— Что вы надеетесь найти там?
Он посмотрел на меня исподлобья.
— О, просто хочу присутствовать при извлечении доказательств. — Он отвернулся, уставился на синюю полоску берега, и — вне всякого сомнения, он этого и добивался — я почувствовал беспокойство. Если обнаружатся следы диверсии, Неллиган решит, что это сделал я, чтобы избавиться от брата. Если их не будет, значит, рули Эгаттера ненадежны. Орел — я проиграл, решка — ты выиграл.
Мы подошли к Зубьям, когда прилив почти закончился. Море под ржавой кормой баржи сверкало зеленым. Единственным признаком, что под нами находятся большие выступы скал, были пучки водорослей и полоска пены, идущая на четверть мили вдоль края прилива, где три лодки с рыбаками сновали в поисках скумбрии. Чифи поглаживал покрытый старой краской штурвал и дроссели. Постукивание мотора затихло, теперь он пыхтел, и тупой нос баржи пробирался между водорослями. Форсайт кивнул двоим в непромокаемых костюмах, эти люди молча сидели рядом с ним в кокпите. Они встали и начали натягивать снаряжение, чтобы нырнуть в воду.
Я вытащил такое же из рундука. Неллиган строго взглянул и покачал головой.
— Что? — не понял я.
— Доказательства там, внизу, — сказал Неллиган. — Конечно, мы обойдемся без полицейских водолазов. Но все же нам нежелательно, чтобы вы слишком приближались к яхте, согласны? Я уверен, вы понимаете.
Я поймал взгляд Джонни Форсайта.
— Маленький ублюдок, — сказал он тихонько.
Я пожал плечами.
— Боюсь, ты на крючке, Чарли, — пробормотал Чифи.
Меня просто трясло от негодования. Якорь погрузился в зеленую бездну, оставляя за собой хвост пузырьков. Баржа отошла назад на десять ярдов и развернулась. Я остался стоять впереди, слышал всплески воды, когда опускались ныряльщики, вскрики туристов, вытаскивающих скумбрию из полосы прилива в четверти мили от нас, — я видел и слышал все это, но главным было ощущение бессилия от невозможности что-нибудь сделать. Потом я прислонился к борту, прислушиваясь к негромкому хлюпанью моря и обдумывая варианты решения. Кто бы ни попортил мои рули, убил моего брата и наболтал всякой ерунды Неллигану, он дорого заплатит.
Форсайт облокотился на перила рядом со мной, постукивая плоскими пальцами по ржавому железу. Наконец он сказал:
— Это, должно быть, просто ужасно для тебя, Чарли.
— Да уж, не самое большое развлечение, — согласился я.
Я уже хотел рассказать ему все о Хегарти и диверсии, но затем вспомнил о своем обещании, данном Хегарти. Сплетни — основной продукт, которым питаются люди без определенных занятий.
— Я собираюсь получить новые отзывы от инженеров, прежде чем построю еще один руль такого типа, — сказал я.
— Чертовское невезение! — вздохнул Форсайт. — Чертовское невезение!
Мы стояли и смотрели на свое отражение, колеблемое водой. Пузыри от аквалангистов поднимались беспорядочно минут десять.
Затем они слились и соединились. Показалась черная резиновая маска.
— Зацепил лодку, — сказал водолаз. — Она на левом боку с пробоиной. Вы в самом деле хотите ее поднять?
— Возьмите воздушные подушки, — сказал Чифи.
Водолазы взяли их вместе с канатами и шлангом от компрессора. Затем мы перебросили за борт трос от крана.
Первое, что показалось над водой, была скрученная алюминиевая трубка, за ней тянулась стальная проволока. Никто, если заранее не знал, что это такое, не смог бы признать в этом переплетении мачту с бакштагами и вантами . За мачтой последовал ворох разного хлама, свернутый спинакер, три лебедки, все еще соединенные с частями белой составной палубы, складная алюминиевая койка. Отвратительное зрелище, похожее на эксгумацию несвежего трупа.
— Клянусь Богом, — сказал Форсайт, — она, должно быть, развалилась на куски.
Я не ответил. Вместо этого я наблюдал за пузырьками, испытывая одновременно дурноту и оцепенение. Куча обломков, с которых стекала вода, росла на палубе баржи.
