— Для хулиганки слишком нахлобученно, — в кои-то веки не согласился с напарником Петрухин. — В подобной ситуации куда как проще: залез на крышу, да и хе-е-рак ее вниз. У-у-у, веселуха!.. Не, братцы, по ходу, тут у нас другой случАй.
— И какой же?
— Думается мне, что акция сия была спланирована. И целью своей люди ставили, как ты правильно заметил, Виктор, нанести удар по репутации «Магистрали». Либо — один и точечный. Именно чтоб подгадить праздничную разлюли-малину. Либо — хужее.
— Хужее — это как? — насторожился Брюнет.
— Удар предупредительный.
— Типа: перчаткой, да по сусалам?
— Во-во. Зная, какие серьезные зайцы соберутся на торжество, боевую гранату метать побоялись. Ибо, при таких раскладах, дело вполне можно развернуть на терроризм. А так — схожий эффект при минимальных последствиях.
— Если вы, парни, вычислите, кто это сделал, обещаю, что последствия окажутся совсем не минимальными! — отчеканил Виктор Альбертович. Причем он произнес эту фразу таким тоном, что всем присутствующим сделалось реально жутковато.
— И все-таки, с чего предлагаешь начать, Борисыч? — после нехорошей паузы, чутка разряжая обстановку, спросил Брюнет.
— Во-первых, усилить меры безопасности на наших объектах. Вот, ознакомься.
С этими словами Дмитрий сгрузил на начальственный стол свою папку, и Брюнет, нацепив очки, с интересом взялся изучать ее содержимое.
Впрочем, начальственное погружение в материал оказалось недолгим…
— Что это за фигня? Какие-то собаки…
— Объясняю. Склад на Руставели необходимо охранять кинологу с собакой. Одному сторожу там не осилить. Между прочим, мы за это тебе как-то сигнализировали.
— Допустим. А вот это… какой-то закуток?
— Он самый, — подтвердил Дмитрий. — Ежели ты еще помнишь, с обеих сторон к нашему зданию примыкает забор. А метрах в сорока, по левому крылу, в заборе имеется П-образное углубление. Примерно два на два. Зачем его сделали, кто и когда — непонятно, так как, кроме куста шиповника и большой кучи известного происхождения, ничего там больше нет. Вот этот-то аппендикс мы с Лёнькой и рекомендуем закрыть.
— А на кой?
— А на той, что теоретически он вполне пригоден для засады. Телекамера над входом сей закуточек «не берет», а там, за кустом шиповника, запросто могут укрыться три-четыре человека. Теперь ясно?
— Ладно, — пробормотал Голубков и чуть ли не брезгливо отодвинул от себя папку, — решим вопрос. Вот только… Нет, оно, конечно, усиление мер безопасности — это прекрасно. Собаки там, закутки… Ты мне лучше скажи: как вы намереваетесь искать этих… хм… шутников?
— Если честно — пока не знаю.
— Исчерпывающий ответ.
— Э-э-э-э… Виктор Альбертович, я вот тут сижу и меркую, — снова подал голос всеми позабытый-позаброшенный Комаров.
— Отрадно слышать. Ну и чего ты там намерковал?
— Да вот Яна Викторовна…
— А что Яна Викторовна? — нервно отреагировал на упоминание драгоценного имени всуе Купцов.
— Она вчера самая первая ушла. С корабля-то. И как только, значит, она удалилась… тут и граната, значит, прилетела.
— Ну и? — начиная терять терпение подстегнул докладчика Брюнет.
— Вот я и гадаю: а ну как Асеева чего-то такое знала? Потому — очень уж вовремя она, по-английски. Я еще, помнится, на часы посмотрел: аккурат четверть одиннадцатого было.
— Да ты, Иваныч, до кучи еще и спец по причинно-следственным связям? — не сдержал улыбки Петрухин.
А вот Купцову сейчас было не до смеха:
— Бред! Полный бред! — горячечно заговорил он. — Асеева к ребенку торопилась! Я у нее… Она мне сама сказала…
Заговорить-то Леонид заговорил. Но при этом невольно подумал, что некое подобие сермяги в словах Комарова, пожалуй, имеется. Учитывая, с какой настойчивостью Яна давеча отказалась от предложения проводить.
— Сказать она могла что угодно, — снисходительно согласился Комаров. — А вот как оно на самом деле было? Вот это вопрос.
