– А вернее, на глазах праны Реналлы из Дома Желтой Луны, не так ли? – невозмутимо проговорил Ак-Нарт, забрасывая ногу за ногу.
– А если и так, какое вам дело? – взорвался Ланс. – Почему вы все здесь учите меня жизни? Распоряжаетесь моей судьбой? Я что, мальчишка, птенец, вчера вылетевший из родительского гнезда? Или я нищий, или не нашел себя в жизни? Я вполне могу распоряжаться собственной судьбой!
– Успокойся, – поднял ладонь Регнар. – Прошу тебя.
– Не хочу успокаиваться! Я хочу получить удовлетворение за разбитую губу, за унижение…
– А потом пойти на эшафот? – глухо заметил командир стражи.
– Я приговорен в трех державах из двенадцати. Кого ты пугаешь?
– Вас никто не пугает, пран Ланс, – покачал головой посланник. – Мы предлагаем разумный компромисс. Честную сделку.
– Честная сделка с браккарцем! – Альт Грегор зло расхохотался.
Ак-Нарт скрипнул зубами, но смолчал.
– Но ведь дуэль до первой крови – хороший выход, Ланс, – снова вмешался маг. – Почему бы тебе…
– Нет! – отрезал он. – Я не желаю унижаться. Чтобы потом во всех двенадцати державах говорили – последний из Дома Багряной Розы струсил?
– Я могу сделать так, что предложение будет исходить от моего сына, – поднялся на ноги браккарец.
– Нет! – Ланс скрестил руки на груди и набычился.
– Послушайте, – голосом холодным, как сталь клинка, произнес посланник. – Я ведь могу и не допустить этой дуэли. Вообще.
– Пран Ак-Нарт, можно вас на два слова без свидетелей? – кивнул на двери Коэл.
– К вашим услугам.
Бросив последний взгляд на менестреля, островитянин развернулся, зашагал прочь. Командир стражи, качая головой, последовал за ним.
– Вот мне всегда было интересно, – с горечью пробормотал Регнар, – откуда у человека искусства такая твердолобость? – Ланс молча смотрел на него, и придворный маг, не дождавшись ответа, продолжал: – Мы тут бьемся, чтобы не потерять друга, а он завел – нет, не хочу, не могу…
– Ты будешь называть другом дворянина, потерявшего честь? – только и спросил Ланс.
Регнар вздохнул, махнул рукой.
– Оставайся здесь. Я пришлю вина и чего-нибудь перекусить. Только не напивайся перед дуэлью, хорошо? И зря ты упоминал нарвала, когда дразнил того мальчишку. Они оба, отец и сын, из Дома Жемчужного Нарвала…
Он вышел, притворив за собой дверь.
Альт Грегор замахнулся, собираясь от всего сердца садануть по стене кулаком, но вовремя вспомнил, что держать шпагу с разбитыми костяшками будет несподручно. Пнул карл, который перевернулся и отлетел в угол. Отхлебнул воды прямо из кувшина, заливая дублет. Снова уставился на гобелен. Но видел перед собой только глаза-аквамарины, каштановый локон, губы, созданные, чтобы улыбаться.
Имеет ли он право претендовать на ее любовь? Ведь сколько ей может быть лет? Семнадцать? Восемнадцать? Он годится ей в отцы. Конечно, для мужчины его возраста, его положения в обществе не составит труда вскружить голову девчонке. А дальше? Воспользоваться неопытностью и юностью он просто не сможет. Любовь – это не легкая интрижка. Кто истинно любит, не берет, а отдает. Если понадобится, жизнь…
А может быть, это выход? Неважно, каким образом – умереть от удара шпаги, направляемой рукой Ак-Карра из Дома Жемчужного Нарвала, на плахе в здешнем замке, в пыточном подземелье короля Браккары. Он уйдет… Ланс альт Грегор больше не будет бродить по землям двенадцати держав, поскольку скитаться, осознавая, что где-то далеко, в Аркайле живет девушка с глазами цвета прохладной морской волны, живет, даже не вспоминая о нем, он не сумеет. Пусть она найдет свое счастье. Молодой супруг из богатого и именитого Дома, куча детишек, тихая и размеренная жизнь… И если когда и вспомнит этот бал в осеннюю непогоду, седоватого менестреля, глупый скандал, то лишь с улыбкой. Пусть улыбается, ей идет улыбаться. Пусть забудет его.
В дверь даже не постучали, а, похоже, поскреблись.
Наверное, принесли обещанный Регнаром поздний ужин и вино.
– Да.
Тишина.
