- Что ты хочешь узнать?
- Меня интересуют фамилии некоторых лидеров группировок, что Вы о них знаете?
- Начальник, мимо проезжай, наша группа действовала сама по себе и мы никому не подчинялись.
- А лидер Вашей группы "Санек", который имел тесную связь с Отари Квантришвили? Или "Таганская ветка"? Вам знаком лидер измайловской группировки Малевский, Вы ведь тесно взаимодействуете с ними?
- Я не дотягивал по статусу, чтобы общаться с такими людьми.- Лешка решил приуменьшить свою роль в группировке, когда услышал, что Санек погиб. Рядовому члену группы легче перенести обвинения в бандитизме.
- Все, что Вы сообщите, так или иначе, важно для нас.
- Дашь позвонить?
- После того, как ответите на мои вопросы.
- Пустой разговор начальник, я на такие дешевые "мульки" не ведусь.
Дознаватель немного подумал и спросил:
- Кому собрались звонить? Я разрешу, но только близким родственникам.
Лешка знал, что у мамы на новой квартире нет телефона, а вот Галинка сейчас на работе.
- Невесте, я только несколько слов скажу ей.
- Я сейчас договорюсь с врачом, и Вы позвоните из кабинета.
Оставшись наедине со своими мыслями, Лешка почувствовал, как забилось учащенно сердце в груди. На душе было пусто, он отрешенно относился ко всему, не хотелось сопротивляться, как будто кто-то вытянул из него последние силы. Хотелось только услышать родной голос, объяснить. Последние объятия, поцелуи, ее чувственные переживания - все это было так близко. "Неужели это все? Да-да, кажется, я влип капитально. Погибшие пацаны, пистолет, на котором остались мои отпечатки. Вряд ли адвокат поможет. Два мента убиты, валят все на меня. Ну, уж нет! Не докажут... А вдруг?! Я же стрелял... А если я кого - то из них зацепил? Тогда конец. За ментов могут подвести под "вышак". Но я же первый раз попал, как они меня расстреляют? Но ведь убиты менты, а это - власть".
- Борисов, мы Вас сейчас проводим в кабинет, я хочу предупредить и напомнить, что все это проходит под мою ответственность. Я надеюсь на Ваше сотрудничество.
Лешка молча кивнул и, придерживая больную руку на перевязи, пошел за дознавателем и дежурившим ментом, сзади шел еще один, внимательно наблюдая за ним.
- Леша, - он услышал ее голос, как будто она ждала звонка,- ты так рано звонишь. Выспался, родной?
- Галя...- Он заговорил тихо, - я попал в переделку, пацанов постреляли в Люблино, меня арестовали.
- Леша, милый, что же теперь будет?
- Не знаю...
- Может, разберутся и отпустят?
- Нет...
- Нужно срочно нанять адвоката, Лешенька.
- Уже есть.
- Леша, родной, я не знаю, что мне делать... Ты меня слышишь, Леша? Почему ты молчишь?
- Галя, мне теперь все равно...
- Что? Подожди, подожди, о чем ты говоришь? Леша, не падай духом, мы что-нибудь придумаем...
Он перебил ее:
- Прости меня...
Галя услышала короткие гудки и, положив трубку, присела на стул. Вошла мама и изумленно спросила:
- Галка, что с тобой, на тебе лица нет, что случилось?
- Ничего мам, так, с подружкой поссорилась.
Наталья Сергеевна внимательно взглянула в блестевшие от слез глаза дочери и тихо спросила:
- А может, не с подружкой? Ты не хочешь со мной поделиться, в последнее время я тебя не узнаю, ты иногда такая задумчивая... С Алексеем что-то не ладится?
- Мам, его в командировку отправили, - соврала Галя.
- Так вернется, чего же ты расстраиваешься, глупенькая. Глаза вон, на мокром месте.
- Мама, ты прости, я хочу побыть одна.
- Хорошо, не буду тебе мешать. Перебери потом цветы.
