Ситуация начала меняться с наступлением 1980-х гг., когда Генчич, отметившая к тому времени сорокалетие, обратила внимание на одну девочку, которая выглядела слишком маленькой для своих восьми лет. Она была этнической венгеркой из Нови-Сада, города на севере Сербии, 20 % населения которого составляли этнические венгры. Девочку звали Моника Селеш. «Она была такой маленькой, совсем крошечной, – вспоминала Елена Генчич, – но я разглядела что-то у нее в глазах. Я всматривалась в глаза каждого ребенка. Когда ко мне приводили мальчика или девочку и им хватало выдержки смотреть на меня дольше 10–15 секунд не отводя взгляд, я говорила: „У этого ребенка есть умение сосредоточиваться, мотивация и терпение – возможно, он будет старательно тренироваться“. Обычно, когда заговариваешь с шести– или семилетним ребенком, он быстро начинает смотреть по сторонам. Некоторое время я наблюдала за Моникой. Ее отец Карой пригласил меня к ним в Нови-Сад. В общей сложности я проработала с Моникой более трех лет и часто сопровождала ее в поездках».
Во многих источниках говорится, что Елена Генчич тренировала Монику. Но ее официальным тренером Генчич никогда не была. Она была капитаном команды юниоров Югославской федерации тенниса и сопровождала самых одаренных спортсменов в поездках. Больших достижений ждали не только от Моники Селеш. Еще один способный югославский теннисист, хорват Горан Иванишевич, был всего полутора годами старше Моники. Вместе с Селеш и Иванишевичем Генчич побывала на турнирах в Брюле, Германия (на родине Штеффи Граф), и в Блуа, Франция. Но единственными официальными тренерами Моники Селеш считались ее отец Карой и брат Золтан, проводившие вместе с ней на корте долгие часы. (Моника не считает своим тренером даже Ника Боллетьери, хотя признает, что он оказал ей неоценимую помощь.)
Смена рода деятельности Генчич, вероятно, к тому времени уже назрела: с трудом верится, что при таком складе характера она могла не стать тренером по теннису. Тем не менее именно в ходе наблюдения за Селеш ее спортивное и педагогическое «я» собралось в единое целое, что в конце концов и сделало ее официальным наставником молодых теннисистов. Однажды, находясь в отпуске по болезни, она сказала себе: «Елена, рано или поздно ты все равно уйдешь с телевидения. У нас нет тренера, а ты ведь в университете вела занятия по теннису, твое второе образование – психолог, так почему бы тебе самой не стать тренером? Любого можно научить форхендам, бекхендам и смэшам, но гораздо труднее объяснить, как выигрывать матчи и быть психологически устойчивым. Как распознать будущего чемпиона? Возможно, я и сама чему-нибудь научусь!»
Это было не просто обучение. Елена Генчич была одной из семи детей в семье (четыре девочки и три мальчика), но своих детей не имела. Работой с Селеш началась ее «большая семья», то бишь подготовка нескольких способных молодых игроков.
Селеш очень высоко отзывается о наставнице:
«Я отношусь к ней с большим уважением не только за ее достижения в теннисе, но и за все, что она сделала для женщин и девочек Сербии. Женщин не ставили в один ряд с мужчинами, у них не было таких же возможностей: моему отцу всегда приходилось сражаться за то, чтобы нам предоставляли удобное место для тренировок, я начинала играть на автостоянке, и это было одной из причин, по которым мы решили уехать, когда мне исполнилось 11 лет – зачастую мы просто не могли найти корт. Елена стала первопроходцем в женском теннисе. Ана Иванович и Елена Янкович, вероятно, даже не сознают, скольким обязаны ей. В последний раз я видела Елену Генчич, когда мне было 11 лет, но до сих пор очень тепло вспоминаю о ней. От нее исходило тепло, она всегда улыбалась. Эта добрая душа посвятила свою жизнь теннису в стране, где женщинам не было места в спорте».
