«…какой же я глупец! Смотрел на падающие звезды и загадал достроить приют! Если бы я только знал! Если бы только знал! Зачем мне теперь этот приют? Пусть он сгорит, как те звезды в праздник Светил! Чужие дети, их дети будут там учиться».
«Я не могу в это поверить. Не могу принять! Такая боль рвет меня на части. Хочется кричать. Словно каленым железом пытают мое израненное сердце. Каждая капля, каждая алая капля на полу – это ты, это – я! Боги, зачем вы одарили меня столькими силами? Будь я слабее, моим мукам уже пришел бы конец».
«Его слова звучат в моей голове. Снова и снова. Я думаю об этом постоянно. Кто-то из слуг, кто-то из слуг, кто-то из слуг…»
«Вы всегда будете рядом?»
«Всегда, когда буду тебе нужен».
«Меня не было рядом, а я был тебе так нужен! Боги, не дайте мне сойти с ума!»
«Он мертв, мертв, мертв. Нет, он жив, жив, жив!»
«Она медленно сходит с ума. Я не знаю, как ей помочь. Не хочу, чтобы она разделила мою участь. Нет, я сам, сам. И эта тоже держится за фартук, перебирает бечевки и смотрит в пол. Боится. Чего она боится? Мне хочется крикнуть ей в лицо – я все знаю, тварь! Но знает ли она? Совсем молоденькая, улыбчивая, услужливая. А если не она? Улыбается.
А я больше никогда не улыбнусь».
«Кто же, кто же, кто же?»
«Зачем мне эта ПРАВДА? Лучше бы я не знал! Он не мог молчать. Он жив, жив! Он, проклятье, мертв! Обманул, солгал. Но как я могу? Как отказать, если он умоляет?!»
«Его глаза, они живые, они рвут мне душу! Как я могу убить его? Убить ради него, за него, для него! Это дорога в никуда. Это не может долго продолжаться. Никто из них, боги, никто из них не был повинен! Как мне с этим жить? Больше не будет жертв. Я стану последним. Пусть на мне этот ад и оборвется, коль я его начал!»
Крыська полистала заляпанные чернилами листочки, но больше записей не было. Взяв их с собой, она нашла чародея, в раздумьях дергавшего себя за острый нос.
– Я думаю, что господин тронулся умом и убил всех слуг!
– С чего вы это взяли?
– Прочтите его записи.
– Думаю, это госпожа сошла с ума и убила всех слуг.
– С чего вы взяли?
– Прочтите ее записи.
Они обменялись дневниками и погрузились в чтение под раскаты грома.
«Он не может видеть, как я убиваюсь. Я не позволю ему и дальше нести этот груз. Я разделю его долю. Пусть так. Меня ничто не оправдывает, но я не могу видеть страдания моего мальчика. Правда. Правда! Лучше бы я ее не знала. Она сводит меня с ума. Мне было легче жить во лжи. Ненависть и злоба питали мои вены, а теперь?
Правда скована цепями! Мы сами заковали ее в кандалы!
Мне мерещится, что мои руки по локти в крови. Их уже не отмыть. Простите. Мне жаль! Мне так жаль, как вам никогда не будет. Я больше не могу. Сердце кричит – это он. Разум вопит – не он. Во мне не осталось жизни. Мои вены превратились в иссохшие стебли. Для нас нет спасения. Уже ничего не исправить. Прошу, не кричи так громко! Я не хочу тебя слышать. Прости, прости. Я иду к тебе. Я знаю, что буду последней. Пусть все закончится. Для тебя, для него, для меня. Иду, я иду к тебе, милый».
– Вы хоть что-нибудь из всего этого поняли? – захлопнув дневник, вознегодовала Крыська и потупилась под изучающим взглядом чародея. – Они тут что, все чокнулись?
– Что-то произошло с их сыном. Оба то думают, что он жив, то что уже мертв. Правда какая-то им все покоя не давала.
– Правда на цепи... – растерянно прошептала Крыська. – Ик… ик… ик…
– Что, сухомятка аукается?
– Я тут кое-что вспомнила…
Она соскочила с кресла и побежала к лестнице. Быстро спустилась в кухню и влетела в трапезную. Следом примчался чародей, стараясь не уронить своего достоинства.
– Я как-то была здесь…
– Уплетали пирожки?
