— Заказ из Мосса, пеммикан, — послышался из-за штабеля голос кока Линдстрема, и сразу же за этим над ящиками показалась его круглая улыбающаяся физиономия. — Новые сорта, два для людей и два для псин. Мы с матросами уже пробовали! По вкусу — отменно!
— Какой именно пробовали-то, человечий или собачий? — поинтересовался Амундсен. Кок расхохотался:
— Ну ты скажешь, Руал! Не бойся, собачек мы объедать не стали, попробовали только свое, оба сорта!
— И очень зря, — с серьезным видом оборвал его смех начальник экспедиции. — Собачью еду тоже надо проверить. В каких она ящиках?
— Вон в тех, — Линдстрем ткнул пальцем в сторону соседнего штабеля. — А банки, которые на пробу, уже в трюме. Ты что, правда, будешь их на вкус проверять?
— Буду, — кивнул Амундсен. — И тебя заставлю. И не из пробных банок, а из первых попавшихся, вот отсюда, например… — он подошел к штабелю с собачьими консервами и дотронулся до крайнего ящика. — А наш пеммикан, который для людей, вы тоже из пробных банок взяли?
— Ну да, их же для того и прислали… — растерянно проворчал кок.
— Эй, поставьте тот ящик и откройте его! — крикнул Руал докерам, собиравшимся поднять на корабль очередную упаковку консервов, и сам бросился помогать им отдирать от нее одну из верхних досок. Линдстрем тоже подошел к ним, недоуменно пожимая плечами.
— Ты не доверяешь этой компании? — спросил он Амундсена. — Это же они нас снаряжали для прошлого плавания! Если у них плохие продукты, зачем ты теперь у них покупаешь?
— Я им доверяю, Адольф, — Руал выпрямился и взвесил на руке извлеченную из ящика большую жестяную консервную банку. — Ну, насколько вообще можно доверять торговцам, конечно… Дело не в этом. Даже у самой честной фирмы грузчики могут что-то перепутать и взять не тот товар. И если мы обнаружим это уже в Ледовитом океане, требовать у фирмы компенсацию будет малость поздновато.
— Хм… — кок задумчиво кивнул, признавая правоту своего начальника, но в его взгляде по-прежнему читалось сомнение в необходимости такой сильной перестраховки. А Руал уже взламывал второй ящик, используя в качестве рычага доску от первого, и тихо ругался.
— Надо будет сделать в каждом ящике крышку! — объявил он, завладев, наконец, еще одной банкой пеммикана и направляясь к сходням. Адольф Линдстрем, еще раз пожав плечами, зашагал вслед за ним.
Спустя полчаса они сидели на камбузе в компании двух матросов, специально отловленных Руалом для «дегустации» пеммикана, и ждали, когда залитая кипятком смесь из сушеного мяса, рыбы, овощей и крупы станет достаточно мягкой, чтобы ее можно было есть. Линдстрем по-прежнему с сомнением косился на тарелки с пеммиканом для собак и недовольно хмыкал.
— Ты чего такой брезгливый? — усмехнулся Руал и потянулся к собачьей еде ложкой. — Там точно такие же мясо и рыба, только овощей нет! Были бы наши псины уже на судне, я бы им дал попробовать, но их когда еще привезут… — он дунул на горячую смесь в ложке, сунул ее в рот и через несколько секунд удовлетворенно кивнул. — Вроде нормальный корм, не протухший.
— Нам на днях еще сушеную рыбу должны для собак привезти, — подмигнул ему кок. — Тоже будешь пробу снимать?
— Я ее буду нюхать, — пообещал Амундсен, пробуя по очереди все остальные консервы. Матросы, переглянувшись, последовали примеру нового начальника и тоже зачерпнули по ложке сероватой кашицы.
— Если захотите закусить это чем-нибудь повкуснее, могу вам выделить пачку печенья, — предложил Линдстрем. — Их сегодня утром привезли — печенье и шоколад, подарок от «Гала-Петера».
