Нет, конечно, Олег Петрович клялся и божился, что в самое ближайшее время «шутника» разыщут и доставят в офис «Магистрали» для обстоятельного разговора, но осадочек все едино оставался. Потому как — пацанская клятва, конечно, штука сильная. Вот только… «мало ли что говорит вдова, надевая черные кружевные трусы»?
— Так ты считаешь, что Тарас все-таки не блефовал?
— По какому из пунктов? — уточнил Брюнет.
— Может, то была лишь тонко разыгранная театральная постановка? А на самом деле они элементарно дали возможность Гордею свалить и залечь на дно?
Виктор Альбертович задумался.
— Мне показалось, эмоции у Олега были правильные.
— В смысле эмоции правильного пацана?
— В смысле — такие сыграть-сымитировать трудно. Особенно с учетом Олежкиного минно-взрывного характера. При таком подходе, скорее, я склонен разглядеть «театр» в реакциях Бажанова.
— Пфу… По мне так, сей деятель на драмтеатр всяко не тянет. Максимум — на пантомиму, — убежденно не согласился Дмитрий. — Павел Тимофеевич нонче банально обосрался по самые щиколотки. Потому и держался путано неадекватно.
— Ты просто мало с ним знаком, — не менее убежденно не согласился Брюнет. — Тимофеич, он из той породы людей, которые пугливы, лишь когда их прищемишь. За одно место. А вот все остальное время ведут себя — и дерзко, и нагло. Да чего там далеко ходить? Взять хотя бы историю с Купцовым и Яной. Ты ведь не станешь отрицать, что комбинацию Бажанов провернул тогда мегаизящную? И кабы не наш пылкий влюбленный…
— Оп-па! А ты откуда знаешь?
— Борисыч! Я тебя умоляю! — рассмеялся Брюнет. — Возможно, чисто внешне я и произвожу впечатление дебила. Но на самом деле это не совсем так… Думаешь, я не замечаю, какими глазами Николаич на Янку пялится?
— И какими же?
— Он ее глазами не просто раздевает — он ее трахает.
— Хм… Глыбко… Хорошо, что Купчина сейчас не слышит.
— А не мешало бы послушать. Ты ему как-нить, при случае, напомни, что трахать нужно все-таки не глазами, а другими… частями тела. Ладно, что-то мы куда-то не туда… Да, а, возвращаясь к разговору за Бажанова — кабы ты знал, Борисыч, сколько крови Паша мне в свое время попортил. У-у-у! Грузите лейкоциты бочками!
— Ну отныне ему по-любому станется хлопотно. Кровь портить.
— Поживем — увидим, — пробормотал Брюнет.
— Ты что же, думаешь, по итогам всей этой нездоровой кутерьмы Тарас не выпишет ему под зад коленом? За профнепригодность? Акела-то всяко промахнулся. Ежели столь неадекватного персонажа, да еще и из ближнего круга, вовремя распознать не сумел?
— Очень сомневаюсь. Что выпишет.
— Есть основания?
— Есть. Начнем с того, что еще по итогам наших разборок вокруг «Интеграла» у Тараса имелись все основания выписать Тимофеичу, как ты выражаешься, «под зад коленом».
— Вот-вот. Я до сих пор гадаю, почему он именно так и не поступил?
— А потому, что Паша мантулит на Тарасова больше десяти лет. И за эти годы за рецепты сей кухни узнал столько, что на вольные хлеба с подобными знаниями из подобных трудовых коллективов не отпускают. Скорее закатывают: либо в асфальт, либо в банки. Во втором случае — по частям.
— Тоже неплохой вариант, — цинично хохотнул Дмитрий.
— Типун тебе на язык!
— С чего вдруг такая трогательная забота о неближнем своем?
— А с того, что ежели при таких летальных раскладах менты (здесь я имею в виду, конечно, ментов грамотных) хотя бы на полштыка копнут ретроспективу наших… хм… взаимоотношений, то первым кандидатом на приземление окажется ваш покорный слуга. Кстати, именно по этой причине во время нашей летней… э-э-э-э, зачистки провинциального городка я распорядился, чтобы с Пашей обошлись максимально щадяще. Ему, если помнишь, тогда всего лишь сломали клешню и встряхнули кумпол. Хотя самое малое, чего он заслуживал по совокупности подлянок, — это с корнем оторванных яиц.