– Да, и услышала странный звук! Вроде бряцания цепей по полу! Думаю, тайная комната, где «правда на цепи», находится под трапезной!
Чародей велел ей умолкнуть, и они стали напряженно вслушиваться. Долго стояли неподвижно, стараясь сохранить полную тишину. И вот в этом безмолвии снова зазвенели цепи. Переглянувшись, оба пожали плечами и сообща уставились в камин. У других решетка едва доходила до середины, а здесь – закрывала нутро камина полностью.
Чародей подскочил к ней, дернул ее на себя, собираясь приложить немало сил. Решетка легко поддалась и со скрипом откинулась в сторону. Чародей целиком залез в камин и принялся в нем вертеться, пока не нашел рычаг. Опустил его и озадаченно развел руками. Крыська не сдержалась и хихикнула. Уж больно занятно он сейчас выглядел, сидя на корточках в камине. Как дичь на вертеле в печи!
– Раньше это был подъемник. Потом его, видимо, заложили, превратив в камин.
– Не похоже, что его заложили недавно. Значит, в подземелье есть другой вход.
– Давайте займемся этим завтра. Сегодня уже поздно. Я смертельно устал.
Крыська настаивать не стала. Отказавшись от ужина, побрела в купальню, больше не заглядываясь на красоты дома. Теперь они казались ей пропитанными горем, смертью и… правдой.
Этой ночью ей не спалось. Стоило закрыть глаза, как обступали смутные образы бывших обитателей особняка. Она даже во сне думала над тем, что они с чародеем узнали. Да и как тут спать, когда под тобой, где-то в каменных недрах… что там? Что свело с ума хозяев?
Свеча на тумбочке пыхнула дымом и погасла. Крыська только тогда заметила, что уже рассвело. Бледно-желтый лучик поднявшегося над городом солнца растекся по окну. По глубоким складкам шторы разбежались блики, и гостевая наполнилась утренним светом.
– Ну что, Чирик, пойдем за чародеем? Да поможет нам небо отыскать эту комнату.
Чародей все эти дни вставал рано, а может и не ложился вовсе. Сегодня же Крыська нигде не могла его найти. Кто знает, в какой спальне он ночевал? Пришлось обойти все. Заглянуть в приемную, библиотеку, кабинет.
– Может, отправился по другим делам? Или нашел план дома и надумал в одиночку спуститься в тайник? О, только не это!
Она выбежала во двор и, прыгая через лужи, подскочила к утомленным стражам.
– Чародей, мой напарник, сегодня из дома не выходил?
– Из дома выходил, но владения не покидал.
– А это как?
– Да лазал среди ночи по крыше, гремел тут своей поклажей, – недовольно кивнул стражник в сторону дома. – Дважды чуть не скатился. Искал чего-то, наверное.
Крыська вернулась в залу и позвала чародея, но он словно…
– Пропал, как и все остальные!
Она спустилась в кухню. Жаровня была холодной. Заметавшись по трапезной, она зацепилась за распахнутую каминную решетку. Пинком захлопнула ее и собралась уйти, когда снова услышала звон цепей и протяжный стон.
– Проклятье!
Она присела возле камина и опасливо отвела загородку в сторону. Склонилась над квадратным туннелем, уходящим глубоко в темноту. Или чародей не мог успокоиться и все же сумел спуститься в тайник, или сработал механизм, и тот провалился в подземелье.
– Чародей! – долго не решаясь, все же крикнула в черную утробу Крыська. – Отзовитесь! Он расшибся насмерть! Что же делать?
Она напряженно вслушивалась, но внизу было тихо. Вернувшись к стражникам, объяснила причину своего беспокойства и попросила помочь найти чародея.
– При всем уважении, мы не переступим порог этого дома. Вы здесь как раз для того, чтобы заниматься поисками. Разве нет? А у нас приказ стоять на воротах и охранять имущество. Так что извините, но решайте свои проблемы сами. Вам за это платят.
Крыська фыркнула и отравилась в одиночку искать вход в тайник. Возможно, она еще сможет помочь чародею, если он не разбился насмерть.
Она торопливо обшарила все кладовые и гардеробные слуг. Уже собралась сдаться, когда заметила в конце коридора штору. Какой смысл зашторивать стену? Она потянула атласный фестон и подпрыгнула. За шторой был проем с лестницей, ведущей вниз.
