Дрожащая, голая, в полусумраке залитой лунным светом комнаты, я кончиками пальцев исследовала дверь. Я даже нащупала большие дверные петли, с их похожими на заклепки осями, с моей сторону двери. Нижние, торчащие из втулок петель, края осей оказались расклёпаны, так, чтобы их нельзя было выбить вверх. Я упав на колени перед дверью, подняла голову и прижала ладони в тяжёлому, прочному дереву.
- Я - Татрикс, - простонала я.
Встав, я подошла к краю моей огромной кровати. В зеркале, висевшим на стене позади туалетного столика, я видела испуганную девушку. Бесспорно, она была обычной женщиной, со всеми вытекающими из этого для неё последствиями и угрозами, приготовленными для неё этим миром.
- Я - Татрикс, - прошептала я своему отражению, и упала на шёлковую перину, на живот, в ногах кровати.
Я предположила, что девушек приковывают цепью именно на этом месте, как собаку в ногах мужчины, или, возможно, даже оставляют их на твердом холодном полу, под рабским кольцом. Если бы меня приковали цепью, подумалось мне, я быстро бы научилась быть приятной своему Господину.
Что же это за мир, спрашивала я себя, в котором я очутилась. На этой планете мужчины никогда не сдавали своей независимости, здесь они не преклонились перед ножом духовной кастрации.
После Земли, я не могла поверить, что существуют такие властные настоящие мужчины как здесь, живущие по законам природы.
Куда исчезли такие мужчины с Землю, спрашивала я себя. Они должны там остаться, возможно, немногие, но где-нибудь должны. Тысячи, а возможно миллионы женщин на Земле, думала я, в тайне должны тосковать по подобным мужчинам. Как, без преклонения перед таким мужчинам может быть исполнена их собственная женственность, как может быть решено уравнение сексуальности, если из него пропала одна переменная? Как?
Я хотела всего лишь пройтись по дворцу. Мужчины мне этого не разрешили. Я была сердита! Но, также, я чувствовала в себе и другие эмоции, более глубинные, незнакомые и беспокоящие, эмоции, что не поддаваясь моему контролю, закипали во мне. Эти эмоции напугали меня, и освободили меня. Я оказалась не в состоянии сделать то, что я пожелала. Этого мне не позволили мужчины. Мое желание отвергли. Я была вынуждена подчиниться воле мужчин, а вовсе не моим собственным хотениям. Я должна повиноваться.
- Я - Татрикс! - сердито сказал я темноте. Но я уже не верила, что та, кто таилась в глубинах моего сердца, на самом деле могла бы быть Татрикс.
- Кто я? – в тиши гореанской ночи снова позвучал мой вопрос.
Я поднялась и села на кровати, подогнув под себя одну ногу, а другую согнув, и подтянув к груди, опёрлась подбородком в коленку. Я смотрела на девушку в зеркале, сидевшую в такой же позе что и я.
- Кто Ты? – спросила я. - Действительно ли Ты - Татрикс?
Она не отвечала.
- Ты не похожа на Татрикс, - заметила я ей.
Как и прежде она мне не ответила. Я вытянулась на животе, на том же месте в ногах кровати. Перед моими глазами стояла девушка в зеркале. Я не заметила, чтобы она сильно отличалась, от тех девушек, которых видела на улице, или тех, что были прикованы цепью к цементным полкам. Я полагала, что мужчина не стал бы долго думать об этом, если например, увидел бы её на невольничьем рынке.
Я была зла на Лигуриуса. Мне сказали, что он проводит время со своими «женщинами»! Я задалась вопросом, на что это может быть похоже, быть одной из его «женщин». Я знала, что Сьюзан как раз и была одной из его женщин. Она ходила полуголой, с клеймом на бедре и ошейником на горле. Она падала на колени перед ним, опуская голову до пола. Она оказывала ему предельно возможное почтение и уважение. Интересовал меня и другой вопрос, чем же может быть женщина для такого мужчины как Лигуриус. «Допустим, что я не понравилась ему», - сказала я сама себе. Стал бы он наказывать меня? «Да», - сама же себе ответила я, «он меня бы просто выпорол».
- Кто я? – наверное, в сотый раз за эту ночь спросила я себя.
- Я - Татрикс, - ответила я себе, но как же неуверенно прозвучали эти слова.
Я заметила, что очертания предметов вокруг меня приобрели чёткость. Приближался восход Тар-ту-Гор, как здесь называют Солнце. Наконец я провалилась в забытьё, на том самом месте, где и легла, в ногах кровати, у края, над рабским кольцом и цепью.