Когда я поднял взгляд, оказалось, что Неллиган наблюдает за мной, бесстрастно глядя поверх сигареты. Послышался сигнал телефона от водолаза.
Форсайт скомандовал:
— Наполняйте. — Затем махнул рукой в сторону компрессора и сказал: — После тебя, Чарли. — Я включил кнопку, и вода закипела.
Подъем разбитого судна происходит так: под корпус протягивают канаты, к обоим концам каждого привязывают большой резиновый мешок. Еще пару мешков закладывают внутрь корпуса и во все эти емкости накачивают воздух. Поскольку накачивать надо равномерно, это занимает много времени. Пузырьки поднимались, казалось, целую вечность. Водолазы дважды появлялись над поверхностью, чтобы сменить баллоны. Они особенно не разговаривали, и никто не задавал им вопросов. Вода вокруг нас быстро отступала, и большие заросли водорослей покачивались под зеркальной зеленой поверхностью. Чифи подкреплялся большой кружкой чая и сандвичами с ветчиной; он предложил мне присоединиться. Я отказался. Лодки туристов, занимавшихся ловлей скумбрии, давно отправились домой, и над поверхностью моря начал задувать легкий вечерний бриз. Телефон вновь засигналил, Форсайт сказал:
— Она идет вверх. Ну-ка, все в сторону.
Сначала показались надувные подушки — огромные черные пузыри, похожие на головы кошмарных осьминогов. Они образовывали как бы гнездо, и в его середине был «Эстет», вовсе не похожий на себя. «Эстет» был острым как нож серебристым высококлассным сооружением. Эта же вещь напоминала уродливую тусклую кость, отдраенную частицами песка, обвитую водорослями, всюду покореженную.
Водолазы поднялись на борт и выползли из своих костюмов. Я спросил одного из них:
— Руль на месте?
Он повернул ко мне лицо с темными от утомления кругами под глазами.
— Угу, — сказал он. — А что?
— Руль посмотрим завтра, — предупредил Неллиган. Его плечи были опущены. Вероятно, он сильно прозяб.
— А почему не сейчас? — спросил я.
— Завтра будет в самый раз, — сказал Неллиган. — Так решено. Оставим лодку на запертой верфи, а утром все проверим.
— А что вы потеряете, если посмотрите сейчас?
— Я ничего не понимаю в яхтах, мистер Эгаттер. Я думаю, что осмотр яхты должен происходить в присутствии... э... квалифицированных специалистов.
— А что вы скажете относительно участия мистера Барнса или мистера Форсайта?
Инспектор уставился в пол, пошарил в карманах, извлек сигарету. Не поднимая глаз, сказал:
— Не знаю. Ведь вы знакомы друг с другом слишком хорошо, мистер Эгаттер. Мне говорили, вас водой не разольешь. Удобно ли им участвовать в осмотре?
— Что именно вы имеете в виду? Их возможную необъективность?
Он поглядел на меня мягкими карими глазами.
— Я имею в виду только то, что мы посмотрим эту лодку завтра с несколькими экспертами из Плимута. И если не обнаружим ничего необычного, все мы сможем забыть об этой истории. И слава Богу, мне не придется больше выходить в море и замерзать до смерти, — сказал инспектор Неллиган. — Повторяю, если эксперты ничего криминального не обнаружат, с вас будет снято подозрение.
Орел — я выиграл, решка — ты проиграл.
Я подошел к мачте и посмотрел на нее внимательно, разбита невероятно, но крепления на топе и клотике оставались на месте, кливер-фал с клочком белого паруса все еще был прикреплен к скобе. Я смотрел на него, желая получить какой-то ответ. Я наклонился, чтобы рассмотреть получше.
Ответ там был.
Я подошел к Чифи и сказал:
— Пойди и посмотри на это. — Он отдал румпель одному из водолазов, и мы вскарабкались внутрь кокпита, за нами последовал Форсайт. Я показал на угол куска паруса. — Что это? — спросил я.
— Выглядит как угол стакселя. — Чифи наклонился, чтобы посмотреть на маленькую черную цифру на клочке материи. — Номер пять.
— Генуя номер пять . Размером с носовой платок. Думаешь ли ты, что моряк с опытом Хьюго перевернулся бы при штормовом стакселе?