— Говоришь, первой ушла? «Незадолго до»? — задумался Брюнет.
— Ну, может, и не самой первой. Врать не буду. Но! Время я запомнил. Аккурат почти до байкеров этих.
Виктор Альбертович снял трубку:
— Алла! Соедини меня с Асеевой… Что значит: «у нее мобила отключена»? Набери по домашнему… Бли-ин! Вы что сегодня, сговорились, что ли?! Ну так узнай! Позвони кадровику, подруге ее, стерве этой рыжей из бухгалтерии! Хрен ей между!.. Я что, даже таким элементарным вещам учить должен?!
Брюнет шарахнул переведенной в режим ожидания телефонной трубкой по столу и витиевато выругался:
— *********! ******, *** ****! Да тут не безопасность — тут, блин, трудовую дисциплину укреплять нужно! Разгоню всех на хрен!
— Угу. И новых наберу, — подхватил Дмитрий.
— Чего сказал?
— Я говорю, имел место быть схожий альтернативный вариант реформирования МВД: разогнать ко всем чертям весь личный состав и набрать новых.
— И к чему ты это сейчас?
— Просто к слову пришлось. А вообще, Витя, тебя явно захлестывают эмоции, а это неправильно.
— Да ты никак, Борисыч, учить меня вздумал? — нехорошо так осклабился Брюнет.
Вот только Петрухин нисколечко не испугался — ни грозного выражения лица, ни аналогичной интонации босса — и спокойненько развил мысль:
— Вот на фига ты сейчас затребовал разыскать Яну? В этот, не побоюсь такого слова, выходной день? Уверяю тебя, далеко не все любят корпоративные попойки. Больше скажу — еще каких-то полчасика, я бы и сам из «Океана» свалил. И чего? Тогда бы здесь собравшиеся и меня прокачивать стали?
— А «свалил», надо полагать, вместе с моей секретаршей? — сердито уточнил босс.
— С чего вдруг подобные предположения?
— А с того, что у меня в МОЕЙ конторе тоже источники имеются, — уклончиво пояснил Голубков.
На самом деле в данном случае ларчик открывался просто: Виктор Альбертович, по давно заведенной традиции, с периодичностью примерно два раза в месяц имел свою секретаршу прямо здесь, в своем кабинете. Исключительно поддержания физической формы ради. Вот в последний такой «медицинский прием» Аллочка и пожаловалось шефу, что Дмитрий Борисович ее сначала «поматросил», а затем, безо всякого объяснения причин, «бросил».
— Экий ты, Витя, злой, — показно вздохнул Петрухин. — Злой, да еще собственник до кучи. Феодал.
— Да ты меня, Борисыч, по-настоящему злым-то еще и не видел! — огрызнулся Брюнет и прислушался к подавшей голос трубке: — Алла! Ты нашла Асееву?.. Ну?.. ЧТО?!. КОГДА?!!
— Что случилось? — наблюдая за его реакцией, синхронно вскинулись решальщики.
— Вчера, на проспекте Добролюбова, почти рядом с тем местом, где мы гуляли, Асееву сбила машина, — растерянно продублировал поведанное секретаршей Голубков. — Она сейчас в больнице.
Впавший в ступор Леонид какое-то время ошалело пялился на присутствующих, а затем, с грохотом опрокинув стул, подорвался и, не произнеся ни единого слова, пулей вылетел в дверь.
— Во дела, бля! — глубокомысленно резюмировал Комаров и в очередной раз утер пот со лба почти насквозь промокшим обшлагом рукава. — А ведь я вам говорил: неспроста это всё!
— Чего «всё»? — не догнал Петрухин.
— А того! Приличные люди в начале одиннадцатого с корпоративов не уходят!..
Колпино, 1 октября, сб.
Напротив послевоенной «пленно-немецкой» застройки трехэтажки, радуя замыленный урбанистическими пейзажами глаз, располагалось нечто вроде миниатюрного садика. А именно невеликая, примерно десять на десять, площадка, густо засаженная в половину человеческого роста пожухлыми кустами и прореженная редкими, в эту пору почти лысыми тополями. В эпицентре природного оазиса стояла надежно укрытая от случайных глаз покоцанная лавочка, являя собой идеальное место для проведения брифингов местной алкашни. Ну да в столь ранний, а к тому же субботний час скамья, разумеется, пустовала. Что пришлось очен-но на руку Пронину, обустроившему здесь наблюдательный, он же — «ожидательный» пункт.
