Настола — 1055
Турку — 36
Ямся — 31
Коккола — 649
Ваала, Пелсо — 133
Кяльвия — 35
Суомуссалми –103
Каннус — 184
Тайвалкоски — 99
Вааса — 75
Энонтекиё — 24
Керимяки — 97
Кеми, Валлитунтури — 162
Пиексямяки — 2813
Кеми, Айоссаари — 1671
Миккели — 23
Рованиеми — 277
Юливиеска — 120
Кемиярви — 485
Куусамо — 365
Соданкюля — 268
Оулу — 100
Салла — 76.
Конечно, сейчас, почти через 70 лет после окончания войны Продолжения, уже трудно установить все имена похороненных там. К сожалению, многие списки не сохранились. Но даже такое уважение к бывшему противнику заслуживает признательности.
Итак, за первые полгода войны были взяты в плен 56 334 военнослужащих Красной Армии. Всего за время войны — 64 188 человек За первый год войны с июня 1941 по май 1942 года в Финляндии умерли свыше 13 тысяч человек Всего за годы войны в лагерях для военнопленных на территории страны скончались свыше 18 700 человек.
В связи с этим вызывает некоторое недоумение высказывание российского историка Н. Барышникова о том, что «в Финляндии в годы войны в плену погибло больше людей в процентном отношении, чем в какой-либо другой стране». Причем сам исследователь называет цифру 29,1 %. Надо отметить, что в российских и немецких работах по проблеме военного плена наиболее часто встречаются данные о том, что в немецкий плен попали 5,7 млн советских военнопленных, а к концу войны остались в живых 2,4 миллиона. Таким образом, в Третьем рейхе погибли 3,3 млн советских пленных, или же 57 %, причем около 2 млн только до февраля 1942 года. Следовательно, в Финляндии с 29,1 % смертности никак не могло скончаться больше советских военнопленных, чем в Германии.
ГЛАВА 5
ОРГАНИЗАЦИЯ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТРУДА ПОПАВШИХ В ПЛЕН
В предыдущих главах я уже отмечал, что физическое состояние пленных зависело не только от продовольственного снабжения и медицинского обслуживания. Здоровье и самочувствие военнопленных зависели также от того, на каких объектах им приходилось работать, как был организован производственный процесс.
Зимняя война
Из-за скоротечности Зимней войны труд военнопленных широко не использовался ни в Финляндии, ни в Советском Союзе. Однако война продемонстрировала, что в данной сфере обе страны должны были решить некоторые сложные проблемы.
Так, у Финляндии существовала особая проблема. Она фактически не была готова к трудовому использованию около 6000 советских пленных на работах в государственном секторе по объективным причинам. Ведь для этого требовалось в короткий срок определить конкретные объекты приложения труда военнопленных, учесть их профподготовку и уровень мастерства, разработать много технико-экономических документов проектного характера, принимая во внимание в том числе и специфику доставки пленных к рабочим местам, найти необходимые дополнительные финансовые средства в госбюджете для проработки указанных вопросов, заключить соответствующие договоры с нужными организациями, соглашавшимися использовать труд военнопленных, решать вопросы эффективности производств, и т. д. и т. п.
Для использования пленных в более динамичном частном секторе необходимо было также в короткие сроки решать массу сложных законодательных и нормативных вопросов в сфере регулирования отношений между государством и коммерческими организациями, в том числе по вопросам охраны труда и здоровья, медицинского обслуживания пленных. Ибо надо иметь в виду, что полную ответственность за их судьбу несло финское правительство.
В Финляндии при использовании труда советских пленных выполняли положение Гаагской (1907) и Женевской (1929) конвенций. Однако в связи с тем, что Советский Союз не подписал конвенцию о военнопленных, у финских военных властей возник ряд проблем. Во-первых, не было ясно, как производить оплату труда военнопленных или не оплачивать их труд вообще. В конце концов, было принято решение, что труд пленных должен быть оплачен: 1–5 марок в день, в зависимости от выполненной работы. Впрочем, архивные документы умалчивают о том, производились ли выплаты всем военнопленным или только отдельным лицам. Во-вторых, денежное довольствие командиров. По Женевской конвенции, попавшим в плен офицерам полагалось выплачивать денежное довольствие, соответствующее их званию в той стране, против которой они воюют. Но поскольку СССР не присоединился к этой Конвенции, вопрос остался открытым. В-третьих, согласно Гаагской и Женевской конвенциям о содержании военнопленных привлекать к физической работе офицерский состав разрешалось лишь с его письменного согласия. Как правило, это положение соблюдалось, но, пожалуй, только из-за того, что администрация лагерей стремилась изолировать командиров и особенно политработников от основной массы военнопленных. Если же офицеры работали, то финские власти предполагали оплачивать их труд, как и рядовому составу.