Испытанием для «доброй души» стала работа с юным Иванишевичем, который уже тогда слыл неуправляемым ребенком. «Когда мы оставались с ним вдвоем, у меня не возникало никаких трудностей, – рассказывала Елена Генчич. – Мы с Гораном и Моникой всюду ездили вместе, и все спрашивали меня, как я справляюсь с Иванишевичем. А я отвечала: „Он замечательный!“ Я никогда не говорила ему обидных слов, всегда была настроена позитивно. Неприятности с ним возникали у всех, кроме меня. И Моника помогала мне справиться с Гораном – они очень сдружились. Я относилась к ним как к родным детям».
В общих чертах все так и было, но ошибается тот, кто думает, что все шло как по маслу. На европейский чемпионат в Гейдельберге, в котором участвовали спортсмены младше 14 лет, Генчич привезла обоих своих подопечных. 12-летняя Селеш выиграла, чего от нее и ждали (всего четыре года отделяли ее от победы на Открытом чемпионате Франции), а Иванишевича дисквалифицировали в полуфинале за неподобающее поведение и по меньшей мере одну сломанную ракетку. «У него разыгрались нервы, – признавала Генчич, – это было отталкивающее зрелище».
Однажды Генчич, Селеш и Иванишевича поселили в одном гостиничном номере – на престижном турнире «Оранж Боул». Явно провоцирующая ситуация для неуправляемого ребенка. Как-то днем, когда Генчич и Селеш прилегли вздремнуть, Иванишевич оторвал голову у куклы, которая принадлежала Селеш. «Елена наказала меня, – вспоминает Иванишевич. – Сказала: „Больше не смей так делать“, и мне пришлось бегать несколько кругов только потому, что я оторвал кукле голову». На вопрос, зачем ему понадобилось калечить куклу, Иванишевич отвечает: «Кукла была противная и действовала мне на нервы. В 12 лет творишь всякие глупости». Селеш не припоминает подобного случая.
В 1992 г. президент государственного туристического агентства Genex предложил Генчич стать директором теннисного лагеря, который предполагалось организовать в туристическом комплексе агентства в Копаонике. Копаоник – центр горнолыжного спорта и пешего туризма в горах на границе Сербии и Косово. В зимние месяцы курорт пользовался популярностью, но летом, несмотря на живописность ландшафта, туда мало кто приезжал. Поэтому организация летней теннисной школы и обустройство пяти хард-кортов напротив небольшого торгового центра казались удачной идеей.
Генчич заинтересовалась этим предложением, однако посчитала проблематичным срок работы летнего лагеря – девять недель. Она еще не брала отпуск, но даже если бы ей дали сразу все полагающиеся дни, то девяти недель все равно бы не набралось. Руководство югославского телевидения пошло Елене навстречу – решило дать ей три дополнительные недели отпуска, – и Генчич согласилась. Вопрос об оплате не возникал – Генчич ничего не требовала, а лагерь был государственным. Ей было предоставлено необходимое теннисное оборудование и выделено по одному тренеру на корт. У Генчич появилась возможность разработать свою программу тренировок, объяснять тренерам их задачи, осуществлять за ними строгий надзор и следить за всеми кортами на правах руководителя. Поскольку ее имя кое-что значило для родителей юных спортсменов, лагерь быстро сделался популярным.
В первое же утро, примерно через час после начала работы, Генчич обратила внимание на мальчика, который не входил в группу теннисистов, но стоял, прижавшись к ограде одного из кортов, и пристально наблюдал за происходящим. Поначалу ей было не до него, но мальчик не уходил, и она, разговаривая с одним из тренеров, заметила, что у них появился увлеченный зритель. Потом руководительница лагеря перешла на другой корт. Мальчик следовал за ней – он явно хотел видеть то же, за чем наблюдала она. Он оставался на своем посту до конца тренировки.
Когда в лагере был объявлен обеденный перерыв, Генчич подошла к мальчику.
– Привет! я видела, ты смотрел на нас. Ты знаешь, что это за спорт?
– Да, это теннис, – ответил мальчик. – Месяц назад в Белграде я пробовал играть.
– Сколько тебе лет?
– Пять.
– А ты хотел бы играть с нами? – спросила Генчич.
– Я как раз ждал, когда вы меня позовете.
Дерзость мальчишки стала для Генчич неожиданностью.
– Ладно, – сказала она, – можешь позаниматься с нами сегодня днем. Как тебя зовут?
– Новак. Новак Джокович.
