Нет, он мнит, ей обороны,
Но Пандольфо защитит!
Ведай: честность и невинность
Увенчаются венцом;
Злость, нечестье горделиво
Кончатся своим концом!
Несчастного Фантони, похоже, всерьёз трясло и колотило, он наконец догадался незаметно под длинными волосами закрыть ладонями уши, но зычный голос одописца всё равно проникал в них. Зато монсеньор епископ Гаэтано Квирини был в полном восторге. Он вскочил, громко хлопая в ладоши и крича "Гений!!", на его крики поэт поклонился с видом неподдельной скромности, Пандольфо Петруччи тоже соизволил пару раз ударить в ладоши, после чего весь синклит зааплодировал.
Поэт же, вынув третий лист, продолжил чтение.
Пандольфо наш несет
Оливы ветвь в долины,
Бедных спасает от бед
и от злой судьбины.
Истина во всех сердцах,
И правда воцарится,
В его блаженных днях
Счастье поселится.
Лавр увьет его чело,
Славою украсит вечной,
Чтоб имя Пандольфо цвело
Хвалой чистосердечной.
Тут монсеньор епископ, всё ещё стоявший на ногах, подошёл к Пандольфо и заявил, что предлагает провозгласить мессира Сильвио Леони королем поэтов. Петруччи благосклонно кивнул, пиит, не желая упускать столь благоприятный момент, спустился к капитану народа, на ходу ловя восхваления и комплименты. Петруччи лаконично похвалил поэта, слова "прекрасно" и "великолепно" уронил и странно улыбающийся Венафро, подеста просто пожал поэту руку, да так, что тот скривился, и, рыдая от восторга, ему на грудь упал, благословляя его, Гаэтано Квирини.
Однако после того как толпа восторженных ценителей поэзии поредела, а осыпанный восхвалениями пиит ушёл с Пандольфо Петруччи на виллу, Альбино довелось понять, что монсеньор епископ Квирини был склонен не только к кощунствам и непотребной ругани, но и оказался ещё и отъявленным лицемером. Это выяснилось в ту минуту, когда на поляне у пиршественного стола уединились его преосвященство и прокурор Лоренцо Монтинеро. Альбино сидел с Франческо Фантони за полой шатра, но слышал весь разговор.
-А почему ты не предложил читать эти стихи в церквях с амвона вместо проповедей, Гаэтанелло? - иронично поинтересовался прокурор, разливая вино по стаканам.
Гаэтано Квирини зевнул и сладко потянулся.
-Полно тебе, Лоренцо. Поэзия - девка гулящая, доступная, её любой задарма оттрахать да обрюхатить может. Но если человеку с головой она порой рожает нормального младенца, то насильнику завсегда подарит выблядка с волчьей пастью или двумя головами... Это все зола и пепел. Но что значит "кончатся своим концом", - вот что я хотел бы понять, - задумчиво произнёс его преосвященство, глядя на закат сквозь рубиновое вино в стакане, - мне почему-то померещился в этот дурости некий сакральный смысл... Древние говорили, что боги иногда возвещают свою волю и изрекают пророчества устами самых непотребных потаскух и тупоголовых иеродулов. "Горделиво кончатся своим концом" - снова раздумчиво повторил он, - он имел в виду cazzo, мужской конец, что ли?
Монтинеро усмехнулся.
-Ты всё усложняешь, Нелло. В прошлый раз у него что-то в стихах закатывалось закатом или хвалилось похвалою... Я не запомнил... А, славилось славой! Твоё здоровье! - прокурор опрокинул в себя стакан, - а теперь - "кончается концом". Всё логично. Все начинается началом и заканчивается концом. Вот что он имел в виду.
Гаэтано Квирини надменно покачал головой.
-Ты мыслишь поверхностно и легкомысленно, и не тебе, Энцо, читать волю богов. А я над этим в ночи помозгую...
-Не сломай мозги, Гаэтанелло, Бога ради, - обронил вслед Квирини Монтинеро, но епископ уже растаял у дверей виллы.