Странно, но прислуга в замке свое место знала. Хороший гофмейстер сейчас у прана Лазаля. Как его, кстати, зовут, из какого Дома?
– Открыто, – не оборачиваясь, бросил Ланс. – Заноси.
Дверь скрипнула. И снова тишина.
Да что же это такое? Слугам требуется особое приглашение?
Начиная закипать, альт Грегор оглянулся через плечо.
У дверного косяка стояла она. Испуганная, бледная, тонкая, как молодая ива, и невыразимо прекрасная.
– Рена… – прошептал менестрель.
Она не ответила, только моргнула. Пушистые ресницы упали и взлетели, подобно крыльям ночного мотылька.
Ланс и сам не заметил, как оказался у ее ног, на коленях, прижимая нежные пальцы к губам, а потом к щеке. Время замерло. Он не думал ни о чем, ощущая лишь стук крови в висках, запах аркайлского ландыша и неземное блаженство.
Вечность прошла или кануло несколько мгновений, менестрель не понял. Вдруг что-то горячее капнуло ему на висок. Ланс поднял глаза. Реналла из Дома Желтой Луны стояла вытянувшись в струнку, не шевелясь и, как казалось со стороны, не дышала. Только дорожки слез блестели на щеках. Ему безумно захотелось высушить их губами, потом прижаться к ее алому рту, высказать все обуревавшие его чувства, предложить бежать куда-нибудь прямо сейчас. Куда глаза глядят, на край света, за Карросские горы, на остров Айа-Багаан… А вот и нельзя. Княгиня Зохра обещала украсить его головой самую высокую башню своего замка. И ледяные пустоши за горами вовсе не то место, куда следует тащить за собой этот едва распустившийся цветок. Тем более бежать, наплевав на дворянскую честь. Ни один мужчина из Дома Багряной Розы не бегал от опасности. Может, потому-то и остался он один, последний?
– Не нужно плакать, Реналла, – прошептал он. – Вы разрываете мне сердце на куски.
Она кивнула, но слезы продолжали сбегать ручейками, сверкающими бриллиантами задерживаясь на удивительно длинных ресницах.
– Не бойтесь, – продолжал Ланс. – И ни о чем не сожалейте. Мужчинам иногда приходится позвенеть сталью, пустить друг другу кровь. Без этого они перестают чувствовать себя мужчинами. Даже такие старые развалюхи, как я.
Полные губы чуть шевельнулись.
– Вы совсем не старый, пран Ланс, – скорее догадался, чем услышал он.
– Нет, дитя мое. Я стар. Стар и изношен, как смычок деревенского фигляра. Но я благодарю судьбу за нашу случайную встречу, за тот миг счастья, которое я ощущаю, когда вижу вас. Благодарю Вседержителя, даровавшего мне эту удачу в конце жизненного пути. Вы – чудо, вы – звезда, которая будет направлять меня весь отведенный мне остаток дней, как ведет морехода сияющая Северная Королева.
– Не надо…
– Что не надо, звезда моя? Впрочем, вы правы, не стоит. Жалких слов недостаточно, чтобы описать безумство чувств, завладевших моей душой. Возможно, магии музыки удалось бы преуспеть там, где бессильна человеческая речь, но время за полночь и замок спит… – Альт Грегор виновато развел руками. Вернее, одной рукой, поскольку не мог позволить себе выпустить хотя бы на миг ее пальцы.
– Все говорят, что вас убьют, – промолвила девушка, взмахнув ресницами.
– Пустая болтовня, досужие сплетни, – усмехнулся как можно убедительнее менестрель. – Я же говорил вам, мужчинам иногда свойственно совершать глупости. Но самая большая из них не стоит и самой малой вашей слезинки, прана Реналла.
– Они говорят, что убьют вас все равно, победите вы или нет.
– И что с того? Если мне суждено умереть, то я умру счастливым. Я видел неземные глаза, я стоял рядом с небесной красотой… Я счастливее всех мужчин двенадцати держав, вместе взятых.
– Я не хочу, чтобы вы умирали, пран Ланс.
Он задохнулся от одной только призрачной надежды на взаимность, но зарычал внутренним голосом на самого себя: «Помни, кто она, а кто ты, старая рухлядь».
– Я не умру. Я выходил сухим из воды и не из таких приключений. Прошу вас, не плачьте. Ваши губы созданы для улыбки. Улыбнитесь, прошу вас. Давайте весело встречать насмешки судьбы. Не велика ли для нее честь повергнуть в грусть прекраснейшую девушку двенадцати держав? – Альт Грегор склонил голову и прижался губами к тонким, подрагивающим пальчикам, мечтая только о том, чтобы время вновь замедлило бег, а то и вовсе остановилось, как течение северных рек, скованных зимней стужей.