— Не похоже, — сказал Чифи. — Сила ветра была всего восемь.
— Так что сломался руль, — заключил Форсайт.
— Или его испортили, — бросил я.
— Клянусь Богом! — встрепенулся Чифи.
Они высадили меня у причала. Я понаблюдал, как ржавая баржа, пыхтя, удалялась в сумерках. Черные мешки у ее кормы выталкивали перед собой маслянистые волны, и я слышал слабый рокот, когда те разбивались о внешнюю сторону мола; вскоре баржа завернула за Хелберроу-Пойнт.
Заведение Спирмена располагалось на плоской части побережья между Пултни и Малым Пултни. Там строилось порядочное количество однотонников, которые являются основным видом яхт, вбирающим некоторые новые и оригинальные идеи; так что если вы их строите, то вряд ли пожелаете, чтобы какие-то Том, Дик или Гарри болтались поблизости. Отсюда — проволочное заграждение двенадцати футов высотой вокруг верфи.
Баржа исчезла в сгустившихся сумерках. Причал был пуст. Я втянул носовой фалинь «Наживки», посыльного судна «Наутилуса», пришвартованной вместе с небольшой флотилией шлюпок в пенистой воде у ступенек.
«Наживка» не была каким-то там хлипким сооружением из клееной фанеры или надувной лодкой. Крепкая десятифутовая гребная шлюпка, достаточно тяжелая — поэтому ее осыпали проклятиями те, кому доставалось поднимать лодку на борт «Наутилуса». Но для сегодняшней ночи это было именно то, что нужно.
Я спустился по ступеням, сел в «Наживку» и начал грести. «Наутилус» был повернут носом на запад, в водоворот приливной волны. Я подошел к его левому борту и привязался к пиллерсу , которого не было видно с берега. Над гаванью возвышался Пултни, ярус за ярусом цепочки желтых огней опоясывали склоны утесов, и их отражения дрожали в покрытой рябью воде.
Я поднялся на палубу и собрал кое-какие инструменты, фонарь и фотоаппарат, положив их в полотняный мешок. Затем прошел в каюту, быстро подкрепился сандвичем с солониной и протолкнул все это внутрь глотком «Феймоуз Граус». Наконец я натянул толстую фуфайку с пропиткой и темную фуражку с отполированным козырьком и кокардой «Линия Эгаттер». Затем я зажег все огни в каюте и вернулся на палубу.
Небо из синего стало черным, и звезды выплывали из-за облаков. Луна где-то пропадала. В сотне ярдов от меня набережная была пуста. Виднелись огни на французской яхте немного дальше в сторону моря, но на ее палубе никого не было видно. Очень осторожно я спустился в «Наживку», поставил весла в выемку на транце и отпустил фалинь. Я крутанул веслом раз-другой, и лодка двинулась в сторону моря. Если кто-нибудь наблюдал с берега, огни «Наутилуса» должны были слепить его. Когда я вышел из-под укрытия мола, послышались легкие ритмичные удары небольших волн о борта лодки, и огни города — масса светлячков — перевернулись, после того как прилив подхватил шлюпку и поволок ее к востоку.
Я знал: раз конец причала пройден, меня нельзя заметить на фоне темной полосы, где море соединялось с южным горизонтом. Поставив весла в уключины, я начал грести. Прилив помогал мне; через пять минут я миновал Хелберроу-Пойнт и взялся основательно работать левым веслом, чтобы повернуть лодку к берегу, к плоской полосе отложений, намытых водоворотом за мысом. Повернув, я почувствовал на лице дуновение ветра. Наверху перистые облака уже сгущались в более плотные слои. Сегодняшнее затишье явно было временным.
Ушло еще десять минут на то, чтобы пройти поперек волн и пробраться к отмели. Песчаный берег сиял под светом звезд, и я напрягал глаза, чтобы увидеть Бастион. Это был огромный кусок бетона, оставшийся со времен войны, и сразу за ним открывался вход в лагуну или, вернее, один из входов. Главный, искусственно углубленный, по сути, принадлежал верфи Спирмена. Вход за Бастионом не использовался никем, кроме личностей вроде меня и Хьюго. Мальчишками мы здесь проникали в лагуну, чтобы тайком ловить морскую форель, направляющуюся в реку Пулт, которая здесь впадала в море. Пригодился этот путь и сейчас — чтобы приблизиться к заведению Спирмена, оставшись незамеченным.