"Как ему помочь? Где он сейчас? Леша, Леша, даже не успел сказать, куда тебя увезли. Господи... - Глаза опять наполнились слезами, - я ведь чувствовала, говорила... Леша, милый, как же это так? - Галя опустила голову на руки, ее плечи вздрагивали при каждом, судорожном вздохе. Она не видела, как мать из-за косяка наблюдала за ней и, тяжело вздохнув, пошла за прилавок.
- Итак, Борисов, продолжим наш разговор. Какая роль отводилась Вам в преступной группе?
- Я был рядовым бойцом.
- Не обманывайте, я наслышан о Вас. Вы, что думаете, органам не известны Ваши шаги?
- Коль известны, зачем спрашиваете?
- С кем еще встречался Санек, где в основном происходили встречи?
- Я только охранял его, он не делился со мной своими делами.
- Ты меня идиотом считаешь, Борисов,- сорвался дознаватель, прекращая официальное обращение, - ты лидер своей группы, а Санек был твоим другом.
- Мутную информацию ты получил начальник, я не дорос до лидера, а был обыкновенным бойцом.
- Ты знаешь, что тебя ждет, если ты не будешь с нами сотрудничать?
- Я не знаю, что меня ожидает в этом случае, но если я хоть раз "стукну" на своих, меня точно закопают.
- А кто об этом узнает?
- Моя совесть не дает поступать с людьми подло, так что начальник, замнем для ясности эту тему.
- Ты себя и бандитов-отморозков считаешь людьми?! Вы совсем уже отупели от своих разборок, поборов и грабежей. Кем вы себя возомнили?
- А вы? Мусора беспредельные, вы себя тоже людьми считаете?! Да вы трусливее шакалов, неужели у вас не нашлось других методов для нашего задержания. Вы всех постреляли, а теперь ищете крайнего, чтобы всех собак навешать. Все, начальник, без адвоката больше говорить не буду.
- Вот так ты Борисов отблагодарил меня за звонок к своей невесте.
- Послушай, если бы ты был настоящим человеком, то сделал бы это от чистого сердца и, не напоминая, а так, ты самый обыкновенный мусор, со своими хитрыми и гнилыми "подъездами".
- Да, Борисов, разочаровал ты меня, ну, что ж, я отплачу тебе той же монетой. Ты даже представить себе не можешь, как я могу повлиять на твою дальнейшую судьбу.
Лешка вдруг вспомнил изречение Галинки и вслух сказал:
- Зайцы в прошлом году скромнее были.
- Глупо в твоем положении показывать свою удаль, попомнишь еще меня.
Дознаватель ушел и больше его Лешка никогда не видел. Зато, когда его перевели в "Матросскую тишину", ему пришлось столкнуться с таким оголтелым напором следователей, что возвращаясь в камеру с допроса, он вынужден был признать, что его ждет не менее коварный суд и возможно более суровый приговор, чем он себе представлял.
Глава 9
Суд и приговор
В главном управлении МВД, в кабинете политотдела, два высокопоставленных офицера вели между собой разговор:
- По сведениям, поступающим нам из надежных источников, чеченская группировка взяла под свой контроль несколько районов Москвы, в том числе: территорию Южного порта и многие другие объекты.
- Сергей Дмитриевич, ты прекрасно понимаешь, для каких целей мы потворствуем этническим группам, нам необходимо противопоставить их московским группировкам. Ты же в курсе, что в ходе последних событий, практически все районы Москвы и Подмосковья контролируются местными преступными группами.
- Александр Борисович, заигрывание с кавказскими лидерами, а в особенности с чеченскими, обусловлено с людьми сверху. Политическая ситуация в стране сейчас повернута на поддержку чеченского народа, который в Сталинские времена был депортирован в республики Азии. На политической арене появился Руслан Хасбулатов, защищающий права чеченского народа.
- Между нами говоря, Сергей Дмитриевич, наше с тобой дело "телячье", нам дано указание, чтобы мы разобрались в последнем вопросе о недавней стычке между чеченцами и люберецкой бригадой.
- Да, постарались наши бойцы, уложили основную часть бандитов.
- А с чеченской стороны есть жертвы? - спросил Александр Борисович.
- Троих смертельно ранило.