Военнопленных можно было использовать на работах вне территории лагеря. Для этого необходимо было представить руководству лагеря (начальнику или его заместителю) заявку на группы рабочих. Все виды работ выполнялись под надзором охранников: в дневное время на территории лагеря один охранник на 40 пленных, вне территории лагеря один охранник на 20 пленных; в темное время суток охрана удваивалась.
Использовать военнопленных на работах вне помещения при температуре ниже минус 25 градусов было запрещено. В другие дни разводили костры, и пленные могли греться у огня. Рабочий день длился 10 часов. Наиболее четко основополагающие моменты трудового использования советских военнопленных прописаны в «Инструкции по внутреннему распорядку в сборном лагере для военнопленных № 1».
Как в СССР, так и в Финляндии труд пленных широкого распространения во время Зимней войны не получил. Причин тому несколько: кратковременность вооруженного конфликта; малое количество военнопленных и невостребованность их в промышленности и сельском хозяйстве.
В Зимнюю кампанию по заявлениям финских властей советские военнопленные использовались в основном на работах по благоустройству лагерей — расчистка снега, строительство бараков и т. п. В некоторых случаях они принимали участие в рытье траншей, строительстве и ремонте дорог и на лесозаготовках. Исключением может служить лишь перевод в феврале 1940 года 30 пленных из лагеря Пелсо на мраморные разработки в Рускела.
Как следует из рассказов иностранных журналистов и прошений финским военным и гражданским властям, некоторые советские военнопленные сами просили разрешить им работать, выполнять хоть какую-нибудь работу. По их словам, это могло хоть как-то разнообразить их жизнь в лагере.
В показаниях же бывших советских пленных нередко утверждается, что их использовали и на работах оборонительного характера, что было категорически запрещено Гаагской и Женевской конвенциями о военнопленных. Так, советских пленных использовали при строительстве бомбоубежищ, работали они и на аэродроме в районе Утти, а также рыли противотанковые рвы и окопы.
При этом, по рассказам советских военнопленных, охранники и офицеры издевались над ними, что категорически было запрещено международными конвенциями: избивали палками и прикладами, заставляли работать даже раненых. Некоторые охранники запрягали пленных в сани и ездили за дровами за пять — шесть километров.
После окончания боевых действий, в мае 1940 года, по результатам опросов вернувшихся из финского плена бойцов и командиров Красной Армии советская сторона предъявила финнам претензии. Их суть сводилась к следующему. В нарушение женевских соглашений Финляндия использовала русских военнопленных на работах оборонительного характера. Ставка приказала незамедлительно провести расследование. Соответствующие приказы были отправлены командирам всех армейских корпусов.
15 мая в числе прочих был получен ответ из IV армейского корпуса, которым командовал генерал Хэгглунд (Gohan Woldemar Hagglund (1893–1963)).
«Штаб сухопутных сил.
Настоящим извещаем, что IV Армейский Корпус в Локко в военное время не использовал русских военнопленных ни на каких работах.
Вместо этого русские военнопленные некоторое время использовались на строительстве убежищ для гражданского населения на станциях Янис-ярви и Маткаселькя. Работа выполнялась в течение неполных двух недель. Кроме того, работы в районе железной дороги велись только в лагере для военнопленных в Вяртсиля. Эти работы были направлены на поддержание и содержания лагеря в порядке, а также, в течение короткого времени в целях защиты больницы производилась набивка предназначенных для этого мешков с песком, обмотка колючей проволокой и другие работы по обороне больницы.
Командир Корпуса
Генерал-майор В. Хэгглунд.
Начальник штаба
Полковник А. Килстио».
Исходя из этой информации, финская сторона на поставленный вопрос советскими представителями Смешанной комиссии дала отрицательный ответ Такой ответ, по моему мнению, в данном случае был в целом достаточно обоснован.
Конечно, убежища, в строительстве которых принимали участие советские военнопленные, могли быть использованы и вооруженными силами Финляндии. Следовательно, отступление от Женевской конвенции было. Однако надо иметь в виду, что решение о привлечении пленных к строительству, по-видимому, принималось лишь на местном уровне, а не в качестве общей государственной политики. Участие военнопленных в этой работе было кратковременным, а главное, строительство данного объекта не было напрямую связано с выполнением задач ведения непосредственных боевых действий.
По второму факту нужно заметить, что небольшие работы, производившиеся советскими военнопленными по защите больницы, вряд ли можно рассматривать в качестве возведения серьезных военных укреплений. Они осуществлялись к тому же с учетом того, что подобные объекты находились под защитой международного права и Красного Креста.
Конечно, колючая проволока является атрибутом войны. Но ее установку в данном случае вряд ли можно рассматривать в качестве возведенного фортификационного сооружения, которое могло бы остановить советские танки. Поэтому речь могла идти лишь о каком-то не совсем корректном в этическом аспекте использовании труда военнопленных.
Впрочем, никаких последствий подобное расследование не повлекло. Советская сторона не требовала никаких компенсаций и даже не использовала этот случаи в пропагандистской кампании против Финляндии.