– Прошу вас, пран Ланс, не умирайте, – прошептала она. – Останьтесь жить. Ваша музыка… Нельзя лишать мир такого волшебства.
– Только музыка? – горько вздохнул он.
– Не только… – Девушка отвела взгляд. – Вы… Пообещайте мне, что вы не умрете.
– Но… – Он хотел сказать: «Как же честь?» – но оборвал себя на полуслове. Какая, к болотным демонам, честь? Разве может она идти в сравнение с возможностью хотя бы еще раз в жизни увидеть эти глаза – смарагд, отразивший сияние небес, прибой, накатывающийся на прибрежные скалы, сверкающий блеск на сколе благородного берилла? – Реналла, звезда моя, все, что вы пожелаете. Прикажете умереть – я умру, прикажете жить – я буду жить. Прикажете…
– Живите. Я не приказываю, я прошу вас, умоляю… – Девушка сделала попытку упасть на колени, но Ланс, вскочив, удержал ее, обхватив тонкую талию. Не сдержавшись, легонько тронул губами черную бровь и вновь замер, всерьез опасаясь сойти с ума от счастья.
– Реналла… Я буду жить. Клянусь тремя десятками поколений моего Дома, клянусь бессмертной душой и вечным посмертием. Не слышать мне больше музыки, если я нарушу свою клятву.
– Не надо… Я… Живите, пран Ланс. – Девушка вывернулась из его объятий, ослепив напоследок улыбкой и ямочками в уголках рта.
– Увидимся ли мы еще, Реналла?
Она молчала, пятясь к двери.
– В любом случае я благодарю судьбу, что свела меня с вами, – негромко проговорил Ланс, вспоминая все свои сомнения, все доводы рассудка, но клокочущее чувство заглушило их все без остатка.
Менестрель опустился на левое колено, прижав кулак к сердцу, и стоял, пока не скрипнула дверь и легкий шорох шагов не стих в темном коридоре дворца герцога Лазаля.
Он упал на постель Регнара, не снимая сапог, и лежал так, наполовину бодрствуя, наполовину погрузившись в несбыточные мечты, пока не пришел Коэл.
– Упаси нас Вседержитель иметь в друзьях безумцев, – пробормотал командир стражи. И добавил чуть громче: – Браккарцы согласны на бой до первой крови.
– Пускай, – ответил Ланс. – Плевать… – отвернулся к стене и заснул как убитый.
Пробуждение было стремительным и мгновенным. Для бойца, пережившего больше полусотни дуэлей, впрочем, неудивительно.
Осунувшийся Регнар с мешками под глазами налил в кубок и протянул Лансу сосуд.
Менестрель пригубил.
– Вино?
– Красное, сухое. Чтобы руки не тряслись, старый ты дурак.
– Может, и дурак, но совсем не старый, – ответил Ланс, вскакивая и делая несколько взмахов руками для разминки. – Только шпага? Или шпага и дага?
– Шпага. Давай шевелись.
Роща за герцогским замком плакала с каждого листочка. Прошедший ночью ливень пропитал землю, пропитал гравий дорожек, смочил кору деревьев и рыдал, опадая последними каплями с каждого листка.
Капитан Дар-Тан тер Везил из Дома Серебряного Дельфина отделился от смутно различимой кучки людей на дальнем конце утоптанной площадки.
– Итак, мы желаем подтвердить условия поединка. Бой до первой крови. Дуэлянты используют только шпаги.
– Истинно так, – ответил Коэл.
– Об извинениях, как я понял, не может быть и речи.
– Не сегодня.
– Тогда я приглашаю соперников.
– Мы готовы.
Широкие ладони Регнара сжали плечи Ланса.
– Давай, дружище. Мы молимся за тебя.
Менестрель отстегнул перевязь, отдал шпагу Коэлу, сбросил дублет. Тонкое полотно рубашки тут же пропиталось сыростью и прилипло к телу. Ланс натянул черные перчатки, тщательно расправил складки, сжал и разжал кулак. Бой – это не музыка. Глупо погибать, если рукоять вывернется из вспотевшей или смоченной кровью ладони.
Его противник тоже скинул короткий плащ-епанчу, оставшись в долгополой рубахе навыпуск, скрывавшей очертания фигуры.
– Он думает, так труднее попасть? – усмехнулся Коэл.
