Они долго ехали молча, каждый в уме прокручивал ещё раз завтрашнюю операцию. Машина медленно проезжала центр, простаивая в пробках. Преимущество имели те машины, у которых покрепче бампер. Наконец, проехав этот кошмар, они вырвались на простор.
— Как ты думаешь, Серж, мы когда — нибудь сможем одержать победу?
— Ты о чем, о какой победе говоришь?
— Ну, я имею в виду, помочь им навести здесь элементарный порядок и покончить с бандами, чтоб жизнь стала человеческой.
— Мы её уже проиграли. Однажды спросили у Конфуция, в чём состоит управление государством и он ответил: «Это когда достаточно еды, достаточно оружия и есть доверие народа». А что из названного можно первым исключить? — спросили его снова. «Можно исключить оружие, можно исключить еду. Смерти издревле никто не может избежать, когда ж народ не верит, то не устоять». — Ромашов посмотрел на Азата, — война с народом бессмысленная штука и всегда обречена на поражение. В Афганистане молодое население, старики умирают рано, а детей рождается в семьях много. Молодой организм бурлит и хочет кушать. Их максимализм победить трудно, он полный энергии. Если эта энергия по крупицам складывается в один вектор, сломать такой напор невозможно. И не надо забывать, что перейти из феодализма на путь социалистического развития за несколько лет, как этого добиваются партийные советники, не реально. Что дала национализация земли, борьба с исламом, с привилегиями латифундистов, чиновников? Это как в России в семнадцатом году. Революция поэтому и произошла. Страна была аграрная, восемьдесят процентов крестьяне, детей рожали много, земли для прокорма не хватало. У моей бабушки, например, было одиннадцать братьев. Вот и посчитай, на отца и мать двенадцать душ молодёжи, старики долго не жили. Медицина ещё не та была. И это было почитай в каждой семье. Помещик землицей владел, а эти перебивались с хлеба на квас. А голод — не тётка, вот и пошли власть на вилы одевать. А дворянство вместо того, чтобы помочь монарху решить эту проблему, стали ему палки в колёса ставить, бомбистов подкармливать. Ну и доигрались, что бабы на парижских панелях оказались. Вот, если бы после революции большевики отдали землю, как обещали, да направили эту энергию на развитие экономики, мы бы знаешь, где сейчас были?! А власть бездарно душила эту молодую энергию, строили лагеря да рыли никому не нужные каналы.
— Так ведь не без помощи нашей организации, — пошутил Азат.
— Это не важно, какая организация к этому приложила больше руку — общий настрой у людей такой был. Я после выпуска в пятидесятых годах попал служить в Сибирь, простым опером: в мои обязанности входило контролировать бывших сосланных. Со многими подружился, иногда с некоторыми напивались до бесчувствия. Из — за этого мы с первой женой и ссориться, стали. Замечу, что ни один из них не ругал Сталина и ту власть, что его засадила. И как на духу мне сознавались, что сами писали доносы на своих друзей, начальников. Знаешь, как они это объясняли: «Меня просили помочь Сталину и партии уничтожить врагов, я верил и писал». Вот в чём фишка — молодая энергия требовала жертвовать собой, чтобы изменить жизнь. Я скажу так: от непонимания властью, куда деть эту энергию и родились лагеря, где целенаправленно гасили этот переизбыток. В противном случае мог произойти второй взрыв, сильней, чем в семнадцатом, потому как народ почувствовал вкус свободы. Я как — то работал в архиве, искал следы одного человека. След его затерялся в органах Калининской губернии. Взял папочку донесений об арестованных и расстрелянных в Калининской области. За второе полугодие тридцать седьмого расстреляно три тысячи двести человек, из них крестьян две семьсот. Ну, скажи на милость, какой, из крестьянина враг народа? Землепашец, человек вообще далёкий от политики.
— Просто убивали тех, кого больше, — сказал Азат.
— Вот именно, — подтвердил Ромашов, — целенаправленно убивали, не зная, как избавиться от молодой энергии. Вот и Афганистан сейчас находится в этой стадии.
— Я вижу, куда ты клонишь, — шутя, возразил Азат, — к Гумилевским пассионарным всплескам.
— И ничего предосудительного не вижу в его теории, — возразил Ромашов, — он, где — то прав.
— Но Гумилёв доказывает, что всё зависит не от людей, а от космоса и в изменении климата.
— Ты его не совсем правильно понял. От нас с тобой кое — что тоже зависит.