– Долго ты здесь пробудешь?
– Все лето.
– Ты что же, живешь здесь?
– Мама с папой здесь работают, у них пиццерия напротив кортов.
– Сможешь прийти в два? Сейчас у нас двухчасовой обеденный перерыв, а в два мы продолжим занятия. Ракетка у тебя есть?
– Есть.
– А обувь и все остальное?
– Тоже есть.
– Хорошо, тогда до встречи в два.
Прежде чем уйти обедать, Генчич подозвала тренеров:
– Пожалуйста, понаблюдайте за этим мальчиком. Особенно за его глазами. Он пришел сюда один, без родителей или еще кого-то – любопытно!
В Копаонике Генчич жила неподалеку от кортов, в многоэтажном доме, и видела корты из своего окна. В половине второго посмотрела вниз: мальчик уже ждал ее с сумкой. Так что Генчич вернулась на корты раньше, чем требовалось.
– К сожалению, – соврала она, – я забыла, как тебя зовут.
– Меня зовут Новак, – ответил мальчик. – Не забывайте больше.
– Извини, сынок, больше никогда не забуду.
Переведя взгляд на его сумку, Генчич продолжала:
– Итак, давай поговорим о теннисе. Что у тебя в сумке?
– Все, что мне нужно, – и он показал ей одну ракетку, одну бутылку воды, два напульсника, полотенце, банан и три чистых майки.
– Как ты узнал, что тебе понадобится?
– Видел по телевизору.
– И кого же ты видел?
– Сампраса, Агасси, Эдберга.
Шла вторая неделя «Уимблдона», и по телевидению часто показывали теннис.
– Кто собрал тебе сумку? – продолжала расспросы Генчич. – Мама?
Мальчик сердито нахмурился.
– Я сам! Ведь это я буду играть здесь в теннис, а не мама.
– Ох, Новак, опять я ошиблась! Ты уж извини меня, пожалуйста.
Только в декабре 2012 г., спустя более чем 20 лет, Джокович признался Еце, что в тот раз он соврал и что сумку ему действительно собрала мама. Впрочем, насмотревшись тенниса по телевизору, это же он объяснил матери, что именно должно лежать в сумке. Но дело, конечно, было не в том, кто и что положил в спортивную сумку. Мальчик показал, что у него есть характер, и Генчич это поняла. «Пять лет, а уже такой самолюбивый! – вспоминала она. – Он считал, что я обязана помнить его имя – а я и не забывала, я испытывала его, как делала всегда, а его умение смотреть прямо в глаза во время разговора сразу навело меня на мысль, что это незаурядный мальчик».
Генчич утверждала, что в первый же день увидела достаточно, чтобы понять: перед ней потенциальный чемпион мира. К тому времени Моника Селеш уже была первой ракеткой мира в женском разряде, а теперь появился мальчик, который, как казалось Генчич, мог добиться тех же результатов в мужском.
«Я проверяла его так же, как всех моих новичков, и выяснила, что он может все. Поначалу я показывала ему, как выполнять удары, но вскоре поняла, что у него превосходная моторика, умение полностью сосредоточиваться, способность внимательно слушать и наблюдать. Я созвала других тренеров и сказала им: „Понаблюдайте за этим мальчиком“. Через несколько минут я предложила ему поиграть – он был так счастлив! С тремя или четырьмя тренерами я работала больше 20 лет, и я обратилась к одному из них: „Не хотела я этого говорить: вот увидите, в этой группе Новак надолго не задержится, ему место среди старших“. Я не сказала, что он очень хорош в игре. Ему самому предстояло доказать это. Я старалась не давить на него – чтобы стать лучшим, ему нужна была психологическая устойчивость».
Как-то в конце дня Генчич попросила мальчика познакомить ее с его родителями. Долго идти не пришлось – пиццерия и вправду находилась через дорогу. В итоге состоялся разговор – быть может, он и был первым шагом к звездной карьере Джоковича. Генчич рассказывала:
«Он стоял за матерью, прижимаясь головой к ее боку. Я объясняла его родителям, что именно увидела в Новаке: „У вас золотой ребенок. За восемь лет, с тех пор, как я перестала работать с Моникой Селеш, мне ни разу не попадался такой талант, как ваш сын. К семнадцати годам он войдет в первую пятерку мира“. Они потрясенно переглянулись и уставились на меня. Кто я такая, они не знали, слышали только, что я тренер из лагеря. Внезапно стало ясно, насколько прочная эмоциональная связь существует между Новаком и мной. Когда он услышал про первую пятерку, то медленно, шаг за шагом, приблизился и прильнул к моей спине. И я поняла, что мы настроены на одну и ту же волну».