Аккурат в минувшую полночь грянул календарный октябрь. В строгом соответствии с календарем днями еще бывало достаточно тепло, но по ночам уже случались заморозки. Неудивительно, что за почти час ожидания Пронин, в своем коротеньком полупальто и легких ботиночках, основательно продрог. В какой-то момент, дабы хоть немного согреться, он покинул свой пост и взялся наматывать круги по асфальтовым дорожкам микрорайона. Но когда бесцельное накручивание кругов наскучило, возвратился обратно: на лавке было зябко, во рту — кисло, а на душе — погано.
Время шло, а Машкины предки так и не выходили. Прождав еще минут пятнадцать, Пронин задумал было позвонить снова, но, экономя оставшиеся на счету мобильные копейки, не стал. Еще через пятнадцать, основательно закоченев, он и вовсе собрался уходить, но тут, наконец, из подъезда выползли долгожданные Архиповы-старшие и погрузились в стоящую под окнами машину.
Не успела та выехать со двора, как в кармане у Пронина запиликал телефон.
— Да… Я вижу, — синими от холода губами отозвался он. — Иду.
Молодой человек с немалым удовольствием покинул опостылевшую скамейку, снова продрался сквозь колючий кустарник и, наискосок миновав детскую площадку, опасливо озираясь по сторонам, нырнул в подъезд.
На площадке второго этажа дверь одной из квартир была распахнута. На пороге квартиры стояла Маша Архипова — в легкомысленном домашнем халатике и шлепанцах на босу ногу и с тревогой наблюдала за тем, как наверх поднимается Пронин.
— О, господи! Женя! Что случилось?
— Ничего.
— Как это ничего?! Когда ты позвонил, у тебя был та-акой голос!.. Я так и не поняла, что с Гавриком? Какая полиция? За что арестовали?
— Дура, чего орешь на весь дом? — сердито прошипел Пронин, преодолевая последние ступени. — Родаки надолго укатили?
— До вечера. Они сначала в «Мегу-Дыбенко», на шопинг, а потом собирались в кино.
— Уже легче… Может, ты меня все-таки пригласишь войти? Или так и будем на лестнице разговаривать?
— О, господи! Ну конечно! Входи… — Девушка схватила молодого человека за руку и потянула в квартиру, причитая и охая: — Ох, Женя! Горе ты мое…
* * *
…Десять минут спустя Пронин блаженствовал в горячей ванне, утопая в обильно взбитой, благоухающей пене.
Э-эх! За-ради такого кайфа не жалко было просидеть на холодной скамейке и еще «пару раз по столько». Тем паче что у них в общаге имелся только душ: один — на весь этаж. Да и тот «работал с перебоями»: холодную воду исторгал в неограниченном количестве, а вот с горячей бывали проблемы.
Здесь же, в ванной, на расстоянии протянутой руки на табуреточке сидела Маша и пожирала своего парня влюбленными, а одновременно полными болезненного сострадания серыми глазами.
Ох и глазища были у Маши! Кр-ррр-расота неописуемая!
Другое дело, что персонально Пронину много больше нДравились совсем другие части девичьего тела. В отношениях с женским полом Евгений был в большей степени «прагматиком-практиком», нежели «романтиком-эстетом»…
— Женя, ну как же так? Я ведь тебя еще тогда, после того случая просила — не пей так много! Ты, когда пьяный, себя совсем не контролируешь.
— У Пегова вчера был день рождения. Он пригласил нас в «Асцеллу». И чего? Мне надо было там сидеть и хлестать пепси-колу?.. Да и не так уж много мы и…
— Может, и немного. Но достаточно, чтобы выйти и угнать машину!
— Мы ее не угнали. Мы просто доехали до метро.
— О, господи! Да от «Асцеллы» пять минут пешком до «Спортивной»!
— Вчера «Зенит» играл и «Спортивную» на вход закрыли. Вот мы и прокатились. На Ваську.
— А магнитола? — напомнила Маша.
И это напоминание заставило молодого человека слегка смутиться:
— Мне… Я… В этом месяце моя очередь за общагу платить. А у меня с баблосами сейчас — полный «аут».
— Попросил бы у меня.
— Я тебе еще прошлые две штуки не отдал. И вообще, брать деньги у женщины — это пошло.