Небо тем временем потемнело, гости всерьёз опасались, что дождь испортит финал праздника, но тучи разошлись, и ночь засияла звёздами. Альбино снова обратил внимание на людей Марескотти, но они просто распивали вино и перешептывались. Франческо Фантони куда-то незаметно исчез. Слуги хозяина расставляли скамьи для театрально представления, к Альбино подошёл мессир Арминелли и затеял долгий разговор о некоторых тонкостях перевода с арамейского, в затемненных сумерками уголках сада слышались вздохи влюбленных. Никколо Монтичано ушел к конюшням, туда же пошел и Пьетро Грифоли. Появился Лоренцо Монтинеро стал прислушиваться к разговору Альбино с Арминелли, снова доверху наполнив стакан красным вином.
Альбино, сосредоточась, объяснял, что лучшей возможностью понять один арамейский текст стал для него его аналог на греческом, они заговорили о найденных недавно маранских рукописях в Испании, горячо обсуждали их, но тут появившийся у скамеек Антонио да Венафро сказал Монтинеро, что Фантони только что на его глазах опорожнил у приезжих актеров бутылку вина, да так и свалился под театральные леса.
-Дурно меры не знать. Толковый малец был бы, если б не вино, - с сожалением обронил он Монтинеро.
-Если бы не хмелел, лишь понюхав пробку, - насмешливо уточнил Монтинеро. Сам мессир Лоренцо пил уже третью бутыль, но на его бледных щеках не проступало даже румянца.
Альбино испугался. В его глазах со стороны Фантони подобное поведение граничило с преступной беспечностью. Неужели он не заметил взгляды, которыми озирали его Грифоли, Монтичано, Сильвестри и Донати? Они только и ждали случая сделать ему какую-нибудь пакость, по лицам видно было. А он порхает, словно беззаботная бабочка! Пьет и, бесчувственный, валяется, где придётся! Как можно так рисковать?
Альбино извинился перед Арминелли и, сделав вид, что направился по нужде, торопливо свернул к шатру венецианцев. Фантони подлинно спал на соломе под сценой, слегка всхрапывая. У ног его лежала гитара все в том же дорогом чехле. Альбино покачал головой. Боже, какое легкомыслие... Он осторожно повесил гитару себе за спину, подивившись тяжести инструмента, потом попытался поднять Франческо, но безуспешно, и тогда он, подхватив Фантони под мышки, поволок его из шатра.
-Иисус Мария, куда вы его тащите? - над Альбино возвышался Лоренцо Монтинеро.
-Тут дует, он может простудиться, - растерянно ответил Альбино, сказав первое, что пришло в голову.
-Есть те, для кого таскать мессира Фантони - обязанность, - окинув пьянчугу пренебрежительным взглядом, насмешливо пояснил прокурор.
Он развернулся и крикнул слугу Фантони, и тот, отрок лет четырнадцати с большими оттопыренными ушами, обреченно кивнув, подхватил господина под мышки и отволок в палатку торговца сластями, к тому времени уже опустевшую, стоявшую возле протоптанной конскими копытами колеи для скачек. Он уложил пьяного господина на сено, накрыл конской попоной, а Альбино отнёс туда же его гитару. Теперь он видел Франческо и надеялся, что это оградит его от мстительной злобы людей Марескотти.
Самые упрямые танцоры ещё резвились и требовали от музыкантов продолжать играть, однако уже начинался спектакль, зрители рассаживались. Скрипачи и гитаристы перешли к шатру. Занавес раскрылся, и на сцене появилась красивая девица в платье Коломбины. Альбино видел спектакли заезжих актеров только в детстве, сейчас смотрел завороженно, волнуясь каждой перипетии сюжета, болея душой за влюбленных, которым мешал злой опекун Панталоне и помогал хитроумный слуга Бригелла. Краем глаза он видел, как Катарина Корсиньяно сидит двумя рядами ближе, но рядом с ней с одной стороны сидела сестра, место же с другой - пустовало. При этом, увы, узнать, соединились ли в брачном союзе красавица Изабелла и прекрасный Лелио, Альбино было не суждено: у занавеса появился взволнованный Камилло Тонди, взгляд которого уперся в Арминелли и Альбино.