Такие воспоминания сохранились у Генчич о событиях давнего июньского дня 1992 г. Верны ли они? Да они похожи на сказку! Неужели ничуть не приукрашены? Вполне возможно, что да, ведь Генчич – профессиональный телережиссер, знающий, как вдохнуть жизнь в выдумку, как ее расцветить и сделать правдоподобной. Так что, скорее всего, она чуточку отлакировала действительность. Однако сам Джокович подтверждал правдивость ее рассказа во многих интервью, как и другие очевидцы тех событий.
Главная особенность Генчич заключалась в том, что ее интересовало развитие спортсмена-теннисиста прежде всего как личности. К деньгам она была равнодушна: получая бесчисленные предложения руководить частными теннисными школами, она неизменно отказывалась. Она придерживалась левоцентристских политических взглядов, ее ничуть не смущало существование в условиях броз-титовско-милошевичской экономики, и если ей предлагали тренировать кого-то за деньги, то всем, богатым и бедным, Генчич объясняла: «Я сама была теннисисткой, поэтому моей целью было не получить то-то и то-то, а исключительно помогать». Она с уважением относилась к тем, кого тренировала: «Я никогда не считала себя лучшей, я просто стараюсь совершенствоваться сама и помогать детям стать лучше. Сделать ребенка лучше всех – моя цель номер один». Пока я брал у Генчич интервью для этой книги, она имела массу возможностей представить себя куда большей провидицей, чем была на самом деле, подсластить или возвысить свой образ. Но она этого не делала. Так что даже если в ее рассказе после обкатки на многочисленных слушателях что-то и стало выглядеть преувеличенным, то суть его осталась правдивой.
Однако предсказанное Еленой Генчич развитие событий показалось слишком странным и стремительным ни о чем подобном не помышлявшей чете Джоковичей. Поэтому можно простить им то, что они с некоторым недоверием отнеслись к незнакомой пятидесятилетней женщине-тренеру, которая как с неба свалилась к ним в ресторан в сопровождении их первенца и сообщила, что к 17 годам он будет чемпионом мира. Ничуть не смущаясь их реакцией, Генчич продолжала расписывать невероятные перспективы маленького Новака. Якобы она даже заявила его родителям: «Этот мальчик мой, я должна сделать его лучшим в мире», что прозвучало почти как угроза. По ее словам, вскоре после этого она пришла к выводу, что должна бросить все дела, кроме работы на телевидении – необходимой, чтобы иметь средства на жизнь, – и позаботиться о достойном начале спортивной карьеры Джоковича.
Поначалу Джоковичи молчали. Потом, после завершения разговора, попытались выяснить, кто эта странная женщина, действительно ли она не в своем уме или это только кажется. Все, кто знал Елену Генчич, рассказывали Джоковичам, что именно она нашла Монику Селеш и работала с ней, – в то время это были лучшие рекомендации, какие только могла получить Генчич. И Джоковичи разрешили ей тренировать сына.
Но уже на следующий день она заставила их спуститься с небес на землю. Сказала: «Если вы хотите, чтобы я работала с Новаком, у меня есть только одно условие: я сделаю все возможное в том, что касается тенниса, но деньги, которые потребуются для этого, – это ваша проблема, а не моя». Опытный тренер знала, что в ближайшие пару лет им предстоят значительные расходы на экипировку, на участие в турнирах, на поездки и т. п. Поначалу все доставалось бесплатно, Генчич не требовала никаких гонораров; пользуясь своим положением президента белградского теннисного клуба «Партизан», одного из двух государственных теннисных клубов страны, Генчич снабжала Новака ракетками, мячами и всем необходимым. Но для того, чтобы добиться успеха в условиях жесткой конкуренции, Новаку вскоре должны были потребоваться деньги.