— А кто это сделает? Я не буду. — ответил парень и почесал затылок.
— Она и с кишками доползет. — упрямо сказал Дима.
— Не доползет.
— Поспорим?
— На что? — парень оживился, его друг, кажется, тоже.
— На бутылку пива.
— На две. — покачал головой курильщик. — Я тоже в этом участвую.
— Давай! — азартно воскликнул Дима. — Что она доползет до остановки. Бордюр не считается.
— Идет. — парень протянул руку, Дима сжал ее и посмотрел на меня. — Вы не разобьете?
Я только было занес руку, как старичок протиснулся к ним и положил на их руки свою.
— Позвольте примазаться. Мне тоже кажется, что доползет.
— Отлично. — усмехнулся Дима. — Вас двое и нас двое. Разбиваем!
Я ударил ребром ладони по рукопожатию и все взгляды тут же стремились на псину. Той удалось преодолеть примерно полметра и теперь она обессиленно уронила голову на лапы и полуприкрыла глаза.
— Я на границе видел немецких овчарок. — довольно пояснил мне дед, не отрывая взгляда от собаки. — Страсть, какие упорные. Эта из того же теста. Доползет!
Мы смотрели на овчарку, затаив дыхание. Когда она, наконец, подняла голову, вся толпа разразилась одобрительным ревом.
— Ползи! — крикнул ей Дима.
— Ползи! — вторил ему дед.
Кажется, я тоже крикнул что-то подбадривающее. Собака посмотрела на нас и, словно подчиняясь нашим крикам, опять заскребла лапами по мокрому асфальту. В какой-то момент она вздрогнула всем телом и по толпе пронесся тяжелый вздох. Но собака коротко взвыла и сделала мощный рывок, приблизивший ее к точке назначения сантиметров на пятнадцать. Бабулька не выдержала и захлопала в ладоши, а старик снял шляпу и радостно потряс ей.
— Ну давай, собачка, ползи.
Следующие десять минут мы простояли в гробовой тишине. Я и молодой парень-курильщик успели выкурить по две сигареты — до того были напряжены нервы. За эти минуты собака несколько раз останавливалась и снова начинала ползти. Она скулила, не переставая и ее вой продирал нас до костей, заставляя дрожать наши тела.
И тут я бросил взгляд на кишки, выпадающие с каждым рывком все больше и больше. Кровь стала течь сильнее, внезапно я понял, что каждый последующий рывок может оказаться последним. И я закричал:
— Ко мне! Рядом!
И тут же тишина взорвалась криками.
— Место!
— Чужой!
— Лежать!
— Ату!
Мы выкрикивали всевозможные команды, почему-то уверенные в том, что именно они помогут собаке доползти. Наверное, никто не смог бы объяснить, почему мы так считали. Просто была такая уверенность и всё. Даже пацаны, которые, казалось, должны были желать обратное, даже они подбадривали собаку криками, словно футбольные фанаты свою любимую команду.
И собака сделала последний рывок. Она почти прыгнула — рывок приблизил ее к цели примерно на полметра, но причинил ей такую боль, что она взвыла. Вой был настолько громким, в нем было столько боли и страха, что мы разом смолкли, сочувственно глядя на овчарку. Она выла, а мы молча смотрели на нее и вдруг…
— Как вам не стыдно?!
Мы даже не сразу поняли, что это относится к нам. Маленькая девочка лет десяти с большим ранцем за спиной и не менее большим белым бантом на голове стояла прямо под дождем напротив овчарки и смотрела на нас.
— Как вам не стыдно?! Ей же больно, а вы издеваетесь!
Детский голосок заставил нас вздрогнуть. Я сглотнул слюну и откашлялся.
— Бедненькая. — девочка присела возле собаки и повернулась к нам. — Что, игрушку нашли?
Ее тоненький голос звучал гневно, она по очереди заглядывала каждому из нас в глаза и каждый, не выдержав этого взгляда, отворачивался.
— Неужели ни у кого из вас не было собаки?! Неужели вы представить не можете, как она страдает?!
