– Мистер Баллантайн просил вас – вас – заняться этим вопросом в его отсутствие? – недоверчиво переспросил адвокат. – Облигационным займом Редбери? Позвольте мне еще раз напомнить, что у нас назначена личная встреча с мистером Баллантайном.
– Все так, – сказал Дюпен, начиная выказывать признаки нервозности. – Все так, и я могу заверить вас, джентльмены, что мистер Баллантайн обязательно был бы здесь, если бы мог.
– Что вы имеете в виду? Он болен?
Дюпен кивком выразил согласие.
– Весьма странно. Вчера он казался в полном здравии. Не могли бы вы сказать, в чем заключается его недомогание?
– Нет, не могу.
– Ах, вот как! Тогда мы можем предположить, что нет ничего серьезного. Думаю, будет лучше, если мы договоримся о встрече у него дома.
И тут подал голос Робинсон.
– Я что-то сомневаюсь, что мы застанем его там больным или здоровым, – заметил он. – Осмелюсь высказать предположение, что было бы более целесообразно выяснить, не находится ли он в доме миссис Илз, его любовницы, – добавил он, обращаясь к Пруфроку, который поджал губы и фыркнул в ответ.
– Я уже сделал это, – вмешался Дюпен. – Его там нет.
– Ясно. – Адвокат пристально посмотрел на него, чтобы придать весомость своему следующему вопросу. – Мистер Дюпен, будьте любезны ответить мне прямо: знаете ли вы, где мистер Баллантайн?
Дюпен глубоко вдохнул, как пловец перед прыжком в воду, и выпалил, словно из пулемета:
– Нет, не знаю. Я прекрасно понимаю, что в случае отсутствия мистера Баллантайна было бы весьма… Это вопрос, требующий расследования. Но, джентльмены, прежде чем делать какие-либо умозаключения… прежде чем предпринимать какие-либо шаги… шаги, последствия которых могут оказаться непоправимыми… Есть одно обстоятельство, представляющее… Ради справедливости по отношению к мистеру Баллантайну… ради справедливости по отношению ко мне… Это может оказаться важным в будущем…
– Ну и?…
– У мистера Баллантайна вчера утром был посетитель, очень его раздосадовавший. Отчасти этим может объясняться некоторая странность в его поведении…
Пруфрок повернулся к Робинсону. Губы его были плотно сжаты.
– Честное слово, Робинсон, мы здесь напрасно тратим время, – сказал он.
– Но, джентльмены, это важно, – не унимался Дюпен.
– Не представляю, о каком вчерашнем посетителе, более важном мистеру Баллантайну, чем встреча, назначенная на сегодня, может идти речь, – сухо заметил Пруфрок.
– Но я уверяю вас, сэр, уверяю, что Баллантайн намеревался непременно встретиться с вами сегодня. У него было исчерпывающее объяснение малейшему разногласию, которое могло бы возникнуть в связи с облигационным займом. Есть единственно возможная причина, почему он не пришел: просто он был физически не в состоянии прийти.
– Что означает весь этот вздор? – устало проговорил Робинсон. – И при чем здесь этот таинственный посетитель?
– Вероятно, вы поймете, когда я скажу, что им был мистер Фэншоу…
Оба визитера замерли, обратившись в слух.
– Фэншоу? – переспросил Пруфрок. – Разве он не за решеткой?
– Срок его заключения, должно быть, истек, – пояснил Робинсон. – Бедняга, я хорошо знал его.
– …и он угрожал ему. Я слышал это собственными ушами, – взволнованно продолжил Дюпен. – Может быть, сейчас, джентльмены, вы поймете и… и дадите время мистеру Баллантайну все уладить, – закончил он слабым голосом, словно его физические силы иссякли.
– Мне понятно только одно, – сухо сказал Пруфрок. – Поскольку я не получил удовлетворительные гарантии по облигационному займу Редбери, которые мистер Баллантайн обещал мне дать здесь – лично – сегодня, я имею указания от моего клиента подать исковое заявление на компанию. Он не явился на условленную встречу, и меня не касается, был ли он, как вы, кажется, предполагаете, похищен упомянутый вами человеком или нет. Делу необходимо дать естественный ход. Исковое заявление будет вручено вам в понедельник утром. Как я понимаю, банк одновременно потребует погашения кредита. – Он посмотрел на Робинсона, кивнувшего в знак согласия. – Итак, мистер Дюпен, – продолжил он, – надеюсь, вы все поняли. Нам незачем больше отнимать у вас время. До свидания.