- Поверните дело так, что люберецкие не поделили с соседями контролируемую территорию, чеченцы должны быть вычеркнуты из этой истории.
- Александр Борисович, я уже отдал в следственный отдел подобное распоряжение, так что любое упоминание участия чеченской группировки в этом инценденте больше не коснется ушей чеченских, политических лидеров.
Во время следствия, свидания Алексею были строго запрещены, адвокат изредка передавала ему весточки от мамы и Галинки, они же приносили ему ежемесячные передачки. Деньги делали многое, Лешку поддерживала братва с воли, все понимали в каком положении он оказался: только один он выжил из его группы и дальнейшая выдержка перед ментами, давала Лехе право на уважение. Его изредка вызывал офицер охраны и приводил в комнату, из которой Лешке удавалось сделать коротенькие звонки по телефону своей девушке и матери. Иногда он радовал их письмами, которые отправлялись через "гонцов" на волю.
Время приближалось к судебному процессу, назначенного на май месяц. Алексею вменялись уголовные статьи: бандитизм, организация ОПГ и убийство представителей власти, последнее обвинение грозило ему крайней мерой социальной защиты - расстрелом.
В камере он имел особый статус - таких парней уважали везде и практически все. Ему приходили малявы от разных авторитетов, поддерживающих его духовно. Грев шел без проволочек: табак, продукты и даже запрещенные предметы первой необходимости Лехе передавали регулярно. Так что со стороны братвы к нему претензий не было никаких, а вот, что касается официальной власти, (как ему обещал дознаватель) вокруг Алексея постоянно нагнеталась атмосфера нетерпения. Вскоре Лешкино тюремное благополучие закончилось, его перевели из общей камеры в одиночку. Он подал заявление следователю, пытаясь обжаловать действия администрации тюрьмы, но ему дали письменный ответ, что в целях интересов следствия ему категорически воспрещено находиться в общей камере.
Потекли томительные дни ожидания суда. Вскоре он подписал закрытие дела и через неделю получил обвинительное заключение. Со страниц небольшого тома на Алексея вылился поток лжи, он во многом был не согласен и потому решил отстаивать свои действия в суде, надеясь на переквалификацию тяжелой статьи, которая шла вплоть до расстрела.
Рано утром, после завтрака и проверки, тюремщики пристегивали нары к стене, и Лешке разрешалось только сидеть. Если надзиратель увидит в глазок, что он прилег, ему выписывали постановление за нарушение режима содержания. Вечером менты отстегивали нары, и Лешка с блаженством растягивался на тощем матраце и предавался воспоминаниям: вот видится ему родной, филевский поселок, улица и барак, проплыли лица Зямы и Витьки Валеного. Мама в платке, стоявшая возле окна. Вот отец сидит на маленькой кухоньке за столом и, куря махорку, улыбается своей постоянной, приветливой улыбкой. Встает перед глазами образ Сережки Резака, уплывающего одиноко вдаль. Вот Эля блеснула своей лучезарной улыбкой и, махнув рукой, скрылась в Хлудовском парке.
Словно в реальности, вдруг перед Лешкой всплыло родное лицо и стало приближаться. Он боялся открыть веки и спугнуть грезы. Увидел ее голубые, печальные глаза, красивые губы пришли в движение, но он догадывался, что она шепчет ему о любви.
Внезапно его грезы прекратил шум открываемой кормушки.
- Борисов!
- Я.
- Имя, отчество?
- Алексей Николаевич.
- Собирайся с вещами.
- Командир, меня на суд?
- Да.
- Дайте станок побриться.
- Сейчас накажу дежурному по коридору.
Всю ночь он просидел в общем боксе, в котором собирали арестованных, кого - то везли на следствие, а кого - то и в суд.
Первым делом, когда его завели под конвоем в зал, Лешка увидел Галю и мать, они сидели рядом на передних рядах. "Значит, познакомились", - Лешка улыбнулся.