5. Майлс из Аргентума и Дразус Рэнциус назначают мне цену как рабыне. Я получила больше свободы.
- Высокомерный плут, в данный момент, направляющийся к нам, -подсказывал Лигуриус, шепча мне в ухо, - это Майлс из Аргентума, посол их Убара, и генерал их армии.
В тот самый момент, довольно молодой мужчина, приближался к трону по длинному коридору.
- Разве Вы не приняли наши объяснения? - спросил его Лигуриус.
- Будь на то моя воля, - дерзко ответил посол Аргентума, - Я пришёл бы к стенам Корцируса не с нотами протеста, а с осадными машинами и армией.
- Язык твой – враг твой. Поберегитесь болтать лишнее, - предостерёг его Лигуриус, - хочу напомнить, что сейчас Вы не в одной из таверн Аргентума разглагольствуете, а в Корцирусе перед троном его Татрикс.
- Извините меня, благородный Лигуриус, - усмехнулся в ответ Майлс. -Я действительно забылся. Это простительная ошибка. В тавернах нашего города, мы жители Аргентума действительно привыкли свободно разговаривать перед такими женщинами, как Ваша Татрикс. Они ведь всего лишь пага-рабыни.
Вокруг меня раздались гневные крики.
- В действительности, - продолжил он, - в таких тавернах у меня бывало немало женщин, намного лучше Вашей Татрикс. И они превосходно меня ублажали в альковах удовольствий, закованные в цепи и голые.
Несколько клинков вокруг меня стремительно и угрожающе вылетели из их ножен. Майлс не пошевелился, и даже не вздрогнул. Он стоял перед троном буквально в паре шагов от меня. Это был крупный мужчина увенчанный копной чёрных волос. Его пронзительные серые глаза, казалось, раздевали и оценивали меня. В этот момент я пожалела, что я не была скрыта под вуалью. Уж этот-то никогда не забудет, как я выгляжу.
- Ваши свитки мы прочли, - заявил Лигуриус. - Я, Татрикс, и члены совета высших каст, тщательно исследовали их, с гораздо большим вниманием, чем они того заслуживали. Ваши доказательства сфабрикованы, Ваши аргументы не выдерживают критики, Ваши требования смешны.
- Именно такой реакции на их содержание, я и ожидал, - пожал плечами Майлс. - Сам я не стал бы передавать их. Я предпочёл бы послать Вам вызов Аргентума и копьё войны.
Сама я изучила свитки весьма поверхностно. Выдержки из них мне зачитал Лигуриус, причём со своими едкими комментариями. Я не сомневалась, что его анализ содержания тех свитков, был достаточно взвешенным. Всё же первый министр был очень умным мужчиной, к тому же знакомым не понаслышке, с географическими и политическими аспектами возникшего конфликта интересов. Проблема, прежде всего, состояла в том, что наши серебряные рудники, к величайшему нашему сожалению, находились слишком близко к шахтам Аргентума. Для защиты шахт требовались приличные силы, которых нам всегда не хватало. Говорят, эти рудники были почти столь же богаты как месторождения близ города Тарна, расположенной далеко на северо-востоке от Корцируса. Мы предлагали Аргентуму переуступить им эти рудники. К сожалению, моё образование, столь разностороннее во многих аспектах гореанской действительности, по крайней мере, в одном очевидно важном предмете было неполным. Меня не научили читать по-гореански. Я была просто неграмотной.
- Большая удача для Корцируса, и для мира, - заметил Лигуриус, - это, то, что мы в действительности имеем дело, не с Майлсом, генералом армии Аргентума, а с Клавдием, его Убаром. Я уверен, он гораздо менее импульсивен и более рационален. Полагаю, мы можем ожидать, что Ваш Убар взвесит все за и против и признает, хотя и неохотно, правоту нашей позиции.
- Я вижу, Корцирус не боится Аргентума, - покачал головой Майлс из Аргентума.
- Всё же, - улыбнулся Лигуриус, - кажется, что пришедшие с Вами мужчины, принесли к подножию нашего трона ящики, окованные железными полосами, и украшенные затейливой резьбой сундуки.
- Это верно, - кивнул Майлс, оглядываясь на ящики и сундуки, составленные на полу позади него.
- Ну что же, если подарки окажутся подходящими, - заметил Лигуриус, - то наша Татрикс, после переуступки шахт, вполне может сменить гнев на милость, и будет несколько менее резкой со злодеями Аргентума.