Ответа не последовало. Дюпен, с черной прядью, ниспадавшей на блестевший от пота лоб, опирался рукой на стол и выглядел совершенно обессиленным. Адвокат пожал плечами, взял Робинсона за локоть и вышел из комнаты, не проронив ни слова.
Дюпен наблюдал за их уходом, и минула целая минута, прежде чем он взял себя в руки. Потом он достал из кармана небольшой пузырек с белыми таблетками и удалился в туалетную комнату за дверью в кабинете Баллантайна. Там он налил стакан воды, бросил в него таблетку и с нетерпением стал ждать, когда та растворится. После того как Дюпен залпом выпил содержимое стакана его, щеки понемногу приобрели естественный цвет и глаза оживились. Когда лекарство окончательно подействовало, он вернулся в комнату своей обычной быстрой и пружинистой походкой. Из кармана он достал связку ключей, выбрал один из них и вставил в ящик стола своего шефа. Из того немногого, что в нем находилось, его ничто не заинтересовало. Затем он переключил внимание на встроенный в стене сейф. Поиски в нем также оказались безуспешными. Пожав плечами, он окинул последним взглядом комнату, долгое время бывшую мозговым центром большого бизнеса, и вышел.
Глава 3
Миссис Илз
Суббота, 14 ноября
Мистер Дюпен был совершенно прав. Где бы ни находился Баллантайн, у миссис Илз его не было. В то время как мистер Робинсон и мистер Пруфрок пытались что-то выяснить в Сити, эта дама, заканчивая поздний завтрак в своей спальне в доме на Маунт-стрит, искренне терялась в догадках, почему его нет. Рядом с ней лежала кипа писем. Они были и, вероятно, останутся нераспечатанными. Миссис Илз догадывалась, что в каждом конверте находится счет, но в данный момент ей недоставало духа, чтобы узнать, сколько она должна. Однако мысленным взором она видела некоторые из счетов, и от этого ее бросало в дрожь. Ее расточительность прежде была причиной бесконечных ссор с ее покровителем, и сейчас, глядя на зловещую кипу, она невольно подумала: «То-то будет шуму, когда он все это увидит». Но потом, когда к ней пришло печальное осознание, что иметь сердитого мужчину гораздо лучше, чем не иметь вообще никакого, на ее глаза навернулись слезы.
В дверь постучали, и, прежде чем она успела ответить, в комнату вошла служанка.
– В чем дело, Флоренс? – спросила миссис Илз с более очаровательной улыбкой, чем те, которыми обычно одаривают своих служанок женщины, занимающие надежное положение.
Флоренс не улыбнулась в ответ. У нее были резкие манеры – почти дерзкие.
– Мистер Баллантайн сегодня придет? – спросила она.
– Право, не знаю, Флоренс. Почему ты спрашиваешь?
Не получив ответа, миссис Илз быстро заговорила:
– Я отпускаю тебя, если хочешь. Я справлюсь, даже если он придет.
– Спасибо, мэм, – нелюбезно буркнула Флоренс. – Не могли бы вы дать мне зарплату за последнюю неделю?
– Ах да, конечно! Как глупо с моей стороны! – воскликнула миссис Илз чуть пронзительно. – Принеси, пожалуйста, мой кошелек с туалетного столика. Так, посмотрим… Ой, дорогая, прости, – сказала она, роясь в кошельке, – но у меня, кажется, осталось совсем немного денег. Десять шиллингов пока тебя устроят? А остальное в понедельник.
Флоренс молча взяла протянутую купюру, но ее взгляд на секунду задержался на нераспечатанных письмах, прежде чем она продолжила:
– Только что звонил мистер Дюпен.
– Мистер Дюпен! – снова воскликнула миссис Илз. – Я не могу говорить с ним.