Амундсен молча кивнул. Подарки от крупных фирм и благотворительных организаций его уже не удивляли, хотя еще год назад, когда он только начал закупать разные товары для экспедиции, предложения прислать что-нибудь бесплатно, в дополнение к основному заказу, вызывали в нем растерянность. Весь его прошлый опыт общения с коммерсантами говорил о том, что они никому ничего не отдают даром. Но Руал быстро сообразил, в чем состоит выгода таких подарков для дарителей. Для поставщиков снаряжения и продуктов он теперь был известным путешественником, уже совершившим одно громкое открытие и готовившимся к другому, еще более громкому, знаменитостью, о которой писали газеты и упоминание которой рядом с названием их конторы могло и их сделать более известными и «приманить» к ним больше покупателей. Догадавшись об этом, Руал в первом же интервью центральной столичной газете упомянул о своей благодарности компании — поставщику консервов за присланные на «Фрам» бесплатные фруктовые соки. Результат не заставил себя ждать. Следующие же переговоры с владельцем другой фирмы, у которой экспедиция хотела закупить бумагу, завершились его предложением подарить полярникам запас чернил, карандашей и других письменных принадлежностей. Руал подарок, разумеется, принял — с искренней благодарностью, которую он не забыл повторить, сочиняя очередную заметку о готовящемся путешествии. Дальше все покатилось само, как хорошие сани на хиккориевых полозьях катятся по ровному льду: сперва одно предприятие прислало в подарок посуду, потом другое — умывальные принадлежности… А потом делать подарки полярникам и вовсе стало модно, и на борт «Фрама» погрузили огромное количество книг, граммофонных пластинок и всевозможных вещей для украшения кают. Новый капитан «Фрама» Торвальд Нильсен ворчал, что теперь благотворители завалят его судно никому не нужным барахлом, но Руал был доволен. Средств, выделенных на экспедицию научными обществами, и его собственных денег, заработанных лекциями, которые он читал в этих же обществах после возвращения из прошлого плавания, хватало только на жизненно необходимые вещи, и он вряд ли смог бы обеспечить экспедицию еще и развлечениями. Хотя порой они — это Амундсен уже хорошо знал по собственному опыту — были нужны оторванным от мира людям ничуть не меньше, чем еда и теплая одежда.
Линдстрем, тем временем, действительно достал откуда-то пачку сухого печенья, которое все присутствующие тут же стали грызть. Сам кок, тем временем, принялся убирать со стола начатые банки с пеммиканом и тарелки с остатками разогретых консервов. Поглядывая на Амундсена, он продолжал едва заметно усмехаться, но Руал не стал придавать этому значения: его мысли были заняты куда более важными вещами.
— Пойду дальше грузы проверять, — кивнул он Линдстрему и матросам и, смахнув со стола крошки, вышел из камбуза.
На палубе «Фрама» было чисто — редкость для корабля, на который постоянно таскают всевозможные грузы. Нильсен блестяще справлялся с новыми обязанностями, и Руал с удовольствием отметил про себя, что не ошибся в этом человеке, назначив его капитаном. Как не ошибся он и в двух других приглашенных в экспедицию мужчинах. В решительном и умеющим делать тысячу дел Оскаре Вистинге и в серьезном и немного обидчивом лыжнике Улаве Бьолане, о котором, после очередной из его побед, шутили, что на лыжах он научился ходить раньше, чем просто пешком. Кроме этих двоих плыть с ним в Ледовитый океан собирались и товарищи Руала по прошлой экспедиции — Линдстрем с Хельмером Хансеном, которым он уже давно доверял едва ли не больше, чем самому себе. Плохо было лишь то, что пока отобранных лично Амундсеном надежных людей было слишком мало. Друг Нансена Йохансен, которого тот настойчиво рекомендовал Амундсену, почему-то вызывал у начальника экспедиции сомнения, хотя объяснить, что ему не нравится в этом опытном путешественнике, участвовавшем в плавании Нансена к Земле Франца-Иосифа, он бы не смог. А другие желающие и вовсе не подходили Руалу по характеру — то оказывались совсем безынициативными, как его товарищ по самому первому зимнему походу, то, наоборот, чересчур самоуверенными и не умеющими соблюдать дистанцию с руководством.
Амундсен дошел до капитанской каюты и дернул на себя чуть приоткрытую дверь:
— Торвальд, к тебе можно? Это я, Руал. Я хочу узнать насчет грузов, что-нибудь еще вчера или сегодня привозили?