Прилив быстро пронес меня через канал около Бастиона. Удар по плоскому днищу — и я оказался в лагуне. Если кто-нибудь наблюдал, то именно здесь меня могли увидеть. Порыв ветра пронесся по зеркалу воды. Теперь я находился под прикрытием берега, и песчаный тростник, колеблемый ветром, издавал звук, похожий на треск сухих костей. Я ощутил острое чувство одиночества на этом пустынном берегу. Я серьезно рисковал. Если Неллиган услышит о предпринятом мной, он решит, что я убийца, который старается замести следы.
Я греб вдоль лагуны еще почти пять минут, стараясь не очень высовываться из лодки. Скоро высокий проволочный забор верфи выступил на фоне темно-синего неба. Я сделал, вероятно, еще полсотни взмахов, затем увидел то, что искал.
Люди, подобные Неллигану, с их сухопутными представлениями о безопасности, плохо понимают, что их стандарты не подходят для моря. Ветры дуют, волны смывают столбы, а колючая проволока ржавеет. В данном случае песок попросту вымыло у основания столба, оставив щель в два фута под нижней частью сетки. Я втащил якорь «Наживки» на берег и хорошо закрепил его. Затем закинул на плечо мешок с инструментами и пролез под заграждением.
Я знал верфь Спирмена как собственное жилище. Три длинных эллинга из гофрированного железа, стоящие параллельно друг другу на большой огороженной территории, где струйки песка перемещались туда и сюда среди яхт, закрепленных подпорками и клиньями. Док был на дальней стороне, выходившей на главный канал реки Пулт. Рядом находился подъемный кран. Именно там они должны были поместить «Эстета», вытащенного из воды.
Я пробрался туда, стараясь держаться в тени эллинга. Ветер усиливался, и фалы начинали биться о металлические мачты. Корпуса яхт на подпорках выглядели как громадные животные, спящие стоя на поле. Желтый квадрат света виднелся с боковой стороны эллинга: Гарри Хоу, ночной сторож, должно быть, смотрит телевизор, оставив свет, чтобы отпугнуть взломщиков. Проехала по дороге машина и остановилась на обочине, любимом месте влюбленных парочек, и я заметил, что одна из ее фар не горела.
Я дошел до конца здания и остановился, прислушиваясь. Единственными звуками были удары и позвякивание, производимые фалами.
Я осторожно двинулся от стены под укрытие закрепленной яхты и вновь остановился. Ничего, я слышал только собственное дыхание, вырывающееся из ноздрей, и удары сердца — не слишком частые, но явно более сильные, чем всегда. Самые обычные звуки внезапно приобретали важное значение: слабый скрип песка под подошвой, когда я приближался к крану, плеск воды у свай причала.
Они оставили «Эстета» на тросах крана. Я почувствовал его запах, прежде чем увидел, запах соли и водорослей, запах предмета, который длительное время находился под водой. В темноте яхта, вся перекошенная, выглядела ужасно. Подойдя поближе, я даже в темноте мог определить степень повреждений. Левый борт вдавлен по половине его длины. Киль разбит и искривлен. Я посмотрел на корму. Руль был цел.
Я поднял руку и тронул его. Он был все еще мокрым. Я нажал посильнее. Перо руля двинулось. Я быстро прошелся фонариком по соединениям баллера. Они были покрыты водорослями. Я соскреб их. В свете фонарика сверкнула нержавеющая сталь. Темнота вернулась, густая и черная, когда я выключил фонарь и стал шарить в мешке с инструментами, чтобы достать отвертку и торцовые ключи.
Я не знал, смогу ли проделать работу в полной темноте, но это оказалось проще, чем я думал. Детальные чертежи руля возникли в моем сознании как на экране, и пальцы уверенно действовали на ощупь. А так как из-за сломанного киля яхта лежала на тросах достаточно низко, работать было удобно. Я положил болты в карман и потянул за перо. Оно вышло легко. Затаив дыхание, я направил фонарь на эксцентрики и включил свет.