— Даже так?
— Даже. Потому — много было всякого военно-морского. Промеж мною и этим… хм… меломаном, хрен ему между…
— Кстати, что? В самом деле была такая песня?
— Ясен пень! Просто, когда сей хит по радио крутили, ты, Борисыч, еще под стол пешком ходил, — усмехнулся Виктор Альбертович и вполголоса, с душою напел: — «Еще косою острою… чего-то там не скошено… еще не вся черемуха к тебе в окошко брошена». М-да… Интересно тема складывается: один мудак якобы ненароком спел, другой — якобы «нароком» подхватил…
— Во-во. Этот момент мне тоже показался мутным, — согласился Дмитрий. — Нет, я допускаю, что после того, как Бажанова сперва нахлобучили на исторической родине, а затем натянули в арбитраже, он — осерчал люто. А потому на измене вполне мог нечто «поэтическое» рыкнуть, не подумав. Равно как допускаю, что сей рык мог услышать и запомнить Гордей. Но! Чтобы по собственной инициативе и по прошествии нескольких месяцев, никого не спросясь, ни с кем не посоветовавшись, влезать в разборки крутых дяденек? Да ну, бред!
— В твоем изложении — бред, безусловно. Но как там оно на самом деле было? Гордей, судя по описаниям, парень с гонором, дерзкий. Опять же, в ходе летней зачистки ему досталось поболее, нежели Бажанову. Так что у него имелись все основания нагрянуть в нашу сторону.
— Мыслишь, тут чисто по Зощенко? «Затаил в душе некоторое хамство»?
— Типа того. Опять же, чем черт не шутит, пока Бог спит?..
Фпешбэк
— Да-да, я начинаю припоминать эту нашу питерскую встречу с Яной Викторовной. Признаюсь, я тогда действительно был немного… э-э… на взводе. В том числе вследствие случившихся незадолго ДО, граничащих с беспределом событий. Каких именно, надеюсь, разъяснять господину Голубкову не нужно?
— Не нужно, — ответил за шефа Петрухин. — Только, господа собравшиеся, с вашего позволения, хотелось бы внести небольшую поправочку?
— За-ради бога, — великодушно разрешил Олег Петрович.
— То были не «граничащие с беспределом», как изволил выразиться Павел Тимофеевич, события, а адекватные действия в ответ на именно что беспредел. Учиненный самим опять-таки Павлом Тимофеевичем.
— Умри, Борисыч, но лучше не скажешь! — расплылся в довольной улыбке Брюнет. Но, впрочем, тут же поскучнел лицом. — Но, если мне не изменяет память, все вопросы вокруг да около «Интеграла» мы вроде как сняли? Или я ошибаюсь?
— Не ошибаешься, — неохотно подтвердил Тарас.
— Тогда предлагаю перестать пускать ностальгическую пену и окунуться обратно в нашенские реалии. Которые, к сожалению, нездоровы. Паша! Как говорится: «Затянул песню — допевай хоть тресни».
— Я ведь уже объяснил, что конкретно этого момента не помню, — хмуро отозвался на призыв к покаянию Бажанов. — Возможно, что-то такое и процитировал. Не исключаю, что как раз эти самые строчки. Но! Процитировал всяко не в контексте некоего призыва и не в качестве руководства к действию.
— А Кирилл Гордеев за то в курсе? Что «не в качестве»?
— А я не берусь отвечать за тараканов, пасущихся в башке Кирилла. Равно как не обладаю столь извращенной фантазией — байкеры, гранаты с газом… Это все попахивает откровенной голливудчиной, причем самого паршивого пошиба. Кино из категории «Г».
— То есть при тебе никаких джихадовских планов Гордей не озвучивал и даже не намякивал? Так? — резюмировал Тарас.
— Да если бы я хоть одно слово, хотя бы намек на подобное учуял и распознал, разумеется, я бы ему тотчас мозги прополоскал. С «Тайдом» и с отбеливателем. И не только ему. Ты же помнишь, Олег… хм… не знаю, стоит ли об этом сейчас упоминать?..
— Начал «а», говори и «бэ», — отмахнулся Тарас.
— Хорошо. После той летней истории многие наши парни высказывались за достойную ответку питерским. Но я всех, которые неугомонные, собрал и доступно разжевал за линию партии. И, как мне показалось, все всё поняли.