— Да, медикаменты, — отозвался Нильсен, вставая из-за привинченного к полу крошечного столика и делая шаг навстречу гостю. Он приветливо улыбался, но что-то в его манере держаться Амундсену не нравилось — была в новом капитане какая-то настороженность, возможно, вызванная тем, что, несмотря на свое звание, на самом деле он все равно оставался на «Фраме» только вторым лицом. Это условие Руал, не забывший зимовку на «Бельгике», поставил Торвальду сразу: начальник в экспедиции должен был быть один, и последнее слово во всех решениях должно было оставаться за ним, а не за капитаном. Правда, Нильсену было обещано, что он получит полную власть на корабле во время зимовки исследователей и их похода к полюсу, и такое положение дел его устроило. Но что-то в создавшейся ситуации его явно смущало, и Руал пока не знал, как окончательно наладить с капитаном дружеские отношения.
— Медикаменты? — переспросил он. — Замечательно, сейчас пойду смотреть. Их не погрузили еще?
— Нет, все на главном складе, как ты и приказывал, — отозвался Нильсен. — Там еще целый набор пыточных… то есть, я хотел сказать, хирургических инструментов, — добавил он с улыбкой. — В том числе для лечения зубов.
— Отлично, осталось только найти человека, который умел бы ими пользоваться, — вздохнул Руал. — Рвать зубы меня доктор Кук так и не научил — всегда сам этим занимался…
— Он на твое приглашение так и не ответил?
— Ответил, два дня назад письмо пришло. Он сейчас в Америке, занялся какими-то финансовыми делами, — Амундсен снова вздохнул. — Считает, что так ему удастся заработать больше, чем в путешествиях.
— Жаль, — в глазах капитана промелькнуло осуждение. — Променять океан на какие-то денежные махинации!..
— По-своему он прав, — возразил Руал. — Да и неизвестно еще, что труднее — я вот во всех этих акциях, курсах и прочем почти не разбираюсь, братец Леон меня постоянно дураком обзывает. Но что Фреда с нами не будет — это действительно очень жаль…
— А еще кто-нибудь из тех ребят, с которыми ты Северо-Западный проход открыл? Больше никто не согласился?
— Не трави душу! Годфрид из Дании вообще не ответил — наверное, письмо не получил, а Вик и Риствед сейчас плавают, а потом вроде как жениться собираются, — Руал вздохнул, с грустью вспоминая товарищей. Этих троих, а также умершего перед самым возвращением в Норвегию Лунда он взял бы на Северный полюс, не раздумывая, но это было не в его власти.
— А женитьба — это не отговорка! — фыркнул Нильсен. — Нечего цепляться за бабьи юбки и упускать такой шанс! Вон, Нансен, когда в плавание ушел, тоже женат был, а когда вернулся, его дочка уже бегала вовсю — и ничего!
— Не у всех такие жены, как у Нансена, — покачал головой Руал, вспомнив мимолетное знакомство с теперь тоже уже покойной супругой своего кумира. — Госпожа Ева — вообще была женщина удивительная, пока Фритьоф плавал, она своими делами занималась, пела, выступала… Наверное, поэтому она его и не удерживала около себя: понимала, что для него походы — то же самое, что для нее — музыка. Но обычно бабы так не могут.
— Обычно они, дай им только волю, готовы нас к себе вот такой вот толстой цепью привязать и никуда не отпускать! — горячо воскликнул Нильсен, широко разводя пальцы, чтобы показать толщину этой воображаемой цепи. Капитан, как было известно Амундсену, неженатый, явно говорил о чем-то личном, что не позволяло ему быть беспристрастным. Но расспрашивать, кто же из женщин попытался привязать Торвальда к себе и не пустить его в море, Руал не рискнул: это могло здорово ухудшить их и без того немного натянутые отношения.
— Вот поэтому полярникам и нечего жениться, — сказал он примирительно. — Если только не встретишь такую, как жена Фритьофа. А с обычными — или придется самому дома со скуки с ума сходить, или они без тебя будут сходить с ума от беспокойства. И так плохо, и так нехорошо!