Мои глаза против воли заморгали. Я вспомнил. Вспомнил свое детство, мне было десять лет, когда родители подарили мне на день рождения щенка. Он прожил с нами около года, а потом я как-то пришел домой и родители сказали, что щенка пришлось отдать на время в цирк и через месяц его вернут, когда научат разным фокусам. На следующий день соседский парнишка рассказал, что моего щенка сбила машина и мой отец закопал его труп рядом в лесополосе. Я не поверил ему, пока он не отвел меня в лесополосу и мы не нашли свежевырытую кучу земли. И я отрыл ее. Я больше ничего не помнил, очнулся я в больничной палате… мне сказали, что у меня был глубокий шок.
А сейчас… сейчас мне стало очень стыдно. Я вышел из под остановки, подошел к овчарке и, нагнувшись, тихо произнес всего одно слово:
— Прости.
Я вернулся под остановку и оттуда сразу же, словно приняв эстафету, вышел Дима. И тоже произнес одно слово.
— Прости.
Он вернулся и к собаке пошла его девушка…
Прощения просили все. Смотрели в умные и печальные глаза собаки и шептали всего одно слово. Мы не могли услышать ответа, но надеялись в глубине души, что собака услышала нас и простила.
Последней была старушка. Она истово перекрестилась и протянула было руку, чтобы погладить собаку, но почему-то быстро отдернула ее и вернулась обратно. Рядом с собакой под проливным дождем осталась сидеть девочка. Она погладила собаку по голове, потом осмотрелась и отошла в сторону. Через несколько секунд она вернулась, с трудом таща огромный булыжник. Булыжник был весь в комьях грязи, он пачкал школьную форму, но девочка не обращала на это никакого внимания.
— Прости! — громко крикнула она и с со всей силой, на которую она была способна, швырнула булыжник на голову собаке. Мы успели отвернуться в самый последний момент, но звук ломающихся костей настиг нас…
Автобус подошел только через десять минут. Все это время мы стояли под навесом и никто из нас не посмотрел больше в сторону собаки. Впрочем, друг на друга мы тоже не смотрели.
Я хотел поскорее забыть про этот случай, вычеркнуть его из памяти, только это не получалось. Мне оставалось только одно — всю жизнь прожить, вспоминая тот дождливый день, собаку в луже из воды и крови и девочку с грязным булыжником, который она опускала на голову собаке…
Господи, мне каждую ночь снятся эти умные глаза, с тоской глядящие на
меня. Я смотрю в них и тону в водовороте боли и отчаяния.
Каждую ночь…
© Copyright: Чубарьян Александр, 2002
Свидетельство о публикации № 2211110154
ШАНС
Порой мы сами не знаем, что нам подбрасывает мисс Фортуна — мы бьемся лбами в стены, совершенно не замечая, что где-то рядом на мгновение появилась дверь и надо лишь толкнуть ее и войти туда. Мы не идем в эту дверь не потому, что боимся неизвестности — мы упорно не замечаем ее, потому что рядом с нами бьются лбами остальные и мы думаем, что дверь не для нас, а для кого-то другого.
Мы думаем, что наш удел — стена, поэтому мы стараемся не замечать двери.
А они появляются всего на одно мгновение и, вполне возможно, всего один раз в жизни.
И то не для всех.
***
Эта встреча произошла в один из октябрьских дней, когда осень начинает полностью раскрывать свою силу и врывается в дни мощными, но недолгими ливнями. От таких ливней не помогут плащи с капюшонами, кульки и зонты. В таких случаях люди стараются укрыться в первых попавшихся закутках — магазинах, подъездах и других помещениях, могущих более-менее защитить от полного промокания.
Я не был исключением и заскочил под козырек остановки, как только понял, что дождь усиливается с каждой секундой. Конечно, это не спасало меня полностью — остановка являлась обычным навесом без стен и ветер все равно швырял на меня капли влаги, правда не настолько сильно, чтобы я рискнул перебазироваться в другое место. Минут пять я стоял под козырьком в полном одиночестве, а потом неожиданно услышал сзади себя негромкое покашливание. Я повернулся и увидел стоящего возле меня мужчину с широкой купеческой бородой и длинными вьющимися волосами. Он был одет в кожаный плащ, из-за ворота торчал шейный платок ярко-зеленого цвета. В руке мужчина держал красивую инкрустированную трость с большим набалдашником.