- Я уверен, что Клавдий, мой Убар, был бы рад доставить всё это сюда лично, - улыбнулся Майлс из Аргентума.
Лигуриус склонил голову, благосклонно принимая эти слова. Вокруг трона послышались довольные смешки. Послышался шелест возвращаемых в ножны мечей.
- Я смотрю, - пренебрежительно бросил Лигуриус, - что Вы не привели с собой, для личного подарка Татрикс, ни одного закованного в цепи шёлкового раба.
- Зачем? Всем хорошо известно, - усмехнулся Майлс, - что Татрикс Корцируса не интересуется мужчинами. Её занимают только золото и власть.
- Следи за своим языком, - возмутился Лигуриус.
Честно говоря, я не поняла, замечания Майлса из Аргентума. Конечно, я не интересовалась мужчинами, по крайней мере, будучи землянкой, я уверила себя в этом, но, с другой стороны, я не считала себя, такой уж непомерно жадной. Я не утверждаю, что не хотела бы разбогатеть, но это было для меня далеко не на первом месте. Возможно, дело было в том, что истинный и предполагаемый характер общественного деятеля, это далеко не одно и то же. Такое часто бывает, когда переплетаются известность и слухи. То, что мне, очевидно, предполагалось подарить шёлковых рабов, на мгновение меня просто ошеломило, но потом я поняла, что, как правительнице, мне было вполне прилично предоставить и такие подарки.
Думаю, ничего удивительного в этом не было, насколько мне известно, типичные подарки для правителя мужского пола, непременно включали бы красивых рабынь, дополнительное украшение для его садов удовольствий.
- В таком случае Вы можете открыть ящики и сундуки, - сказал Лигуриус, с интересом глядя на них.
- Как получилось, - вдруг спросил Майлс, - что Татрикс Корцируса ходит, не пряча лица под вуалями?
- Таков наш обычай, - отмахнулся Лигуриус.
- Со слов наших прежних курьеров и послов, - заметил Майлс, - можно сделать вывод, что этот обычай – совсем свежий.
- У каждого обычая есть своё начало, - ответил Лигуриус.
Мне было интересно услышать это. Я и не знала, что этот обычай появился совсем недавно. Конечно, для введения такого обычая было много причин. И первой среди них, несомненно, была та, что теперь её подданные могли смотреть на неё, когда с почтением, а когда и со страхом.
- Я бы предположил, что теперь, скорее, Вам стоит опасаться того, что её подданные будут смотреть на неё не со страхом и почтением, а интересом, - улыбаясь, сказал Майлс.
- С каким интересом? - нахмурился Лигуриус.
- Да, - ответил Майлс, - возможно, размышляя, как она будет выглядеть в ошейнике.
- Я думаю, что пришло время, - постарался сменить тему Лигуриус, -чтобы Вы выполнили поручение Вашего Убара. Давайте посмотрим, что за подарки он предлагает Корцирусу, ради нашего милосердия и расположения.
- Не сочтите за оскорбление, Леди, - сказал Майлс, посмотрев на меня, - но позвольте выразить Вам огромную благодарность, за возможность рассмотреть Вас. И хотя у меня было немало женщин, намного красивее и лучше Вас, например, в альковах таверн, я не могу не признать и Вашей красоты. Ваша внешность весьма примечательна. В действительности, я не сомневаюсь, что в пределах среднего диапазона цен, Вы считались бы довольно удачной покупкой.
Я сжала подлокотники трона руками, так что мои пальцы побелели. Высокомерное животное! Как же я ненавидела его! И одновременно, я заинтересовалась, действительно ли нашлись бы мужчины, которые могли бы считать меня удачной покупкой.
- Открывайте уже сундуки и ящики, - велел Лигуриус, угрожающим тоном.
- Конечно же, Корцирусу не требуются ещё большие богатства, - заявил Майлс и, обведя взглядом тронный зал, продолжил. - Посмотрите на щедрость отделки этого зала, на богатство регалий собравшихся здесь мужчин.
- Хватит болтать попусту, давайте посмотрим на то, что прислал нам Клавдий, - потеряв всякое терпение, перебил его Лигуриус.
- Я вижу в этом зале дорогие ткани, - продолжил посол Аргентума, указывая на со вкусом одетых чиновников сгрудившихся вокруг нас. - Я вижу, что в Корцирусе много золота, - указал он на золотые монеты, словно случайно, небрежно рассыпанных на ступенях, ведущих к трону.