— Это точно! — довольно согласился капитан. Руал поднялся с койки:
— Ладно, я пошел, если что — ищи меня на складе!
Спускаясь с корабля, он перебирал в памяти остальные запланированные на этот день дела и не сразу услышал, как его окликнул знакомый низкий голос. И только когда окрик повторился, Амундсен вскинул голову и увидел, что к «Фраму» со всех ног несется его старший брат Леон.
— Руал, ты что, оглох?! — возмущенно накинулся он на знаменитого путешественника, для него по-прежнему остававшегося несмышленым мальчишкой, которого нужно было защищать от старших ребят, но зато можно было сколько угодно ругать за его многочисленные шалости. — Я тебя зову-зову, а ты хоть бы ухом повел!
— Привет, Леон! — младший из братьев протянул ему руку. — Извини, я задумался. Что-то забыл и никак не могу вспомнить…
— Руал… — старший брат посмотрел ему в глаза, и его раздражение внезапно сменилось каким-то другим, непонятным младшему чувством. Неужели жалостью?!
— Леон, что-то случилось? Что-то со старшими?.. — Руал заметил, что брат комкает в руках длинную бумажную ленту, очень похожую на ту, которую он держал перед своими близорукими глазами четыре года назад и которая сообщила ему самую главную новость в его жизни — новость о том, что он стал одним из самых известных первооткрывателей. Но он прекрасно понимал, что телеграфные ленты не всегда приносят счастливые известия…
— Да нет, ничего плохого ни с кем не случилось, — ответил Леон, старательно отводя глаза в сторону. — Просто… вчера Роберт Пири вернулся из своей экспедиции… Руал, ты помнишь, что в наше время гонцов, которые принесли плохую весть, убивать не принято?
— Леон, черт тебя побери, что там?! — младший Амундсен схватил старшего за руку и принялся отбирать у него телеграмму, едва не разорвав ее. Убивать брата за неприятное известие он, может быть, и не стал бы, но вот бока бы ему сейчас намял с огромным удовольствием.
Леон разжал кулак, и смятая телеграмма оказалась в руках у Руала, который, впрочем, и так уже предчувствовал, что он в ней прочитает. Четко пропечатанные чернильные буквы лишь подтвердили его догадку. Американский полярный исследователь Роберт Эдвин Пири, однажды уже сделавший неудачную попытку дойти до Северного полюса, а год назад отправившийся туда вторично, на этот раз сумел достичь своей цели. Северный полюс был открыт. На Северном полюсе побывали люди.
Руал шумно выдохнул и разразился такой руганью в адрес Пири, его спутников и всего мира вообще, что отдыхавшие на ящиках с пеммиканом грузчики изумленно засвистели, а один из них начал шевелить губами, повторяя про себя особенно изысканные выражения, чтобы как следует их запомнить. Леон, в первый момент отшатнувшийся от разгневанного младшего брата, выслушал его тираду с сочувственным видом и, когда Руал выдохся, успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Были бы живы отец с матерью — ты бы, братец, после этого неделю не смог сидеть! — усмехнулся он. — Не стоит так убиваться, ты же все равно собирался идти на полюс другим маршрутом.
— Да что ты понимаешь?! — Руал сбросил его руку, продолжая мысленно желать Роберту Пири всевозможных неприятностей, от качки и морской болезни во время плавания до требований жены прекратить путешествовать и сидеть дома. — Какая разница, каким маршрутом я пойду к полюсу, если я теперь все равно приду туда не первым?! Да чтоб этому Пири..!
Леон Амундсен стойко выслушал и второй шквал выражений, неприемлемых в обществе приличных людей, убедился, что на этот раз брат успокоился быстрее, да и словечки использовал уже чуть менее крепкие, и снова взял обиженного первооткрывателя за плечи.
— Давай-ка серьезно, — потребовал он. — Ваши ученые что, теперь действительно будут менее довольны результатами экспедиции? Им же не первенство твое нужно, а измерения всякие, шкурки пингвиньи, игрушки эскимосские…
— Какие еще пингвиньи шкурки? — хмыкнул Руал, на время забыв о только что постигшей его неудаче. — Пингвины на севере не живут, они водятся только в Антарктиде! На прямо противоположном конце Земли, где Южный полюс!