к вам. Буду теперь в вашем отряде.
Он произнес это таким тоном, будто на веки вечные осчастливил нас своим
приходом.
- Какая кровать свободна? - добродушно поинтересовался мальчишка.
Я машинально показал на свободную кровать.
- Но мы в отряд не записываем. Это Капитолина Петровна делает...
Мальчишка, улыбаясь, промолвил:
- А Капитолина Петровна сказала, если вы не против, то и она не
возражает...
Не скрывая удивления, мы наблюдали за мальчишкой. Он засунул чемоданчик
под кровать, а потом уселся на ней и попрыгал, испытывая, крепка ли
панцирная сетка.
- Эй, ты, - обратился к мальчишке Васька Блохин, - а чего ты к нам
захотел?
- Как чего? - искренне удивился тот. - Вы - лучший отряд в лагере. А я
хочу быть в лучшем отряде.
Вот оно что! Мы гордо поглядели друг на дружку.
- Ладно уж, оставайся, - снисходительно разрешил Толька.
- Спасибо, - поблагодарил мальчишка.
Вскоре появился еще один новосел. Тоже с чемоданчиком. "Если вы не
против, то Капитолина Петровна не возражает..." Он устроился на другой
свободной койке. Потом третий, четвертый...
- Нет, ребята, если так пойдет, - вмешался Толька, - наберем мы в
лучший отряд всякой шантрапы.
- Что ты предлагаешь? - спросил я.
- А вот что. Мой батя работает начальником отдела кадров. Так у них на
работу не попадешь, пока не заполнишь анкету и автобиографию не расскажешь.
- Ага, - понял Юрка. - Будем спрашивать у всех автобиографию.
И тут двери нашего домика снова распахнулись, и на пороге замерла Галка
Новожилова. Но не потому, что струсила. Такая никогда не струсит. Она
остановилась, чтобы получше разглядеть наш домик и нас.
- Здравствуйте, примите в свой отряд, - потребовала Галка.
Я широко открыл глаза. Кто к нам просится в отряд? Сама Галка
Новожилова.
- У нас в отряде настоящие мужчины, а не всякие там бантики-фантики, -
громко сказал Толька.
- А кто такой настоящий мужчина? - пошла в атаку Галка.
- Настоящий мужчина - это такой человек, который никого не боится, -
четко и ясно объяснил Толька.
- Я никого не боюсь, - не осталась в долгу Галка.
- И вожатых?
- И вожатых!
- И мамы с папой?
- И мамы с папой!
- Ну, хватит вам пререкаться, - остановил спорящих Юрка. - Ты садись, Галя, и расскажи свою автобиографию.
Юрка взял в руку карандаш и приготовился записывать каждое Галкино
слово.
- Я, Галина Ивановна Новожилова, - начала Галка, - родилась в... ну, в
общем, чуть больше десяти лет назад. В семье милиционеров.
- О-о! - замычали ребята. А я еле сдерживал улыбку, потому что
прекрасно знал, что у Галки папа - электромонтер, а мама - воспитательница в
детском саду.
- Ми-ми-милиционеров? - заикаясь от волнения, переспросил Марик.
- Да, - как ни в чем не бывало кивнула Галка.
- У тебя папа - милиционер? - задал Толька наводящий вопрос.
- И папа, и мама, - не моргнув глазом, ответила Галка. И, поглядев на
меня, спросила: - Я могу продолжать свою автобиографию?
- Пожалуйста, - сказал я.
У ребят мгновенно пропала охота острить.
- Когда мне исполнилось семь лет, я пошла в первый класс, -
рассказывала Галка. - А в этом году окончила шестой. Вот и все.
- Маловато, - скривился Толька. - А чем ты себя проявила в школе?
- Проявила? - Галка задумалась и тут же совершила ошибку: - Я окончила
шестой класс на одни пятерки.
- А-а, - обрадованно завопил Толька, как будто ему попалась на крючок
рыбина, о которой он давно мечтал. - Ты нам не подходишь. Здесь, - он гордо
обвел рукой нас, - нет ни одного отличника.
Галка осознала свою ошибку и начала выкручиваться.
- У меня пятерки по предметам, а по поведению мне еле троечку
натянули...
Ребята заинтересовались.
- Однажды перед географией я залезла в шкаф и рычала весь урок, как
лев. А мы в это время проходили Африку, и учительница Марья Ивановна думала, что так и надо. Это раз, - Галка загнула палец.
Ребята одобрительно засмеялись.
- А потом ко мне домой явился пионерский патруль, - продолжала Галка, -
чтобы перевоспитывать меня. Тогда я науськала на патруль нашу овчарку Розу.
Ребята летели по лестнице кубарем, на ходу теряя галоши.
Дюжина захохотала, а я чуть не поперхнулся. Потому что это я напугал
пионерский патруль. Правда, не овчаркой, как сочинила Галка, а обыкновенной
комнатной собачонкой Розой. И вела патруль, чтобы перевоспитывать меня, сама
Галка. Сидит сейчас и, хитро на меня глядя, улыбается. Ладно, присваивайте
себе мои подвиги, мне не жалко. Я по пять таких подвигов могу совершить за
день.
