Влияние и богатство
Кто-то может сделать вывод о значительных средствах семьи Пашковых, судя по величию и размерам московского дворца, однако не Петр Егорович, а младший родственник собрал огромные богатства. Богатство коллежского асессора Александра Ильича Пашкова, прадедушки нашего светского героя, было собрано не через поместья или службу, но благодаря браку. Его жена Дарья Ивановна была дочерью богатого фабриканта И. С. Мясникова. После смерти отца Дарья Ивановна и ее муж унаследовали 19 тыс. «душ» (рабов мужского пола) и четыре самых огромных в империи фабрики. Второй сын Александра и Дарьи, Василий, был назначен вторым егермейстером двора его императорского высочества в 1810 г. В июне 1817 года он дослужился до обер-гофмаршала, а в декабре 1819 – до обер-егермейстера, поста, который он занимал до своей смерти. Он был также назначен членом Государственного Совета в 1821 г. и являлся в течение шести лет председателем министерства юстиции. Его жена, урожденная графиня Екатерина Александровна Толстая, была фрейлиной при дворе. Василий Александрович умер 2 января 1834 г. в возрасте 59 лет, когда его внуку и тезке было два года. Он и его жена были похоронены в Москве на Новодевичьем кладбище.
У обер-егермейстера Пашкова было шесть детей, из которых старший, Александр Васильевич (1792–1868), отец нашего светского человека Василия Пашкова, имел репутацию отчаянно смелого человека благодаря возглавлению многих битв. Получив домашнее образование, что было обычаем того времени, он в возрасте 12 лет поступил в Коллегию иностранных дел в ранге юнкера. Сражаясь в наполеоновских войнах, он быстро продвинулся от корнета (1810) до поручика (февраль 1813), затем до штаб-ротмистра (сентябрь 1813) и далее, вышел в отставку в Санкт-Петербурге в 1832 году в возрасте 40 лет в чине генерал-майора после польского восстания 1831 года. Михаил Чайковский вспоминал командира Пашкова как исключительно богатого человека, покупавшего за свой счет лошадей для всего своего полка. Генерал-майор поэт Денис Давыдов, герой польских сражений, описывал его так: «храбрый и знающий свое дело». Александр Васильевич был удостоен множества медалей и орденов за свою храбрость.
Пашковы в поздней имперской России
Василий Александрович родился в 1831 году, когда его отец сражался в Польше. В детстве он получил самое лучшее образование, какое только было возможно, в престижном Пажеском корпусе, и по его окончании в чине корнета был принят в Кавалергардию. Ко времени своей отставки он дослужился до полковника, что являлось наибольшим чином для кавалергарда. Высшему свету Санкт-Петербурга он был представлен еще в раннем возрасте.
Лично известный царю, Пашков был родственником нескольких высших министров. Его сестра Екатерина была замужем за генерал-адъютантом Александром Егоровичем Тимашевым, служившим министром внутренних дел с 1868 по 1878 гг. Сестра-близнец его жены Елизавета вышла замуж за Григория Ивановича Черткова, генерала сухопутных войск и генерал-адъютанта царя с 1870 до самой своей смерти в 1884 г. По словам англичанина Эмиля Дилона, профессора Харьковского университета, лично знавшего Пашкова, полковник «в течение многих лет вел жизнь, полную утонченных наслаждений, в которых преобладали эстетические и интеллектуальные элементы, как это часто бывает в русском обществе, в его лучшей части».
Однако не все в пашковском клане того времени были военными. Среди родственников Василия Александровича был его троюродный брат, Николай Иванович Пашков, известный тенор и композитор, который так и не вернулся к военной службе после четырехмесячного отпуска в Италии в 1834 году. Дядя Пашкова, Михаил Васильевич, прослужив при дворе Его Величества всего 6 месяцев, был более известен как член Совета Государственного Коннозаводства и управляющий Департаментом Внешней Торговли. Богатый человек с 6,5 тыс. крестьян и 162 тыс. десятин земли, Михаил Васильевич умер в Париже в 1863 г. Его невестка Лидия Александровна, урожденная Глинская, была писательницей, путешественницей (преимущественно по Египту и Ливану) и помощницей Елены Блаватской, основательницы теософии. Хотя большинство Пашковых в поздней имперской России были верны царю, дядя жены Пашкова (единственный брат ее матери) был сослан в Сибирь как декабрист. Его младшая сестра Софья унаследовала титул и землю, и после своего брака с Иваном Кругликовым семья стала Чернышевыми-Кругликовыми.