- Я вижу, также, - не останавливался Майлс, восхваляя окружающие богатства, - что в Корцирусе немало красивых рабынь.
Его глаза остановились на Сьюзан, стоящей на коленях, прикованной цепью за шею слева от моего трона. Конечно, он не в первый раз смотрел на неё. В действительности, я не раз ловила его быстрые взгляды, бросаемые именно на эту рабыню. У меня не было сомнений, что он заинтересовался ею. Но если вначале посол бросал на девушку лишь мимолётные взгляды, вроде бы мимоходом отмечая её, как незначительный элемент интерьера, то сейчас он рассматривал рабыню внимательно, вдумчиво, скрупулёзно отмечая все её особенности и недостатки, как изучают товар на рынке перед тем как начать торговаться с продавцом. Бедная Сьюзан отпрянула, отчего её цепь жалобно звякнула, и постаралась стать как можно неприметнее. Рабыня дрожала как лист на ветру, не смея встречаться с его глазами. Она сжала бедра, и быстро-быстро задышала. Несомненно, сердце девушки колотилось, как бешенное, пытаясь выскочить из её миниатюрной грудной клетки. А ещё я обратила внимание, какими глазами она сама смотрела на Майлса. Да она просто была не в состоянии оторвать от него взгляда. Рискну предположить, что для никчёмных рабынь с их низким положением в гореанском обществе, одетых в скудные тряпки, было трудно не взволноваться, увидев перед собой богатого, влиятельного, красивого, великолепного свободного мужчину, стоящего настолько выше её в обществе. Лично мне, как и другим свободным женщинам с этим бороться было намного легче. Мы богато одетые, могли себе позволить управлять, сопротивляться и бороться с собственной женственностью. В случае рабыни, женственность фактически требуется от неё, только за мысль о борьбе со своей природой или за недостаточную женственность её могут подвергнуть жестокой порке. Надо ли удивляться тому, что рабыни, настолько беспомощны перед мужчинами. Я отметила, как Майлс из Аргентума пожирал глазами съёжившуюся и дрожащую Сьюзан. Зато теперь уже я почувствовала внезапную злость и ревность. Почему он смотрел так не на меня!? Безусловно, она была рабыней, а я была свободна. Конечно, было бы крайне неприличным и вызывающим для кого бы то ни было рассматривать и оценивать меня, свободную женщину, с подобной откровенностью! Так что Сьюзан, можно сказать, поставила меня в неудобное положение. Разве любая женщина не выглядела бы привлекательнее, если бы она была полураздета, поставлена на колени и прикована цепью? Ну как я могла конкурировать с ней сейчас? И что тогда, всех женщин раздеть, посадить на цепь, и пусть мужчины изучают нас и решают, которая окажется самой красивой?! Но немного успокоившись, я вынуждена была признать, что Сьюзан, несомненно, намного красивее меня. Она была изящна. Похоже, что работорговцы туго знают своё дело. С их стороны, это было безошибочное решение, похитить её и доставить на Гор. А ещё я мстительно подумала, что сегодня вечером я могла бы выпороть Сьюзан, и она даже не стала бы сопротивляться. Она была рабыней. Достаточно приказать ей снять одежду и привязать ее к кольцу на стене, и можно пороть её плетью. Это научило бы её как быть красивее меня! Я вздрогнула, как наяву увидев эту картину, и выбросила подобные мысли из своей головы. Это же надо понапридумывать такую чушь! Это ведь не вина Сьюзан, что она родилась красивей меня, впрочем, как и не моя, что я объективно не могу быть, столь же красивой как она. Мне стало стыдно за мою враждебность, и за мою ревность. Но ещё я отметила для себя, что красота Сьюзан не была результатом просто правильности черт её лица и стройности и изящности фигуры, хотя, несомненно, они так же имели место. Её красота была более интимной и глубинной, она была связана с её психологическим и эмоциональным состоянием, разбуженным её рабством, и проявлявшемся в её мягкости и женственности. Мне даже стало интересно, а смогла бы я стать красивее, чем была, или даже смогла бы я когда-нибудь стать лучше тех женщин, о которых Майлс из Аргентума упомянул как о во всём превосходящих меня. Я задавалась вопросом, смогла бы я однажды стать настолько красивой, что он бы задумался над вопросом, кого ему выбрать, меня или их. А ещё лучше было бы стать красивее тех женщин, превзойти их! Но тут до меня дошло, что мои мысли завели меня куда-то не туда, и я со злостью выбросила их из головы. Куда, в конце концов, подевалась моя гордость и свобода!