- По-моему, - сказал я, - у человека замечательная автобиография.
- Прекрасная, - зашумели ребята.
- Мы тебя принимаем в наш отряд, - торжественно произнес я.
- Гордись оказанным доверием, - добавил Толька.
- Спасибо, мальчики, - расчувствовалась Галка.
- Погоди. - Юрка оторвался от бумаги, на которой он аккуратным почерком
записывал все, что говорила Галка. Он снял очки, покрутил ими, как бы
пытаясь поймать нужное слово. Но так ничего и не поймав, нацепил очки на нос
и решительно спросил:
- Разве твои папа и мама тебя не воспитывали?
- Им некогда было, - вздохнула Галка. - Папа ловил взрослых
преступников, а мама перевоспитывала малолетних.
- Понятно, - протянул Юрка, хотя по его очкам было видно, что ему
ничего не понятно.
И вправду, не очень-то верилось, чтобы в семье милиционеров могла
вырасти такая непослушная дочка. Что им стоило ее воспитать? Принесла, например, дневник с записью, что снова вертелась на уроке, мешала всему
классу, а родители ей раз - и пятнадцать суток. После этого сразу будешь
ниже травы и тише воды, не говоря уже о том, что никогда не забудешь
поставить запятые перед "что" и "который". Я решил прийти Галке на выручку.
- Ребята, - сказал я, - давайте день открытых дверей закроем до завтра
и побежим на речку.
Мое предложение прошло на ура. Юрка прикрепил к двери нашего домика
объявление: "Сегодня приема больше не будет". И разбухшая на пять человек
веселая дюжина побежала на речку.
По дороге Галка тихо спросила у меня:
- Ты не обиделся, когда я сочинила...
- Ни капельки, - перебил я Галку. - Ври, сколько тебе захочется.
- Я хотела повеселей ответить этому Тольке, - объяснила Галка. - Не
нравится он мне.
- Мне тоже, - сказал я. - Слушай, а зачем ты вообще к нам в отряд
перешла?
- Ты не понимаешь? - переспросила Галка и моргнула.
- Не понимаю, - пожал я плечами.
- Ну и дураки эти мальчишки, - воскликнула Галка и побежала к речке.
Мальчишки, может, и дураки, подумал я. Но что я не остолоп, так это
неоднократно проверено. Чего же Галка перешла к нам?
Но больше размышлять я был уже не в состоянии, потому что мы очутились
на берегу речки. А когда я вижу воду, то забываю обо всем на свете.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ ВСЕ ХОХОЧУТ, А Я ДУМАЮ
В ту первую ночь, когда мы остались без вожатого, все спали
замечательно, и никакие сны нам не снились.
И пробуждение наше было прекрасным. Мы все улыбались, предвкушая еще
один день свободы без вожатых.
Потягиваясь, мы не торопились вставать.
- Здравствуйте, дети! Как вы спали?
Мы вскочили на растерянно заскрипевших кроватях и уставились в угол, откуда к нам прилетел ласковый голос.
На табуретке расположилась Елена Владимировна, вожатая отряда малышей.
И хоть она сидела, было видно, что Елена Владимировна очень высокая. С таким
ростом только в баскетбол играть. И все у Елены Владимировны было длинное: и
руки, и ноги. Только коротенький нос, словно ненужная запятая, делал ее
очень симпатичной.
Вожатая сидела и хорошо нам улыбалась. Мы тоже стали ей улыбаться, недоумевая, как она очутилась здесь и что ей надо?
- С сегодняшнего дня я буду у вас вожатой, - спокойно сказала Елена
Владимировна. - Быстрее одевайтесь, и на зарядку! А я пойду будить своих
малышей.
Когда за новой вожатой затворилась дверь, ребята дружно засмеялись.
- Ну, пацаны, - ликовал Толька, - она будет делать все, что мы захотим.
- Она будет плясать под нашу дудку, - смеялся Марик.
Ребята хохотали, а я думал. Потому что вспомнил, как дня три назад
после обеда случайно забрел в домик к малышам.
Малыши укладывались спать. "Укладывались" - это я сказал не подумав.
Малыши попросту раскладывались.
Один, стриженный наголо, носился вокруг кровати, описывая правильные
окружности. Он ни на секунду не закрывал рта, из которого вырывался крик на
первую букву алфавита. Понятное дело, первоклассник, больше букв и не знает.
Другой, с черной челочкой на лбу, прыгал на своей кровати, как на
батуде. Он плюхался на спину, падал на живот, вскакивал на ноги, а потом
повторял всю комбинацию сначала.
А в углу двое малышей затеяли метание подушек. И если мы, большие
ребята, стремимся как можно посильнее ударить противника, то малыши делали
наоборот. Один бросал подушку так, чтобы второй ее не смог поймать. В общем, они тренировались, как вратари.
Я обалдело глядел на малышей, совершенно оглохнув от их крика и возни.
И в это время в домик вошла Елена Владимировна. Ее все сразу увидели, но
шума-гама не прекратили, а как будто повернули ручку громкости до предела.