Начался процесс и ничего хорошего он не предвещал. Приглашались свидетели, допрашивались разные лица. Суровый, на вид судья, постоянно делал замечания на реплики людей, стуча деревянным молотком. Затем прокурор "запросил" самую строгую меру наказания. Зал охнул, заволновался. Мать схватилась за сердце и замотала головой. Галинка, обняла ее за плечи и глазами, наполненными слезами, смотрела на любимого, еще не веря, что ему грозит смертный приговор. Лешку увели до окончания перерыва. Мужики и парни, приехавшие вместе с ним на суд, скорбно поджимали губы и сочувственно кивали головами.
- Прошу встать, суд идет, - прозвучал голос девушки-секретарши. Все в зале поднялись.
- Именем Российской Федерации... Лешка не слышал его чтения, он смотрел на родные лица, наблюдая, как они реагируют на слова судьи и только в последний момент он заметил, как лицо Гали засветилось от радости и она, восторженно, протянув к нему руки воскликнула:
- Лешенька!
Он встряхнул головой, как бы разгоняя оцепенение, и услышал последние слова судьи:
- Подсудимый, Вы имеете право обжаловать приговор в течение семи дней, подав кассационную жалобу. Вы согласны с решением суда?
Лешка недоуменно взглянул на адвоката и, увидев, как она два раза кивнула ему головой, произнес:
- Да гражданин судья.
Через минуту, когда адвокат подошла к скамье, Алексей, пропустивший мимо ушей приговор, услышал от нее, что приговорен к пятнадцати годам строгого режима. Ему дали попрощаться с мамой. Он взял за руку Галинку и ничего не говоря, обнял ее. Она перестала плакать и тихо сказала:
- Лешенька, я буду тебя ждать. Слышишь, я все равно буду тебя ждать! Не нужно меня отталкивать, я люблю тебя.
Он едва успел прикоснуться своими губами к ее губам, утвердительно, качнув головой, как ему надели наручники и вывели из зала суда.
В комнате, куда Леху снова завели после приговора, арестанты встретили его с восторженными возгласами.
На следующий день в цветочном магазине прозвенел звонок телефона, Галя подняла трубку и услышала женский голос:
- Галина Алексеевна?
- Да, это я.
- Нам необходимо с Вами встретиться, я от Алексея Борисова.
- Господи, - что-нибудь случилось? - встревожилась Галя.
- Нет - нет, мне нужно передать Вам письмо и небольшой презент.
- Где мы можем встретиться?
- Подъезжайте на Ордынку, найдете по адресу дом и номер офиса, я буду сегодня Вас ждать.
Галя оставила мать в магазине и прибыла по адресу. Женщиной оказалась адвокат Алексея, она передала письмо и белую розу.
- Это от него. Мужайтесь дорогая, я подам жалобу в вышестоящую инстанцию, но если честно, то результат будет прежним. Можно через год подать на пересуд, но Вы сами понимаете, что Алексей чудом ушел от смертного приговора и лучше не злить высокий суд последующими прошениями.
Галя поблагодарила женщину и, выйдя из офиса, с нетерпение распечатала конверт и прочла строки, написанные любимым человеком:
"Здравствуй моя родная! Даже не знаю, какие можно подобрать слова, чтобы выразить тебе свою любовь. Спасибо тебе моя ласточка, что продолжаешь идти со мной. Я не знаю, что меня ждет, как судьба в дальнейшем распорядится моей жизнью, но помни одно, я никогда тебя не забуду, я буду любить вечно.
P.S. У тебя есть свободный выбор, если что... Не забывай меня и хоть изредка вспоминай.
Всегда твой - Лешка".
Галя шла по Ордынке, с розой в руке, все ее мысли были обращены к любимому Леше, она не замечала своих слез, граждан, оборачивающихся ей вслед, с удивленными лицами и немым вопросом: "Кто обидел эту красивую девушку, почему она плачет?"
В этот миг она понимала, что белая роза ей дороже всего на свете. Что он мог дать сейчас ей, находясь в самом сложном положении, пожалуй, теплые слова на листке бумаги, подкрепленные прекрасным цветком. Теперь предсказания цыганки отчетливо врезались в ее сознание - она не могла исправить сложившуюся ситуацию.