— Но в итоге оказалось, что «показалось», — скаламбурил Петрухин. — И одна паршивая овца испортила репутацию всего стада.
— Дмитрий Борисович! Ты это… за языком следи, ладно? Чтоб невзначай обедни не испортить, — болезненно отреагировал на последнюю петрухинскую фразу Тарас.
— А что такое?
— Ты еще МЕНЯ «бараном» назови! Это к разговору за «стадо».
— Хм… Извиняйте, граждане! — Дмитрий покаянно сложил ладони на груди. — Я в ваших коллективах человек новый, в местных придворных этикетах покамест слабо разбирающийся. Хотя… Согласитесь, Олег Петрович, что один баран в этой теме все-таки присутствует? Гордеев его фамилиё. За которым, как теперь выясняется, пастух — в образе и подобии Павла Тимофеевича — недоглядел.
— Жену поучи — щи варить! — не сдержавшись, показал клыки Бажанов.
Умеряя боевой пыл собравшихся, Брюнет по-отечески потрепал Петрухина за плечо и попросил:
— В самом деле, Борисыч! Звук малость приглуши, а то слишком много шуму от тебя.
— Лучше я его полностью выключу, — с готовностью «успокоил» Дмитрий и демонстративно вернулся к поглощению шашлыка из свежезаваленного барашка.
— Хорошо, — подвел промежуточную черту Виктор Альбертович. — Будем считать, что с мотивацией худо-бедно разобрались. Людя́м и в самом деле порой свойственно ошибаться. Особенно когда их чувства задеты и оскорблены. Но меня волнует другой вопрос.
— И какой же?
— Что мы станем делать с этим, как метко выразился Дмитрий Борисович, «бараном»? Сразу озвучу свою позицию: крови не хочу, но справедливости жажду.
* * *
— То есть ты, Витя, по-прежнему склоняешься к мысли, что в случае с Гордеевым имела место быть классика из серии «Услужливый дурак опаснее врага»? — взялся расставить точки над «ё» Петрухин.
— Я, Борисыч, давно приучил себя к тому, чтобы опосля первого впечатления не спешить ни к чему склоняться. Даже к сожительству.
— Мудро. Глыбко.
— Да ладно, на нобелевку едино не тянет. Опять же, ты не замечаешь, что в последнее время все мы как-то неприлично страдаем дилетантизмом?
— То есть? Разжуй, будь ласка?
— А тут и «жувать» нечего. Отчего-то, куда ни копни, за что ни возьмись — всё у нас «жигули» выходят: что в Тольятти, что на проспекте Добролюбова, — взялся вслух философствовать Брюнет. — А касаемо услужливого дурака… Помнится, лет эдак восемь назад подвизался у нас в коллективе на шестых ролях схожий даунито. Прикинь! По личной инициативе зарезал любовницу босса, узнав, что та боссу изменила. Типа, вступился за его мужское достоинство.
— Лихо. И чего потом?
— А потом, на то, чтобы убедить ментов в том, что босс не являлся заказчиком убийства, было потрачено примерно двадцать штук. Баксов.
— А что стало с даунито?
— Его зарезали бесплатно.
— Экие ты истории, да еще на ночь рассказываешь.
— Так ведь, пока до дому доберемся, все едино утро будет.
— Тоже верно. Слухай, Витя, я вот чего меркую: возможно, люди Тараса и в самом деле сейчас активно ищут, а возможно даже, и сыщут Гордея. Но ведь и нам негоже на жопе ровно сидеть? Лично я бы с большим удовольствием пообщался с сим персонажом «до», а не «после» того, как с ним проведет профилактическую беседу Олег Петрович.
— У тебя есть какие-то конкретные предложения? — оживился Голубков. — В части: где и как сыскать?
— Исходя из того, что в ДТП с Яной имели место быть тяжкие телесные, сей эпизод гайцы должны автоматически перекинуть территориальному уголовному розыску. А те, соответственно, отработать и возбудиться.
— Так-так! Ну и?
— Вот я и гадаю: а что, если ларчик открывается просто? И в данный момент Гордея не могут сыскать лишь по той причине, что он элементарно задержан по подозрению?
— Хм… Резонно… Мыслишь подключить для отработки этой версии связи Комарова в Главке? А что, нехай старик в кои-то веки тряхнет стариной?