К примеру, Азия сейчас один из континентов, где находятся государства с большим количеством населения и к тому же молодого. То, что мы барахтаемся с тобой здесь — это не случайно. Я думаю, что двадцать первый век будет веком Азии: старенькая Европа уйдёт на задворки. К сожалению, наша страна уходит в разряд стареющих государств. Мы стоим на меже, не став развитой европейской державой, но уже и не азиаты. Стареем и только поддерживаем на нулевом росте свою численность за счёт среднеазиатских республик. Но этот взрыв все равно должен произойти, и азиаты победят. Не случайно в Европе исчезают христианские храмы и вырастают мечети. Мне думается, после всех этих вековых экспериментов наш народ морально надломился. Я бы на месте правительства заключил бы мировую с внуками тех дворян, что эмигрировали во время революции.
— А это ещё зачем? — удивился Азат.
— Ты не понимаешь одного, у каждого слоя общества есть своё предназначение. Во время революции Россия потеряла целый пласт культуры. А дети и внуки эмигрантов ещё хранят её. Порода, если сказать простым языком. Гены упрямая штука. Хотя мы и расстреляли Вавилова, но он был прав. Общество это как единый организм. Как в организме группа клеток выполняет каждая свои функции, так и каждый человек и отдельные слои общества имеют своё предназначение. Скажем, нельзя же вместо почки пришить кусок мяса от задницы. Хотя и там такие же клетки из того же тела. Я к чему веду этот разговор? Нужно вернуть этих людей в Россию. Не просто вернуть, а просить их вернуться. Они должны своими генами вернуть утерянное страной. За границей они не у дел. Франции не нужна русская культура, как не нужно чужеродное тело в организме. И чем быстрее, тем лучше, иначе мы этот пласт потеряем навсегда.
Машина въехала в ворота виллы. Старик — садовник, закрыл ворота, низким поклоном поприветствовав Ромашова. На крыльце их уже поджидала Фатима.
— Куда вы запропастились? Я уже всё приготовила.
— Ничего, водка не прокиснет, — пошутил Ромашов, — Кабул решил Азату показать.
Два человека сидели за столом в небольшой комнате освещённой тусклым светом маломощной лампочки. На столе стояла не очень богатая закуска и начатая бутылка водки.
— А помнишь, Серж, как мы с тобой в Чехословакии чудом остались живы.
— Да, помню, — Ромашов потянулся к бутылке и стал разливать по рюмкам.
— Я до сих пор не пойму, — сказал Азат, — зачем нас тогда переодетых запустили в толпу чехов, с какой целью?
— Ты что не понимал нашей задачи? Мы были направлены выявлять организаторов и своими голосами управлять толпой. Если есть в толпе какое — то ядро молодых крикунов, они орут, и толпа им вторит в унисон. А заведённую толпу, куда хочешь можно увести. С точки зрения науки психологии всё было сделано правильно. Но с точки зрения ума, не совсем, мы чешского языка не знали. Помнишь, наш солдат по толпе из автомата пальнул? Ответить нам ему было нельзя, хотя и оружие имелось, а кричать: «не стреляй, свои» — тоже нельзя, глупо как — то. Кстати, ты куда пропал после курсов, я твой след потерял?
— Был нелегалом в Пакистане, потом перебросили в Ирак, там уже при посольстве был, теперь вот сюда командировали. А тебя где носило.
— О! Где я только не был. Сначала попал в Краснодарский край.
— Юг, тепло, место курортное, — пошутил Азат.
— Место может быть и неплохое, но каждый день, как мухи на сладкое, гости из Москвы летели. Напои, накорми, с собой пару ящичков дай — это мелким сошкам, а тем, кто поважнее — более того. И начальник сверху — давит, давай, давай. Обложил я всех оброком, надоело самому, противно стало. Ночные посиделки с гостями на мою семейную жизнь стали влиять, боком выходить, с женой развёлся. Стал я проситься, куда — нибудь с этого места. Одним словом, пожалели меня, не зря же я их поил, отправили меня в Мурманск на двойной оклад. Там я прогнулся перед начальством, выудил иранского агента, но за мои заслуги в Москву не забрали, чтобы я их сынкам дорогу не перебегал, а отправили в ГДР. К тому времени я уже женился второй раз на мурманчанке. Теперь, наверное, опять буду разводиться.
— Что так? — Азат вопросительно посмотрел на Ромашова.