– Я проткну ему правое плечо, – заявил Ланс, закатывая рукава. – Очень долго шпагу держать не сможет.
– А по-моему, достаточно уколоть предплечье… – начал было Регнар, но под сердитыми взглядами друзей захлопнул рот, аж зубы щелкнули. Последний раз он держал в руках заточенную шпагу лет двадцать пять назад и чуть не выколол себе глаз.
– Как знаешь. Можешь и в плечо целить. Только постарайся не затягивать. Здесь не бальный зал, развлекать некого.
Ланс принял у Коэла оружие, взмахнул несколько раз, рассекая клинком воздух.
– Сходитесь! – провозгласил капитан из Дома Серебряного Дельфина: как старший из секундантов по возрасту, схваткой распоряжался он.
Дуэлянты двинулись навстречу друг другу. Ланс спокойно, как на прогулке, хотя ему стоило немалых трудов сдерживаться, чтобы не кинуться в бой очертя голову. Браккарец, еще слишком юный, чтобы держать чувства в узде, чуть ли не подпрыгивал от нетерпения. Менестрель с удовлетворением заметил, что вместо прыща на лбу его противника подсохший струп. Значит, его слова на балу задели мальчишку за живое. Может, еще раз что-нибудь про нарвала? Когда фехтовальщик злится, он становится легкой добычей. Хотя нет… Не стоит. Слишком уж это низко. И без того Ланс чувствовал себя, будто пытался отобрать игрушку у ребенка.
Зато шпага у юноши оказалась длиннее Лансовой, пожалуй, на полпяди. В сочетании с преимуществом в росте, это могло дать противнику надежду на легкую победу. Особенно в схватке до первой крови. Но правильно говорил посланник – мастерства не пропьешь. Мнимая выгода могла сыграть с Ак-Карром злую шутку.
Когда между ними осталось четыре шага, альт Грегор церемонно поднял шпагу острием верх и «кивнул» ею в сторону браккарца. Тот и не подумал об ответном приветствии, сразу встав в стойку.
Ах, вот как? Ну, ладно.
Ланс принял третью позицию, нацелив острие в лицо противника и заложив левую руку за спину.
– Начинайте! – выкрикнул Дар-Тан тер Везил.
Менестрель круговым движением кисти обозначил удар в левый бок и тут же провел укол с выпадом.
Юноша на удивление легко защитился секундой с шагом назад. И атаковал в ответ.
Отбив его шпагу квинтой, Ланс взмахнул клинком, целясь в колено выставленной вперед ноги, и только потом осознал, что браккарец пытался ударить его в лицо.
И это они называют боем до первой крови?
Правду говорят – верить островитянам нельзя.
Но не прерывать же из-за такой малости дуэль?
Он отразил две стремительные колющие атаки, сбил клинок противника батманом и вновь попытался достать его плечо. На этот раз левое.
Ак-Карр попросту разорвал дистанцию, пользуясь преимуществом в длине оружия, скрестным шагом ушел влево и сверху рубанул Ланса по голове. Отклоняясь от падающего лезвия и подставляя свою шпагу секстой, менестрель услышал возмущенный возглас Коэла.
«А ничего не попишешь, друг мой, – яростно подумал он. – Сам договаривался».
Согласно дуэльному кодексу двенадцати держав, однажды начавшийся поединок не мог прервать никто. Он должен был закончиться так, как обговорено заранее. И разрубленная голова в этом случае зачтется как первая кровь.
Теперь у Ланса попросту не оставалось иного выхода, как опередить браккарца, который откровенно жаждал его смерти.
«Нет, я буду жить. Я обещал».
Тем временем Ак-Карр нанес удары поочередно справа и слева в туловище Ланса, отбившего их терцией и квартой.
Улыбка юнца больше походила на оскал.
– Ну, держись, икринка… – бросил ему в лицо менестрель, обозначив укол прямо в лоб, в след от прыща.
Браккарец шарахнулся, сбился с ритма, и альт Грегор погнал его по площадке злыми, жалящими выпадами, обманными уколами в живот, сменявшимися рубящими ударами по ногам и замысловатыми финтами.
Упиваясь схваткой, менестрель уподобил ее музыке.
Здесь так же важна импровизация. Выдумывай связки на ходу, не делай того, чего ждет от тебя противник.
«Ну-ка, поглядим, на что ты способен, молокосос!»
Терция встречала секунду, а квинта – приму. Секста отражала терцию.
Контрапунктами звенели батманы.
Темп нарастал.
Размашистое ларго переходило в решительное адажио, а потом через напористое модерато в стремительное аллегро.