– Он не хотел говорить с вами. Он только спросил о мистере Баллантайне. Я сказала, что его здесь нет, и он повесил трубку.
– Понятно. Сообщил ли он что-нибудь о мистере Баллантайне?
– Нет. По его словам, он позвонил, чтобы убедиться, что его здесь нет. Мне почему-то показалось, что он вовсе и не рассчитывал застать его здесь.
– Довольно, Флоренс, – холодно произнесла ее хозяйка. – Пожалуйста, унеси все это.
Флоренс с угрюмым видом забрала поднос. У двери она остановилась и бросила через плечо:
– Если придет капитан, впускать его?
– Ступай, ступай! – крикнула миссис Илз, теряя терпение. Из всех, о ком ей ничего не хотелось слышать в этот момент, на первом месте был капитан Илз.
Глава 4
Возвращение блудного отца
Суббота, 14 ноября
Незадолго до полудня к небольшой белой вилле в предместье Пасси подкатило такси, и из него вышел худощавый, средних лет мужчина. Из окна второго этажа его увидела и узнала растрепанная горничная, которая с возгласом досады и удивления «Tiens!» положила перьевую щетку для смахивания пыли и поспешила придать себе презентабельный вид, прежде чем выйти встречать его.
– Bonjour, Eléonore, – сказал Джон Фэншоу, стоя у порога, когда наконец перед ним открылась дверь.
– Monsieur! Mais que cette arrivée est impróvue!
– Неожиданный, но не нежеланный, надеюсь, – произнес Фэншоу по-французски несколько неуверенно из-за продолжительного отсутствия практики.
О, месье шутит! Как он может хоть когда-нибудь быть нежеланным? А хорошо ли месье доехал? А здоров ли он? Впрочем, она сама видит, что здоров. Только похудел. Mon Dieu! Как он похудел! Сначала она с трудом узнала его.
– А мадемуазель? – спросил Фэншоу, когда ему удалось прервать поток слов. – Как она?
У мадемуазель все хорошо. Очень жаль, что ее нет сейчас, чтобы поприветствовать папочку. Если бы месье предупредил о своем приезде, как бы она обрадовалась! Но, похоже, месье решил преподнести ей приятный сюрприз. Сейчас мадемуазель нет дома, и она вернется только во второй половине дня, так что ничего не приготовлено. Месье извинит за беспорядок, мадемуазель обязательно все объяснит. Но что же она – Элеонора – делает? Месье, конечно, проголодался после долгой дороги в это ужасное время года. Месье должен перекусить. В доме мало что есть, но омлет – месье хочет омлет aux fines herbs? И бутылочку божоле, которое он всегда пил за обедом? Если месье подождет минут пятнадцать, ему все будет подано.
Выплеснув этот поток слов, она побежала на кухню, а Фэншоу со вздохом облегчения направился в гостиную и сел в ожидании завтрака. Его лицо, озарившееся было от незабываемого многословия Элеоноры, приняло привычное выражение настороженного цинизма. «Ошибка, – размышлял он, – вот так нагрянуть к кому-нибудь без предупреждения – даже в дом родной дочери. Пора бы уже усвоить это – ведь ты не мальчик. Такое случалось, когда ты годами топтался на одном месте в ожидании события, снова вернувшего бы тебя к жизни. Ты забыл, что в настоящем, кипучем мире ничто не стоит на месте в отличие от того, что было у тебя». Он часто представлял себе, как приезжает на эту виллу, как дочь появляется на пороге, готовая броситься в объятия, но ему не приходило в голову, что нужно заранее позаботиться, чтобы она находилась там в определенный день и час. Приглашение на обед, намеченный визит к парикмахеру – и великое воссоединение семьи будет сорвано, а блудному родителю придется есть свой омлет в одиночестве.
Фэншоу пожал худыми плечами и подумал, что делает из мухи слона. Ну, вышел из тюрьмы на неделю раньше срока или что-то около этого. Ну, приехал к дочери во Францию, не предупредив ее. Ну, не застал ее дома, в чем нет ничего необычного. Вот и все. Так почему же в глубине души он не хочет мириться с этим? Если это все, то почему Элеонора была так раздосадована его появлением? И теперь, когда она вернулась и объявила: «Monsieur, est servi!», почему нет и намека на жалость в ее услужливо-приветливой манере?