— Влюбчивый я, дурень! Она в гостинице работала, красивая была вот, и втюрился, женился. Я в Афганистан, а она там куролесила. Приехав в отпуск, всякого наслышался.
Ромашов выпил рюмку и стал закусывать.
— Так вот значит, работаю я в ГДР при посольстве. А был у меня агент, немец, старичок такой, но не сказать, чтобы старый, так себе мужичонка. Искусствоведом работал. Ну какой из него агент, так агентишка, кто что говорит, кто выражает недовольство властью, одним словом, чушь всякую выуживаю и отчёты составляю. Как — то раз старичок мне и говорит: мол, по культурному обмену немочка из ФРГ приезжает, и кажется ему, что она на спецслужбы работает, не плохо было бы с ней мне повстречаться. Я к своему начальнику, так, и так, давайте санкцию на встречу. А он мне в ответ: «я решить не могу. У Москвы разрешения надо спросить. А времени на это нет. Встречайся под свою ответственность». Был у меня в подчинении парнишка — красавец, метр девяносто росту, накачанный, косая сажень в плечах. Ну, я его в гостиницу поселил, где эта баба остановилась, Хельгой её звали. Придумали ему легенду, что он чех, в командировке, работает на заводе, где оборонку клепают. Мой паренёк Хельгу в первый же вечер и заарканил. Повстречался я с этой тёткой, ходим по музеям, по ресторанам, ведём разговоры ни о чем. Я уже подумал, что в пустую всё это, а мой Василёк её тем временем по ночам топчет. И тут в один прекрасный вечер стала она Васю вербовать. Тот прикинулся влюблённым. Она ему наобещала золотые горы. Он сделал вид, что спёкся. Дал согласие и липовый адрес в Праге, а сам сказал, что завтра командировка заканчивается. На следующий день встречаюсь я с Хельгой. У неё на роже одно удовольствие: ещё бы, бабенка, так себе, подержанная, а такого красавца поимела, да ещё и любовь получилась с интересом. А муж у неё известный в ФРГ человек. Сидим мы, стало быть, в ресторане. Я намекнул моему агенту, чтобы свалил, не надолго оставил нас одних. Говорю я Хельге: «у меня бумаги есть, как бы их в «Шпигель» отправить». А она мне говорит: «давайте я перевезу. Право, не знаю, — говорю я ей, — удобно ли вам будет», и кладу на стол фотографии. Смотрю на дамочку, а она то бледнеет, то краснеет: на фотографиях она с Васильком во всех позах. Одним словом, завербовал её: выяснилось, что мой старичок является и их агентом. Стали мы докладывать в Москву, спрашивать, что с завербованной дамой дальше делать. А оттуда втык получили: «как вы смели без нашей санкции пук сделать». Ну, шеф мой сразу в кусты, всё на меня стал валить. Вот такой хитрожопый мужик. Разозлился я и отдал эту девочку немецким товарищам. Те стали с ней работать, видать всё хорошо пошло, она через мужа входила в высшие круги и давала ценную информацию. Немцы в знак благодарности через своё начальство отправили в Москву письмо, выражая признательность и уважение к нам за ценного агента. Там видно генералы получили взбучку от начальника управления. И тут такое началось. Как будто не я завербовал, а меня. Стали проводить партийное расследование, чтоб меня на парткомисию потащить, но я дубликаты всех документов и фотографий имел. Укусить не могли, откомандировали назад в Мурманск.
— Чего они на тебя, Серж, так ополчились.
— Зависть. Иранца простить не могут, дело то было на контроле у Андропова, и все думали — глухарь. Иранец был их явный недогляд: он в Москве пару раз засветился, якобы золотишко дешевое сбывал, никто всерьез его не принимал. А власти нужна была зацепка, чтоб бочку на Иран покатить. Угнанный самолет надо было возвратить. Вот, москвичи и спихнули иранца в провинцию, мол, провалят там, так деревня, что с них взять. А тут выгорело. Можно было бы звёздочки получить, сынков да племянников двинуть.
— А как тебе удалось его расколоть?