— А воровать, получается, не пошло?
— Да какое воровство? — оскорбился Пронин. — Если хочешь знать, этой магнитоле цена — две копейки! Китайское дерьмо, да еще и убитое почти!
— Да, но за эти «две копейки» Гаврика арестовали. Кстати, а откуда ты узнал?
— Мне его мамаша позвонила. Сразу после того, как его менты из дома забрали. В полном неадеквате.
— О, господи! Ну вот, а теперь дойдет очередь и до Пегова, и до тебя.
— Не дойдет. Гаврик нас не заложит, — не вполне уверенно мотнул головой молодой человек и страдальчески протянул: — Вот ведь уроды, а!
— Кто?
— Да менты, козлы эти! Они бы с таким усердием убийц искали, педофилов всяких!
— А ничего, что мой папа — полицейский? — ревниво напомнила Маша.
— Прости, к твоему батюшке это, безусловно, не относится. Кстати, о батюшке… Слу-ушай, у твоих предков, кажется, дача есть?
— Есть. В Ново-Лисино.
— А у тебя свои ключи имеются?
— Должны быть где-то. А что?
— Можно я какое-то время на ней перекантуюсь? Хотя бы пару дней? А там будет понятно — что да как? Заложил нас Гаврик или…
— Даже не знаю, — заколебалась Маша. — А вдруг Лагацкие заметят?
— Кто заметит?
— Лагацкие. Это наши соседи по участку. Они там постоянно живут. Если увидят тебя — сразу родителям позвонят.
— Не заметят! Я даже из дома выходить не буду. Даже свет зажигать не стану. А? Машута?.. Да будь ты человеком!.. Иначе мне всё — край!
— Ну хорошо… — сдалась девушка. — Я… я поищу. Ключи.
— Машка — ты прелесть! — Мыльной правой рукой Пронин неожиданно схватил ее за талию и притянул к себе. — Иди ко мне!
— Женька! Перестань! Ну не балуйся, слышишь?! — засопротивлялась Маша.
— Знаешь как я тебя сейчас хочу?
— Не знаю. Всё, отстань! Грейся!
— Вот смотри, — Пронин слегка приподнялся и продемонстрировал: «как именно». Хочет.
Сугубо внешне «желание» смотрелось достаточно убедительно.
— Ффу, пошляк! — как бы смутилась Маша, снова делая попытку вырваться.
Но свободная левая рука молодого человека уже по-хозяйски шарила под полами ее халатика. За коими, полами, как еще на лестничной площадке успел отметить и оценить Пронин, ничего, кроме трусиков и наливного крепкого девичьего тела, не было…
Затрещала хрупкая ткань, посыпались на кафельный пол пуговицы…
Согласно закону Архимеда выплеснулась через борт вытесненная погруженным в чешскую сантехнику вторым телом пенная вода. И…
И девушка, как некогда изящно высказался позабытый графоман-романтик, он же — мастер тончайшей Еротической прозы: «…доверчиво положила ноги ему на плечи».
Ну а далее пошёл уже чистый Аверченко:
«…и всё заверте…»
Санкт-Петербург, 1 октября, сб.
Яна проснулась внезапно, будучи вырвана из тревожного сна слаженно-хоровым бабьим возгласом «ОЙ!». Именно такой эмоцией соседки, они же — подруги по травматологическому несчастью, отреагировали на внезапное появление в палате Купцова.
Обыкновенно деликатный до неприличия Леонид прорвался в больничные покои в столь растрепанных чувствах, что умудрился появиться на «дамской половине» без предварительного стука вежливости. Застигнув тем самым болезных дам врасплох.
— ОЙ! — эхом отозвался хору Купцов. — Ради бога, извините!
Он смущенно отвел глаза, давая возможность теткам-старожилам натянуть казенные одеяла на разной степени загипсованности телеса, и, выждав пару секунд, взволнованно направился к койке Асеевой. На его скорбной физиономии в данный момент столь отчетливо проступала печать физически осязаемого сострадания, что Яна Викторовна не смогла сдержать улыбки и заговорила первой, с привычной насмешливой интонацией:
— Товарищ инспектор! Мне кажется, я вас на сегодня не вызывала?
— Вызывают полицию. И Деда Мороза, — машинально парировал подколку Купцов, беря стул и подсаживаясь рядом. — А мы, инспектора, сами приходим. Здравствуйте, Яна.