Фэншоу задержал ее в столовой, пока ел. Ему надоело одиночество за последние несколько лет. Она достаточно охотно передавала ему сплетни обо всех, с кем он был знаком раньше, и их житье-бытье, но не касалась темы, интересовавшей его в данный момент. Один раз в разговоре неожиданно и безотносительно к чему-либо она заметила: «Несомненно, у мадемуазель будет много что рассказать отцу».
– Evidemment, – коротко ответил Фэншоу и больше не возвращался к этому вопросу.
Покончив с завтраком, он перешел в гостиную, чтобы выкурить сигару и выпить чашечку замечательного кофе, который принесла Элеонора. При своей усталости он уснул бы прямо в кресле, если бы его сознание все время не оставалось настороже, поскольку он прислушивался, не донесется ли звук открывающейся входной двери. От ожидания морщины на его лице стали глубже, а выражение смиренного разочарования – более явственным.
Прошло немало времени, прежде чем послышался характерный звук вставляемого в замочную скважину ключа. Он поднялся и сделал шаг в сторону прихожей, но, услышав торопливые шаги из глубины дома, тихо вернулся в кресло. Значит, Элеонора тоже была начеку. До него донеслись приглушенные голоса у порога. Он не разобрал, о чем шла речь, но догадался, что по какой-то причине горничная сочла необходимым сообщить хозяйке новость о его приезде. Заминка была недолгой, но показалась Фэншоу чуть ли не вечностью, прежде чем распахнулась дверь и с криком «Папа!» дочь бросилась ему на шею.
Она быстро освободилась из его объятий и, удерживая на расстоянии вытянутой руки, стала рассматривать его лицо и бессвязно сокрушаться, как он побледнел и поседел. А он со своей стороны пристально разглядывал дочь. Она тоже изменилась. Утратила девичье очарование, которое он помнил, и обрела статность и привлекательность зрелой женщины. «Как раз то, что обожают французы», – подумал Фэншоу. В этот момент ее щеки зарделись, и в глазах появилось выражение, заставившее его вскинуть брови в немом вопросе.
Она заметила это и словно в ответ немного отстранилась.
– Я не думала, что ты освободишься на неделю раньше, – шепотом сказала она. – Я не ждала тебя.
– Я так и понял со слов Элеоноры.
– Значит, ты не получил мое письмо?
– Выходит, что нет, раз я здесь. Стало быть, как я полагаю, ты писала, чтобы я не приезжал.
Она отвернулась в явном смущении.
– Папа, это ужасно трудно…
– Вовсе нет. – В сухом, лишенном эмоций тоне Фэншоу не слышалось обиды. – Я здесь некстати. И в этом нет ничего удивительного. Верно?
– Отец, ты не должен так говорить. Это звучит…
– Я могу представить очень много обстоятельств, – продолжил он, – при которых появление бывшего заключенного поставит его дочь в неудобное положение. К примеру, это может пагубно сказаться на перспективах хорошего замужества…
Она резко вдохнула и посмотрела ему в глаза. И он увидел в них все, что ему нужно было знать.
– Мы понимаем друг друга, – уныло сказал он. – В таком случае долг отца удалиться как можно тише. Только почему ты не дала мне знать заранее?
– Я… я пыталась… часто, но мне не хватало смелости. Это трусость, я знаю, но я все откладывала и откладывала до последнего момента. Мне было так стыдно.
– Тебе нечего стыдиться, – заверил он ее. – Кто этот молодой человек? То есть я надеюсь, что молодой. Полагаю, он француз?
– Да. Его зовут Роже Пайар. Он…
– Из семейства автомобильного магната Пайара? Поздравляю. И они, конечно, ничего обо мне не знают?
Она покачала головой и сказала:
– Я впервые еду погостить у них. Он единственный сын, а мать, конечно…
– …очень высокого мнения о нем. А он – un jeune homme bien elevé, trés comme il faut, и все такое прочее.
Фэншоу так похоже сымитировал интонации престарелой француженки, что дочь невольно рассмеялась.