Я отвернулся и стал наблюдать за пузырящимися лужами, но голос мужчины отвлек меня от этого занятия.
— В цепочке случайностей дождь играет не последнюю роль, верно?
Я снова повернулся и посмотрел на мужчину — не было сомнений, он обращался ко мне, а не разговаривал сам с собой.
— Наверное. — пожал я плечами. Честно сказать, я не вполне уловил смысл этой фразы.
— Стихия непременно должна присутствовать при совершении обряда, вы согласны со мной?
Или он сумасшедший, или шутник, пытающийся завязать разговор.
— Какого обряда?
— Обряда Передачи. — кажется, странный мужчина даже удивился.
— А, передачи… ну да, конечно. — на всякий случай я шагнул назад,
отдаляясь от бородача.
— Позвольте, вы что, не понимаете, о чем я говорю?
— Не совсем. — с сарказмом ответил я.
Мужчина задумался, потом свободной рукой хлопнул себя по лбу.
— Ну конечно! Откуда вы можете знать про Обряд. Видите ли, дело в том, что я волшебник. Меня зовут Картуш…
— А почему не Эскамп? — ухмыльнулся я.
— Эскамп? Не знаю. Меня так назвал мой предшественник. Двести лет назад. Если вы хотите, я дам вам имя Эскамп. Но, вообще-то, я хотел назвать вас Зеоном. Звучит более значимо, вы не находите?
— Наверное. А вы волшебник?
— Да, конечно! — бородач воодушевился. — Но мой срок закончился и мне надо найти приемника. Обязательно во время стихии и обязательно одинокого. Вот как вы.
Я пропустил его слова мимо ушей и спросил:
— А вы можете дождь остановить?
— Конечно. Но зачем? Он необходим для Обряда…
— Я понял. Тогда сделайте мне машину. Сюда, перед остановкой.
Бородач растерялся.
— Зачем?
— Чтобы я убедился, что вы не мошенник. А то знаете, сколько сейчас жулья повсюду.
— Да, да, вы правы. — пробормотал бородач. — Машина, машина… что ж, можно и машину…
На мгновение мне показалось, что он сейчас действительно выдернет волосок из бороды, прошепчет заклинание и перед остановкой прямо из воздуха появится какой-нибудь автомобиль… вставшую в сознании картину я развеял и для пущей уверенности встряхнул головой.
Картуш тем временем шагнул к дороге, поднял посох и махнул им. Синие "жигули", чуть не обрызгав меня, остановились возле бордюра. Водитель перегнулся через сиденье и открыл боковое окно, выжидательно посмотрев почему-то именно на меня.
Картуш повернулся ко мне — в глазах горел торжествующий огонек.
— Ну что? Я вас убедил?
Если бы у меня были деньги, я бы не задумываясь уселся в машину и поехал домой подальше от этого ненормального, но финансы… домой я мог или пойти пешком, или поехать на более дешевом транспорте.
— Ага. Убедили. Лучше бы я автобус попросил. — буркнул я.
— Эй, куда едем? — спросил у меня водитель "жигулей".
— А это ты у него спроси, — злорадно кивнул я на бородача. — он же тебя остановил.
— Эй, куда едем? — послушно повернулся водитель к моему собеседнику.
Картуш покачал головой:
— Мы никуда не едем.
Водитель громко и отчетливо сказал, что он думает о бородаче и его родителях, после чего рванул с места, обдав меня и Картуша волной брызг из лужи. Пока я вслух выражал свои мысли примерно в той же форме, что и водитель, Картуш невозмутимо отряхнулся и, как ни в чем не бывало, спросил:
— Так вы готовы сменить меня?
— Знаете, господин волшебник, — ядовито начал я. — боюсь, я вам не подойду. Мои знания в чародействе ограничиваются заклинанием "Трах-тибидох-тибидох", которое любил произносить ваш коллега Сулейман ибн Хоттаб. Старик Хоттабыч, если вы не поняли. Учиться я не люблю и не хочу, так что поищите кого-нибудь другого.