Богатый светский человек
К 1874 г. сорокатрехлетний Василий Александрович вышел в отставку. «Человек среднего роста… с небольшой бородкой и хорошим простым русским лицом», – современник описывал его как одного из самых образованных, а также и самых богатых людей в России. Он был «человек образованный, с хорошими связями в мире аристократии, с огромными средствами» и пользовался известностью как за «щедрость характера, так же и за блеск отдельных его сторон». Пашков жил в огромном петербургском доме на набережной Невы (теперь набережная Кутузова) со своей женой, десятилетним сыном Александром и дочерьми Софьей, Ольгой, Марией в возрасте восьми, шести и трех лет. Говорили, что члены царской семьи посещали балы в этом огромном дворце, почти таком же большом, как у царя, с огромными тацевальными залами. Он владел также 13 имениями в девяти уездах, включая Ветошкино в Сергачском уезде Нижегородской губернии, Крекшино в Звенигородском уезде Московской губернии (станция Голицыно по ж/д на Брест) и Мачерку в Моршанском уезде Тамбовской губернии. Пашкову также принадлежали четыре медных рудника на Урале, расположенных в Уфимской и Оренбургской губерниях. Как шестой из самых крупных землевладельцев России, Пашков был на пути к положению министра и посту в имперском Совете.
Равнодушный православный
Подобно многим людям того времени и того социального класса, Пашков был равнодушен к религии. Он никогда не относился враждебно к православию. Российское библейское общество даже проводило свои ежегодные собрания в одном из залов его дворца. Однако это было скорее по великодушию, чем из симпатии к целям этого общества. Пашков позднее описал свою жизнь в это время так:
«Когда-то я был без Христа, чужд заветов обетования, не имел надежды и был безбожником в мире, и приближался к Господу устами только, а сердце мое далеко отстояло от Него. Закон Божий был для меня мертвою буквою; я руководился почти исключительно правилами человеческими, живя для себя, пытаясь в самые лучшие минуты жизни совместить несовместимое, т. е. служить двум господам, хотя, по словам Спасителя, это невозможно. Я был другом миру, не понимая, что дружба с миром есть вражда против Бога. …Я проводил, обличаемый совестью, жизнь суетную, греховную, богопротивную в продолжении целых сорока лет в соблазн другим и в осуждение себе».
О Пашкове говорили, что он сам признавал свою слабость к женщинам, которую его православная вера не могла обуздать: «Я сорок лет жил в православии, ходил в церковь, молился, исповедовался и приобщался, но грешил постоянно с женщинами – мне нравился этот грех, и я знал, что это грех, но грешил, потому что не знал Бога». Когда британский евангелист лорд Редсток начал проповедовать в Петербурге, Пашков избегал встречи с ним.
Прибытие лорда Редстока в Россию
Англичанин Гренвилл Август Вильям Вальдгрев, третий барон Редсток из Кастлтауна в Ирландии родился в 1833 г. и получил образование в Харроу и Баллиоле в Оксфорде. Посещая поля сражений Крымской войны (1854-56) вскоре после ее окончания, он подхватил лихорадку и едва выжил. Там, в России, он впервые вступил в завет с Богом, дав обещание служить Ему, если выживет. Впоследствии он посвятил свою жизнь труду евангелиста.
Существуют самые разные версии о первоначальном приглашении Редстока в С-Петербург, но все сходятся в том, что русские аристократки, посещавшие евангельские собрания в Западной Европе, первые пригласили его приехать. Самая распространенная история – о том, что первоначальное приглашение исходило от Елизаветы Ивановны Чертковой, жены генерал-адъютанта Григория Черткова и сестры-близнеца жены Василия Пашкова Александры Ивановны. Ее младший сын Миша, как говорят о нем, принял Иисуса Христа как своего Спасителя под влиянием христианского репетитора. После его преждевременной смерти в 1866 году, за которой вскоре последовала смерть сына-подростка Григория в 1868 г., скорбящая мать потеряла всякий интерес к мирским делам. О ней говорят, что она обратилась ко Христу как своему Спасителю на встрече с лордом Редстоком в Швейцарии, узнав в его послании то самое, которое ее умолял принять умирающий Миша.
Первоначальный приезд лорда Редстока в С.-Петербург зимой 1873-74 гг. был трудным временем. Он даже думал отложить путешествие из-за своего плохого здоровья. Вскоре после приезда умерла его мать. Однако, когда лорд Редсток оказался в Петербурге, его здоровье резко улучшилось, и «салонная проповедь» стала модой среди высшего света России. В ежедневном расписании лорда Редстока было 3–4 проповеди и многочисленные личные встречи. Некоторые считали, что его популярность – это преходящее увлечение, но успех не уменьшался; это объясняли рядом факторов. Некоторые предполагали, что редстокизм просто дал высшему обществу новую форму проведения времени, религию без интеллектуальных запросов. В то же время разочарование государственной церковью, учитывая также неспособность православных священников откликаться на духовные нужды своих прихожан, могло создать атмосферу поиска. Английский лорд – равный по социальному положению своим слушателям – был «прост, убежден и искренен со всей очевидностью. …Его прямые обращения к сердцу и совести слушателей, его простое изложение Библии и очевидная убежденность в своем собственном спасении производили впечатление на русское общество». О нем также говорили как о человеке «безупречной личной нравственности», «примерном муже и отце, о великом человеке, всегда готовом на доброе дело». Все это составляло разительный контраст с безнравственным духовенством и повторяющимися обрядами государственной церкви, которую русские знали с детства.