Вооружившись светильней и кочергой, она начала спускаться по высоким ступеням. Становилось все холоднее, и даже облачка пара от учащенного дыхания начали срываться с губ. Крыська старалась идти быстрее, но с каждым шагом ноги словно подламывались, и приходилось держаться стены – ледяной, влажной, скользкой.
Замешкавшись в проеме, она заставила себя отбросить страх и с колотящимся сердцем ступила в широкий, уходящий влево коридор. Держа светильню над головой, всмотрелась в выплывшие из тьмы решетки. За ними – пустые комнатки, не то кладовые, не то темницы. Нет, они не пустовали! В них по двое лежали мертвые работники!
Все они напоминали сброшенные змеиные шкурки: выцветшие, сморщенные, невесомые. Показалось, что влажный сквозняк, пролетевший мимо, заставил встрепенуться листочком кисть служанки. Крыська бросилась бы прочь, если бы не приросла в ужасе к полу. Она долго смотрела на покойников, а потом двинулась дальше.
Насчитала восемь темниц. В последней, привалившись к решетке, сидел хозяин дома и держал на коленях голову лежавшей рядом супруги. Они тоже походили на сброшенные змеиные шкурки, но еще не такие легкие, чтобы их смог потревожить сквозняк.
Уже ничто не могло их потревожить.
Крыська вцепилась в светильню, едва не выронив ее. Рядом что-то зашуршало, а потом тягостно вздохнуло. Она подвесила светильню на кочергу и вытянула дрожащую руку в сторону черного проема. В конце коридора была еще одна кладовая. На полу, придавленный саквояжем, лежал вниз лицом чародей. Над ним чернела утроба подъемника. Упав с такой высоты, он мог и не очнуться.
Крыська бросилась к нему и присела рядом.
– Очнитесь! Что с вами? Как же так? Вы же чародей!
– Ага, он такой же чародей, как и ты, – насмешливо отозвался на ее причитания мужской голос.
Крыська отпрянула, опрокинув с загривка чародея саквояж, и из него вывалились редкие вещицы, недавно украшавшие особняк. Крыська вжалась в стену и во все глаза глядела на сидящего напротив человека. От его покрытой синяками, ободранной стальным обручем шеи спускались толстые цепи, тянущиеся в черный угол. Такие же кандалы сковывали и босые ноги. Родители заковали его, чтобы он не…
Крыська подвинула светильню, и облачко света подплыло к узнику, осветив его синеватое лицо. В уголке насмешливо приподнятых губ запеклась кровь. Левый глаз обрамляла кровавая рана, превратив его в багряную дыру. Правый же, светло-голубой и прищуренный, смотрел из-под черных сосулек, уже мало походивших на волосы. Этот глаз сверлил Крыську и прожигал, а потом уставился на лежавшего рядом с ней чародея.
– Бедолага, весь дом обшарил в поисках подземного выхода, надеясь уйти незаметно с награбленным добром. Спешу вас разочаровать. В этом особняке нет черного хода.
– Что здесь случилось? – передернув плечами от холода и ужаса, осмелилась прошептать Крыська. – Что вы сделали со всеми этими людьми?
– Тщеславие разрушительно, а подлость заразна. В моем случае – в прямом смысле. Я прикрывал этот душевный изъян напыщенными фразами и благородными стремлениями. Говорил, что хочу, чтобы мои родители мной гордились, что стремлюсь к успеху, дабы стать достойным нашего рода. А на самом деле я воспринимал все происходящее со мной, как азартное соревнование. Я привык побеждать. Любым путем добиваться своего, не раздумывая над тем, оправданы ли затраты. Только втаптывая в грязь других, всегда рискуешь увязнуть в ней сам.
– Простите, но я не понимаю…
– Знаешь, малышка, мечты нужно уметь выбирать. Как фрукты на рынке. Частенько красивые, наливные яблоки оказываются гнилыми изнутри. Я не умел выбирать. Позарился на чужой фрукт, подло выкрал мечту, только бы выйти очередной раз победителем. Мне впервые довелось оказаться в рядах проигравших. Оказывается, чтобы проиграть, когда можешь выиграть, нужно гораздо больше мужества. Прости, малышка, видимо, чародеи, когда им осталось жить пару часов, всегда впадают в многословие.
– Вы умираете?