-Умоляю, господа! Заклинаю, помогите!! - дыхание толстяка спирало, он задыхался.
Альбино опомнился и удивился волнению мессира Тонди.
-Но что случилось?
Оказалось, случилась беда. Мессир Тонди потерял Бочонка. Он был здесь, вот только что, сидел рядом и вдруг пропал!! На лице архивариуса был написан ужас. Альбино торопливо поднялся и огляделся, но кота нигде не было видно. Впрочем, увидеть чёрного кота под чёрным небом на чёрной траве было, что и говорить, сложно.
-Никуда он не денется, ваш котяра, он на моих глазах сожрал дюжину монтальчинских колбасок и заел их хвостом жареного карпа! Как не лопнул! Сейчас где-нибудь отсыпается, - брезгливо бросил Тонди Элиджео Арминелли, явно не собираясь помогать коллеге в поисках.
-Он всегда спит у меня на коленях, - с жаром возразил Тонди, - он не мог пропасть! Его наверняка украли, - пробормотал он отчаянно, не отвечая на ехидный вопрос Арминелли, кому нужен раскормленный до безобразия чёрный котище? Альбино же, памятуя, что мессир Тонди снизошел к его просьбе и помог разобраться в сложных для него обстоятельствах, чувствовал себя обязанным помочь и предложил мессиру Камилло пойти поискать кота вокруг виллы.
На глаза толстяка навернулись слезы благодарности.
- Да, да, умоляю вас, мессир Кьяндарони. Я не очень хорошо вижу ночью, но потерять Бариле... это... это было бы ужасно, просто ужасно... - они пустились в обход виллы. - Он совсем ручной, я выходил его... Он не мог убежать от меня, - толстяк остановился, схватившись за сердце, но, отдышавшись, двинулся дальше.
Они обошли виллу с юга, около получаса бродили по беседками и окрестностям, звали кота, распугивая влюбленных по кустам, потом Альбино вышел на маленькую пустошь, озаренную луной и окаймленную дубами, кроны которых казались в ночи совсем чёрными, но на освещённом месте что-то выделялось, Альбино заслонился от лунного света, рассмотрел впотьмах колодец и тут, к счастью, заметил пропажу.
-Вон он! Сидит возле колодезного ворота!
-О, мой Бог, он же упадёт в колодец, утонет! - взвизгнул Тонди.
-Успокойтесь, мессир Камилло, с чего бы ему туда падать? - резонно возразил Альбино. - Кошки ведь боятся воды, но он, видимо, просто захотел пить, ведь рыбы наелся. Сейчас мы осторожно подойдем, сразу хватайте его, а потом достанем воды и дадим ему напиться.
Толстяк снова отдышался и на цыпочках двинулся к колодцу, нежно повторяя: "Кис-кис, маленький мой, крошка моя..." Его толстая крошка, надо сказать, вовсе не собиралась падать в колодец, Бочонок громко мяукнул, признав хозяина, и спокойно дал себя забрать. Альбино же, подумав, что ведро внизу, ибо его нигде больше не было, взялся за ворот, но тот не прокручивался, застряв.
-Ничего не понимаю, - растерянно обронил Альбино, - я не могу достать ведро.
Тонди, счастливый обретением любимого кота, спросил, не крутит ли он ворот в другую сторону, но это было возражение человека, явно никогда не имевшего дела ни с чем, кроме книг. Альбино, весьма терпимый к людским заблуждениям, мягко ответил, что ворот можно крутить в любую сторону, но беда в том, что он вообще не крутится. Он снова налег на ручку, напрягся, и тут ему показалось, что цепь скрипнула, но тут же снова расправилась, и на дне колодца раздался еле слышный плеск. Тонди изумился, попросил Альбино подержать кота и сам взялся за ворот. Несмотря на сидячую жизнь среди книжных полок, мессир Камилло, видимо, сохранил немалую силу в широких плечах, и ему, в отличие от Альбино, удалось, кряхтя, несколько раз провернуть ворот.