В СССР картина была несколько иная. Во-первых, в Зимнюю войну части Красной Армии взяли в плен около тысячи финских солдат и офицеров. Труд такого количества людей большой стране организовать было гораздо легче, чем трудоустроить 6000 человек в стране со значительно меньшими ресурсами. Тем более что в СССР власти не придавали почти никакого значения вопросам рентабельности производимой военнопленными продукции, а также экономической эффективности их труда.
Во-вторых, в силу специфики политического и экономического устройства советского общества власти в предвоенное десятилетие не очень были обеспокоены и мало занимались правовыми вопросами регулирования внутренней жизни Советского Союза, трудовой деятельности граждан, что имело непосредственное отношение и к организации труда военнопленных.
Так, частный сектор к этому времени в СССР был фактически сведен к нулю и, следовательно, не нужно было разрабатывать соответствующие дополнительные регулирующие правовые механизмы. Вместе с тем в государственном секторе партийные органы запускали в действие так называемые «командные методы» управления. Таковые использовались даже при регулировании деятельности кооперативных организаций и предприятий. Конечно, в таких условиях можно было легко, с помощью приказа, определить рабочие места для финских пленных, а нормативно-правовые вопросы использования их труда решить гораздо проще и скорее, чем в странах с рыночной экономикой.
При описании правового статуса финских военнопленных я охарактеризовал трудовые аспекты советского нормативно-правового документа «Положение о военнопленных» и отметил несоответствие его некоторых норм Женевской конвенции 1929 года. Если в конвенциях международного сообщества было сформулировано положение о возможности привлечения офицеров к работам лишь с их согласия, при этом выполняемые работы должны были соответствовать их званию и возможностям (ст. 27), то в советском Положении эта категория военнопленных могла использоваться на работах вне лагеря без их согласия по особому распоряжению УПВ НКВД СССР (ст. 21).
Но как расходились содержание сформулированных правовых норм и практика их реализации? Советский вариант открывал широкие возможности использования труда офицеров, обладавших высокой не только военной, но и специализированной технической подготовкой. Тем не менее случаи массового привлечения офицерского состава к выполнению работ мне не известны.
Другое отличие Положения состояло в том, что унтер-офицерский состав мог использоваться на работах наравне с рядовыми (ст. 21), в то время как по Женевской конвенции пленные унтер-офицеры должны были выполнять функции надсмотрщиков за работами (ст. 27). На практике, однако, и эти различия были лишь на бумаге.
Важно подчеркнуть, что любое использование труда финских пленных в личных целях, прием подарков или услуг от них в иной форме сотрудниками приемных пунктов и лагерей для военнопленных категорически воспрещались и расценивались как связь с военнопленными» со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Финских военнопленных можно было привлекать к работам по хозяйственному обслуживанию пункта. Разрешался и вывод пленных под конвоем на работы вне приемного пункта, но на деле таких случаев зафиксировано не было. Например, во время Зимней войны финские военнопленные вообще не использовались на работах вне территории лагеря, в сельском хозяйстве или промышленности, а выполняли, в основном, работы по благоустройству лагеря и своего быта. Их вывод на работы вне зоны лагеря был категорически запрещен директивой УПВ.
В докладной записке администрации Грязовецкого лагеря в УПВ НКВД СССР начальник лагеря Волков, комиссар Сазонов и начальник 2-го отдела лагеря докладывали, что труд пленных финнов использовался исключительно на хозяйственных работах и по обслуживанию лагеря (плотницкие и печные работы ремонтного характера, устройство клозетов вне казарм, строительство караульных вышек, проходных будок, колка дров, расчистка дорог от снежных заносов и ремонт барачных помещений). кроме того, военнопленных финнов использовали на работах по самообслуживанию — хлебопечение, кухня, баня, в столярных, портновских и сапожных мастерских. За все время существования лагеря были зафиксированы только два случая отказа от выхода на работу. На отказников было наложено дисциплинарное взыскание. В докладной записке отмечалось, что количество привлеченных к работе военнопленных не превышало 35 % от всего число содержавшихся в лагере финнов.
То же самое косвенно подтверждают и фотографии, сделанные в лагере по распоряжению комиссара УПВИ НКВД Нехорошева. В телеграмме от 8 февраля 1940 года Филиппову приказывалось произвести несколько групповых фотоснимков военнопленных, показывающих их быт: обед, работу в сапожной, портновской, столярной мастерских, прогулки по лагерю, а также их культурные развлечения: чтение газет, получение книг в библиотеке, присутствие на политбеседах, кино, игра в шахматы.
Требовавшиеся снимки были с нарочным отправлены в Москву и впоследствии их использовали в пропагандистских листовках, распространяемых среди финских частей на фронте. Российский исследователь, доктор исторических наук В. Конасов отмечает, что в общей сложности было сделано 610 фотоснимков, запечатлевших жизнь финских военнопленных в Грязовецком лагере.