«Луч с небес»
С самого приезда Редстока Пашков изо всех сил старался избежать встречи с ним. Жена его, похоже, уже пришла к вере, встретив Редстока в Англии, но полковник в отставке отправился в свое московское имение, намереваясь оставаться там, пока лорд не уедет. Когда через два месяца он вернулся, то, к его удивлению и досаде, лорд не только был еще в городе, но стал частым гостем в его собственном доме. Пашков не мог больше избежать знакомства в Редстоком и, как гостеприимный хозяин, принял его за ужином, во время которого разговор повернулся к вопросам веры. Поужинав, гости собрались в гостиной слушать одну из проповедей Редстока. Пашков не нашел достаточно вежливого предлога уйти, но проповедь его нисколько не тронула. Молитвы же Редстока были совершенно иным делом. Как православный, Василий Александрович привык к заученным молитвам перед иконами и в церквях, но встать на колени, чтобы молиться в собственной гостиной, – это было что-то новое. Из вежливости он присоединился к стоящим на коленях, и там, на полу, «явился свет. Внезапно стало ясно: все, что говорилось и читалось, касалось его лично». Позднее он объяснит: «Это было, как если бы луч с неба пронзил мою грудь. Я поднялся с колен, побежал в свою спальню и отдал себя Богу».
Пашков сам позднее сделал попытку объяснить православному антагонисту точно, что именно случилось в то время. Он указывал, что был православным всю свою жизнь, но тем не менее не сознавал Божьей любви.
Настало время, когда явилась мне «благодать Божия, спасительная для всех человеков» (Тит. 2:11), когда Господу благоугодно было дать мне понять, что Христос, умирая за грехи мира, ответил за грехи и мои; приобретенное Им вечное искупление (Евр. 9:12) приобретено и для меня; если «правдою одного всем человекам оправдание к жизни» (Рим. 5:18), то оправдание это предложено и мне; Христос, сделавшись «для всех послушных Ему Виновником спасения вечного» (Евр. 5:9), может сделаться виновником спасения и моего.
Озаренный светом слова Господня, я увидел себя отчужденным и врагом по расположению к злым делам (Кол. 1:21), понял, что я грешник погибший и ничего не в состоянии сделать для своего спасения.
Преступленный мною закон Божий оказался для меня «детоводителем ко Христу» (Гал. 3:24), пришедшему «призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9:13), «взыскать и спасти погибшее» (Лк. 19:10); я покаялся перед Ним в греховности и отчаянной испорченности сердца своего; обратился к Нему, потеряв всякую на себя надежду.
Господь дал мне уверовать в прощение грехов, возвещаемое именем Его (Деян. 10:43). «Благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа» (Рим. 5:15), восполнили всю нужду мою, переполнив сердце мое радостью неземною и благодарностью ко Спасителю, искупившему меня кровью Своею Богу (Отк. 5:9); я отдался Ему, чтобы Он исцелил меня от грехов моих, повинуясь Его призыву (Мф. 11:28–30) и полагаясь на нелживое Его слово (Ин. 6:37); я доверился Спасителю моему, в Котором и имею теперь жизнь вечную (1 Ин. 5:10–13), Который не даст мне погибнуть вовеки и не даст меня похитить из руки Своей (Ин. 10:28).
Измененная жизнь
После этого напряженного переживания с Богом в жизни Пашкова начали вскоре происходить решительные изменения. Теперь он был объединен одной целью со своей семьей, «он был полон одним желанием – жить и трудиться для Того, Кто первый возлюбил его и дал Себя за него». Его переполняла такая радость, что он просто не мог не говорить о ней.
Молитва и Слово
По мере того как росли его отношения с Богом, молитва и Писание стали играть важную роль в жизни прежнего полковника. По словам одного из его ближайших друзей, Пашков «ложился поздно, но вставал рано утром, все же по два часа проводил в чтении Слова Божьего и молитве». Через несколько лет он стал «силен в Писании» и, как говорили, «мог повторить большую часть Нового Завета на память». В своей переписке он снова и снова упоминал тех, кого он «вспоминает пред Отцом нашим Небесным», от баптистских и штундистских крестьян на юге (1880) до самого царя (1884). Его молитва с небольшой группой верующих произвела глубокое впечатление на юную княжну Софью Ливен, которая позже вспоминала о его благоговейной молитве. Казалось, он беседует с Богом, близким и великим…