— Как удалось? А вот так — покумекал я: странным мне показалось, что иранец окольными путями к нам пожаловал. Зачем ему север понадобился? Не иначе что — то кому — то везет. Я поставил себя на его место. Если ехать обычным маршрутом — до Москвы поездом, а потом ещё и до Мурманска — заподозрят; в купе могут кого — то подсадить, в туалет пошёл, и тут же вещички посмотрят. А морским путём самое то. Посадка в иностранном порту, сто процентная гарантия, что в каюте не окажется контрразведчик, да и кому понадобится какой — то иранец, когда на корабле полно иностранцев, да еще каких. Представители всего блока НАТО в каютах. На всех контрразведчиков не хватит, даже если весь экипаж на корабле чекисты. Вот у меня интуитивно и закралось сомнение относительно этого парня. А я на то время в порту со многими дружбу водил, и уговорил начальство, как только корабль в наши воды зайдет, дать команду капитану принять на борт четырёх человек. Подготовили двух девиц, одели по высшему классу, из ювелирного магазина нацепили на них цацек. Пришвартовались ночью катером к судну, нас взяли на борт. Капитан доложил, что иранец и его сосед по каюте — канадец, находятся в баре. Ну, мы к ним девочек подослали. Сидим в баре, девочки в атаку пошли, я с напарником рядом за столиком коньячок попиваем. Смотрю, канадец клюет, а этот никак. Канадец уже на подружке повис, а иранец как мумия сидит. И тут девочка сообразила, я её и не инструктировал, самородок, понимаешь: «купи, — говорит, — колье, деньги позарез нужны». Он посмотрел на неё и так небрежно: «стекляшки, наверное, подделка». «Сам ты, — говорит, — стекляшка, посмотри» и снимает колье. Иранец долго мял его в руках, всё к камням присматривался. «Правда, — говорит, — камни натуральные». Видать имел толк в камешках. «Сколько просишь?» — наконец решился он. Она загнула такую цену, чуть ли не в три раза дороже, чем в магазине. Вижу, он носом покрутил: «нет, — говорит, — таких денег у меня». Люся берёт колье и бросает небрежно себе в сумочку. Утром на таможне такая сцена: стоит иранец, весёлый такой, довольный собой, не далеко от него Люся и как заорёт на всю таможню: «Граждане, колье украли, подарок бабушкин!» и давай голосить. А затем к иранцу: «это ты украл, больше некому». Таможенник ему и говорит, откройте, мол, чемодан. Тот открывает, а сверху колье лежит. Тут Люся как закричит: «моё колье, ах ты, ворюга!» Когда Люся ему подбросила, не знаю. Талант, обычная с панели девочка, а мозги на месте. Вот так бывает, простая необученная девчушка подловила подготовленного агента. Вызвали милицию, ну а дальше нашли и недозволенные вещи, что в тайнике иранец вёз. Вначале он пошёл в отказку, мол, подбросили. Отпереться ему трудно было. Канадец подтвердил, что сидели вместе с девушками в баре, а затем ушли с ними в каюту. А так же, что сосед рассматривал колье, хотел его купить. Отпечатки пальцев на колье. Одним словом стопроцентная улика. Иранец понял, что его подловили, и сидит на крючке крепко, стал колоться. Потом выяснилось, что ехал он на встречу с завербованным им агентом. Мы вслед за ним и того взяли. Давай ещё по одной рюмочке и я, наверное, поеду.
— Так ты же говорил ночевать останешься, — Азат показал рукой на бутылку, — смотри, больше половины осталось.
— В другой раз. Завтра важное дело предстоит, напьёмся, можем всё завалить. Надо в «Каскад» заехать. По поводу машины договориться. Знаешь, что я ещё подумал? Договорюсь — ка я с генералом, пару ребят с «Каскада» тебе в помощь дать. Нет у меня доверия к людям Бурхи. Может они и надёжные, но рисковать не будем. Там есть у меня на примете два парня, один узбек, а второй таджик — это надёжные будут тебе помощники.
Ромашов встал и пошел к выходу, в это время в двери появилась Фатима.
— Я чай приготовила.
— Это с ним, — улыбнулся Ромашов, — я уезжаю, дел полно.
Ромашов уехал, а Фатима и Азат ещё долго вместе ужинали, пили чай, а затем допоздна гуляли в саду. Азат взял её за руку, и в ночной тишине ей казалось, что стук её сердца слышен по всему саду. Узкие плиты садовой дорожки блестели под лучами луны. Откуда — то доносился скрип проезжающей арбы, изредка сигналили автомобили, видимо, обгоняя её. Жизнь Азату показалась совсем простой. «Какое счастье, — подумал он, — всегда видеть возле себя эту смуглую головку с чёрными косичками, касаться её руки и на мгновенье ощущать под тканью её одежды тепло молодого тела».