— «Только не это, только не это, только не это, шеф!» — смешно спародировал мультяшного Джулико-Бандитто Петрухин. — Иваныч пребывает в такой стадии обветшалости организма, что его лучше лишний раз не трясти. Я имел честь наблюдать его на корпоративе.
— И?
— Похоже, мы теряем старика. Как сказал товарищ Градский, ничто на земле, а в первую очередь — алкоголизм, не проходит бесследно.
— Есть такое дело, — тяжко вздохнул Виктор Альбертович. — Ты бы видел, в каком состоянии он в четверг приперся на расширенное заседание правления. У-у-у!.. Ладно, с Комаровым будем что-то решать. Но если не он — тогда кто?
— Предлагаю вариант с Пономаренко. С коим, как выяснилось, вы, оказывается, «вась-вась».
— Да какое там «вась-вась»? Всего лишь «баксь-баксь».
— Так это еще эффективнее, дружище!
Виктор Альбертович поразмышлял немного, а потом сдался:
— Хорошо, с утреца позвони ему и озвучь проблему.
— Боюсь, может начать выкобениваться, — с сомнением покачал головой Петрухин. — Все ж таки — цельный полковник.
— Если начнет — сошлись на меня. И он сразу перестанет.
— Хм… А с вами приятно вести дела, господин директор.
— С вами тоже, господин инспектор, — расхохотался Брюнет. А в следующую секунду пихнул руку во внутренний карман, выуживая из оного разродившийся трелью навороченный понтярский «Vertu» в корпусе с платиновым напылением.
Телефонный разговор получился недолгим. Большую часть времени Виктор Альбертович внимательно слушал невидимого собеседника, изредка вбрасывая в мобильный эфир лаконичные ремарки: «да», «любопытно, очень любопытно», «а цена вопроса?», «а есть и такая возможность?», «согласен, дельно, но желательно — не запредельно», «хорошо, постоянно держи меня в курсе», «да какой там сон? в гробах отоспимся», «ОК!»…
— Это ж кому, окромя таких идиотов, как мы с тобой, не спится в ночь глухую? Да еще и в ночь с субботы на воскресенье? — заинтригованно поинтересовался Петрухин по окончании трудно поддающейся анализу, потому как в «одну калитку», телефонной беседы.
— Боря Ионов отзвонился.
— Ионов? Это который совладелец «Квадриги»? Племянник нашего депутута?
— Он самый.
— И чего он от тебя хотел? С первой зорькой?
— Да это не Борис, это как раз я возжелал, — признался Виктор Альбертович. — Попросил, чтобы его «квадриганы» на время нашего ночного привата возле «Родничка» постояли, жалами поводили.
Петрухин удивленно выпучился на Брюнета:
— Хочешь сказать, все это время по соседству тусовались парни из «Квадриги»?
— Именно.
— Да ты гонишь, Витя! Я ж там самолично и загодя поляну осмотрел, на предмет разного рода неожиданностей. И ничего такого не…
— Значит, парни не зря свой хлеб едят, — рассмеялся Голубков. — Значит, и Ионов обратно не соврал, что выставит лучших людей… Так что, Борисыч, как ни крути, но этой ночью и ты обмишурился чуток. И на оперуху бывает проруха.
— Ну ты и скотина, Брюнет! Почему мне-то ничего не сказал? — почти обиделся Петрухин.
— Дык — вот, говорю же?
— Угу, говорит он… Ладно, проехали. Так чего тебе поведал Ионов?
— По словам его людей, после нашего отъезда Тарас с Бажановым уединились в Олежкином бронированном «мерсе» и тёрли тет-а-тета в течение получаса. После чего Тимофеич перегрузился в «аудюху» эскорта, и та, в составе «водитель + боец + Бажанов», выдвинулась в направлении Питера. Соответственно, Тарас с остальным бычьём подорвались на Вологду.
— Похоже, Олег Петрович все-таки предоставил «особисту» шанс реабилитироваться… Э-эх! Выставить бы за этой «аудюхой» «наружку»! — мечтательно задумался Петрухин.
— Борис работает в этом направлении.
— То есть?
— В данный момент «квадриганы» сопровождают машину в Питер. Мы сейчас принципиально договорились с Ионовым, и, если не случится форс-мажорного, на въезде в город на хвост Бажанову сядут два экипажа их «наружки».
— Вот что я вам скажу, мсье Брюнет! Таки вы — голова!