— Но вам не надо учиться! — воскликнул Картуш. — Последнее тысячелетие ни один из волшебников ничему не обучался. Посох! С помощью него вы все свои желания превращаете в действительность.
— Я уже видел. — хмыкнул я. — И что я должен буду делать в качестве волшебника? Всё, что захочу?
— Ограничения, конечно, есть. Вы не должны афишировать себя, однако раз в год вы должны совершить какое-нибудь доброе дело для людей: например, остановить извержение вулкана или спасти тонущих матросов. Все остальное время вы можете путешествовать по разным странам, отдыхать в собственных дворцах… только не прчиняйте никому зла…
— Все ясно. — достаточно бесцеремонно перебил я Картуша и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Желтый "Икарус" показался из-за поворота и я облегченно вздохнул: дождь не прекращался и перспектива стоять в компании с ненормальным "волшебником" меня не радовала. Когда автобус подъехал к остановке, я шагнул к открывшимся дверям, но потом остановился и повернулся. Глядя на растерянное лицо Картуша, я произнес:
— Позвольте дать вам совет. Проведите свой обряд с хорошим психиатром. Он поможет вам. У вас тяжелый случай. До свидания.
Я шагнул на ступеньку автобуса, двери закрылись и автобус тронулся. Идя по салону, я бросил взгляд в окно — остановка была пуста. Видимо, псих понял буквально мои слова и кинулся к врачу. Что ж, удачи!
А ночью мне приснился сон, похожий больше на показ слайдов — дворцы из мрамора и обнаженные девушки сменялись ослепительно синим морем и стаями дельфинов, над которыми в воздухе парил я. Египетские пирамиды и храмы Будды, рынки Багдада и секретные лаборатории НАСА, красивейший подводный мир океана и смертельно опасные для простых смертных джунгли…
Осознание того факта. что я смогу прожить двести(!) лет сдавливало
грудь радостным восторгом.
Я проснулся среди ночи, со страхом понимая, что я никогда не узнаю, кем
был тот бородатый человек с красивым посохом в руке — сумасшедшим, шутником или… или тем, за кого он себя выдавал.
Я встал с постели, закурил сигарету и подошел к окну. Вглядываясь в ночной город, мерцающий огнями, я делал глубокие затяжки, но успокоиться не мог. Я так и не заснул в ту ночь, злясь на себя за то, что не согласился на этот обряд. Почему?! Ведь я ничего не терял — если этот человек был психом, я бы просто уехал и через пару дней забыл бы про него. А теперь…
А теперь каждый раз, когда идет дождь или снег, я ищу место, где никого нет, и жду. Жду, сам не знаю чего — ведь я не спросил у Картуша, сколько всего в мире волшебников. Если он в единственном числе, то мне не повезло — свой шанс прожить двести лет я упустил.
Никогда, никогда я себе этого не прощу!
© Copyright: Чубарьян Александр, 2002
Свидетельство о публикации № 2211110155
Богу-богово
Бывает, что надоедает иногда заниматься одним и тем же, пусть даже это занятие сродни развлечению и достаточно разнообразно. Да и предки твердят уже чуть ли не каждый день, мол, взрослый уже, кончай в игрушки играть, пора серьезными делами заниматься… Сами виноваты. Такую игру подарили на день рождения, что оторваться не могу, день и ночь за ней просиживаю. Вроде почти понимаю, что надо бросить, а не могу. Это же не игра, а жизнь, самая что ни на есть настоящая: люди со своими проблемами, желаниями и отношениями, звери, живущие по законам инстинктов, по законам, которые я же и установил, природа, такая же изменчивая, непокорная и непредсказуемая, как в настоящей жизни…
Я делал все — я мог заставить двух человек любить друг друга, а мог сделать так, что несколько рас будут уничтожать сами себя в жестокой и изнурительной войне. Мог наслать ураган на какой-нибудь город, а мог не наслать. Я руководил всем — войнами и перемириями, культурой и хаосом, рождением новых юнитов и их смертью. Я позволял им развиваться и жить в мире, который был создан для меня моими родителями — поистине талантливыми программистами.
Я чувствовал себя Богом и мне не надо было ничего другого. Всё, к чему стремились мои сверстники, у меня уже было. И даже больше.