Тяжелая цепь, вначале сухая, потом - со стекающими с нее прозрачными каплями, намоталась на ворот и подняла из колодезной глубины тело утопленника, зажатое между двойной цепью и доской, к которой по краям крепились два крюка. На одном из них, мерно раскачиваясь под животом покойника, было прицеплено ведро, полное чёрной воды с танцующим в нём отражением белой луны.
Глава VI. Чужие разногласия.
Мессир Тонди, как оказалось, принадлежал к тем людям, которые склонны много беспокоиться по пустякам, но в ситуациях сложных самообладания не теряют. Он приказал Альбино крепко держать кота, сам же, потянув за цепь, снял с крюка ведро, поставив его на уступ колодезного круга, и притянул к себе труп. Цепь снова заскрипела, разматываясь с ворота, покойник был спущен на траву и перевернут лицом вверх.
В лучах луны они молча озирали мертвеца. Оба узнали его.
-Пьетро Грифоли, - вздохнув, сказал Тонди и тут же метнулся к колодцу, снял с круга ведро и поставил его рядом с трупом, торопливо забрал с рук Альбино Бочонка и опустил кота у ведра. Кот точно хотел пить: став на задние лапки, он сочно лакал воду. Тонди подождал, пока кот напьётся, и тогда сказал, что надо предупредить хозяина виллы и найти подеста, Пасквале Корсиньяно, он был тут, среди гостей.
-Вы полагаете... его убили? - свой голос Альбино услышал будто со стороны. В его глазах сначала потемнело, потом проступил странный свет. Он поднял голову и увидел, как небо за домом озарилось ликующим фейерверком, взрывами веселья и торжества. Сам он, пошатываясь, стоял над трупом врага, и подлинно не знал, что должен чувствовать, - восторг, изумление, счастье? Но на деле он ощущал только недоумение, колебания духа и сомнения в реальности увиденного.
Тонди внимательно оглядел цепь. За четыре фута до конца она удваивалась, в образовавшееся отверстие было вложена доска, сделавшая из цепи подобие качелей, внизу к концам доски крепились два крюка. Это было обычное крестьянское приспособление, применяемое, когда нужно быстро начерпать воды - по два ведра зараз.
-Не знаю, - странно спокойно и даже задумчиво ответил Тонди, - если покойник был пьян и не вязал лыка, он вполне мог, схватившись за цепь, не удержаться, упасть в колодец и застрять на перекладине.
-У мессира Полески будут неприятности? Петруччи может разгневаться...
Тонди удивленно выпятил нижнюю губу.
-Это ещё почему? Это, - Тонди указал пальцем на труп, - неприятности семейства Грифоли, что до мессира Пандольфо, то уверяю вас, он никогда не бывает озабочен чужими напастями. У него своих немало... - тихо пробормотал он. - Что, малыш, хочешь баиньки? - залепетал он, хватая кота, который начал царапать его сапог, требуя, чтобы хозяин взял его на руки.
Альбино недоуменно посмотрел на архивариуса. Тот подлинно удивил его. Голос его звучал сейчас иначе, чем прежде, на октаву ниже, из него исчезли те пугливые нотки, с какими он рассказывал о возможном отравлении своего патрона, он казался сильным и спокойным, в преувеличенной же заботе о своем коте, на поверку, кстати, как неосознанно заметил Альбино, оказавшимся не очень-то и упитанным, просто густошерстным, проступала какая-то маска, словно мессир Тонди нарочито хотел казаться куда более смешным толстым недотепой, чем был на самом деле. Покойник роста был шестифутового и весил немало, и то, что мессир Камилло столь легко поднял вес почти в двести фунтов, тоже настораживало.