– Понимаю твое недоумение, – развел руками парень, и устало уронил их, отяжеленные цепями, на колени. – Ведь я уже умер больше месяца назад. Даже не верится, что прошел только месяц. Еще недавно я даже в самом кошмарном сне не мог увидеть себя живым трупом, медленно разлагающимся во мраке подземелья. Месяц назад, в праздник Светил, я наслаждался жизнью со всеми вместе. Тихо торжествовал от очередной победы, по сути являвшейся лишь очередной подлостью. Я знал, что недавно поступившая в наше сообщество чародейка работает над созданием эликсира, способного оживлять мертвых. Многие из нас пытались сделать это, но результатов не добились. Она же подавала большие надежды, подобрав идеальное соотношение элементов для первого этапа. Это должен был быть прорыв в сфере чародейского искусства. Ей пророчили славу и признание всего мира, если удастся создать закрепляющую формулу. Разве я мог позволить, чтобы чествовали другого победителя? Да еще и в столь серьезном поединке?
Опайн горько усмехнулся, продолжая смотреть сквозь съежившуюся у стены слушательницу. Его выцветший, прищуренный глаз льдинкой поблескивал в темноте.
– Я подбирался к ней несколько месяцев. Упорно добивался ее внимания, а потом и любви. Но мне не нужна была ее любовь, мне нужно было доверие. И вот, когда она уже не могла без меня дышать, когда я поселился в ее мечтах и грандиозных планах, она доверила мне состав эликсира. На следующий день, в праздник Светил, я растоптал ее чувства и отправился домой. Я предвкушал скорую славу и уже праздновал победу.
– Так что же произошло?
– Она явилась ко мне в тот же вечер. «Формула моего эликсира – все, что тебе было нужно? Так я дам его тебе! Ты хотел узнать, как он действует? Так я покажу!» Я пренебрежительно отвернулся, наливая себе вино. Как ты уже, вероятно, догадалась, она ударила меня в спину кинжалом, смазанным ее чудодейственным эликсиром. Я корчился на полу от боли, а она глядела на меня сверху и говорила: «В следующий раз ты будешь так же валяться у моих ног, но молить о прощении. Тебе больше не придется утруждаться, чтобы я поверила в твою искренность». Она развернулась и ушла, а я поклялся себе, что никогда больше не буду валяться у нее в ногах.
– Зачем же вы сказали, что на вас напал кто-то из слуг?
– Помнишь, я говорил, что привык побежать? Что добивался своего любыми способами? Я не хотел проиграть ей. Она ждала, что через пару дней примчится мой взмыленный гонец и будет упрашивать ее прибыть в особняк. Она великодушно согласится и явится посмотреть, как я буду ползать перед ней и каяться. Я не собирался этого делать. Решил продержаться столько, сколько смогу, чтобы она сама прибежала ко мне в ужасе и бросилась спасать, признав свое поражение. А продержаться я мог только вытягивая жизнь из других. Когда очнулся, раздираемый в клочья Жизнью и Смертью, родители никому не сказали о случившемся, так как сами не могли поверить и принять. Я попросил их перенести меня сюда и через день отправлять по одному прислужнику под видом наказания за провинности. Дескать, увидев ожившего покойника, виновный в моем убийстве выдаст себя. Я подходил к темнице и вытягивал из них жизнь, чтобы дожить до следующего дня. Когда же родители находили трупы, я говорил, что бедняги умирали от испуга. Каждый раз они ждали со слезами на глазах, а я стандартно отвечал – нет, это не он. Так продолжалось две недели, пока родители не заподозрили неладное. Мне пришлось признаться, что солгал им, и что слуги не при чем. Слишком поздно. Уже так много жертв. Как родители могли выпутаться? Что им оставалось, когда от них зависела жизнь единственного обожаемого сына? С каждым днем во мне росла злость и сопротивление. Моя красавица показала характер, не прибежала первой, не облилась слезами. Но я ждал и продолжал бороться, пока в доме не перевелись все слуги. Остались только истерзанные горем и виной родители. Они не могли продолжать свое черное дело, но не могли и оставить меня умирать в адских муках. Они пришли ко мне смиренные, обреченные, безжизненные. Но в них было столько любви… Они сами отдали мне остатки своих сил, а я… принял их, ведь не привык сдаваться! Любовь и жертвенность – вот два основных компонента живительного эликсира. Вот что вложила в свою формулу Тарха. Я слишком поздно понял, что ей меня уже не спасти, ведь я отнял у нее и любовь, и жертвенность.