На протяжении всей своей жизни Дайэмонд страдал из-за невысокого роста. Как его только ни называли: Полпинтой, Коротышкой, Малышом, Крошкой, Мелким, Отпиленным. И мать тоже никогда не упускала случая уколоть сына, у нее всегда было наготове острое словцо, даже в тот раз, когда она поднялась на второй этаж и нечаянно застала парня голым, когда он выходил из ванной. Она тогда сказала:
— Что ж, по крайней мере, в этом отношении ты не обделен, а?
Однажды весной — он в тот год уже заканчивал школу — Дайэмонд барабанил пальцами по пикапу Уоллиса Уинтера и вполуха слушал длинношеего владельца машины, который рассказывал какую-то историю, изощряясь в остроумии. К ним подошел здоровенный детина, которого они знали только по имени: Лисиль (избави боже назвать его Люсиль!), и сказал:
— Эй, не хотите подзаработать на выходных? Мой старик собирается клеймить стадо, и ему не хватает людей. Че-то все отказываются, кому только я ни предлагал.
Его простодушное лицо испещрили бордовые прыщи; среди воспаленных бугорков пробивались жиденькие светлые усики. Интересно, подумал Дайэмонд, как этот парень бреется: он давно уже должен был умереть от потери крови. От Лисиля сильно пахло скотным двором.
— Неудачное время он выбрал, твой старик, — заметил Уоллис. — На этих выходных ожидаются баскетбол, тусовки, трахач, пьянки, травка, аварии, копы, пищевые отравления, драки и родительские истерики. Ты ему говорил?
— Меня он не спрашивает. Велел найти кого-нибудь. Погода вроде неплохая. На прошлой неделе дождей вылилось за месяц вперед. — Лисиль сплюнул.
Уоллис изобразил на лице глубокую задумчивость.
— А заплатят нам сколько? За месяц назад? — Он подмигнул Дайэмонду, но тот в ответ состроил гримасу, стараясь намекнуть, что с Лисилем шутки плохи.
— Заплатят? По шесть баксов. Это мы с братьями работаем за бесплатно, для ранчо. Короче, мы в любом случае шабашим к ужину, успеете после работы оттянуться. Потусоваться или чем вы там еще занимаетесь. — Сам он не собирался ни на какие городские тусовки.
— Я никогда не работал на ранчо, — сказал Дайэмонд. — Моя мать выросла на ферме и с тех пор терпеть ее не может. Только раз возила меня туда, и мы смылись уже через час. — Он вспомнил бесконечные поля, изрытые копытами, деда, прячущего глаза, мускулистого, потного дядю Джона в кожаных чапсах и замусоленной шляпе, который шлепнул племянника по заду, а матери сказал что-то такое, отчего та ужасно разозлилась.
— Неважно. Это просто работа. Загнать телят в загон, поставить клеймо, подправить их, сделать прививку, выгнать обратно в поле.
— Подправить? — повторил Дайэмонд.
Лисиль сделал красноречивый жест в области паха.
— А вот это уже го-раз-до интереснее, — протянул Уоллис. — Есть у меня кое-что, что сделает этот процесс гораздо интереснее.
— Только сильно не наряжайтесь, придется ложиться в грязь, — сурово предупредил Лисиль.
— Нет, что ты, — сказал Уоллис. — Нашел дурака наряжаться. Ну ладно, я согласен. Какого черта!
Дайэмонд кивнул.
Широкая ухмылка Лисиля обнажила полный рот идеальных зубов.
— Знаете, где наше ранчо? Там куча развилок. Я нарисую, куда ехать. — И он нарисовал довольно запутанную схему проезда на обратной стороне экзаменационного теста, который уже вернули после проверки с оценкой «неуд». Фамилия Бьюд вверху листка решила одну загадку: Лисиль принадлежал к клану Бьюдов, рассыпавшемуся от Пахаски до Пайн-Блафс и занимавшему верхнюю строчку в местном пантеоне скандалистов. Уоллис и Дайэмонд переглянулись.
— К семи будьте на месте, — сказал Лисиль.
Дайэмонд перевернул нарисованную карту и рассмотрел тест. В клетки для ответов остро заточенным карандашом были аккуратно вписаны названия пород скота, что придавало листку бумаги какую-то узколобую значительность.
Хорошая погода долго не простояла. Выходные оказались ветреной, пасмурной какофонией криков, облепленного навозом скота, грязи, пыли, подъема животных на растяжках, всаживания иглы, неизбывной вони паленой шерсти. На ранчо появились и два обалдуя из школы. Дайэмонд встречал их иногда, но близко знаком не был, считая ребят неудачниками без каких бы то ни было на то оснований, кроме того, что оба были мямлями и жили на дальних фермах. Оказалось, что они дружили с Лисилем. Комо Бьюд, седеющий мужчина, подпоясанный широким кожаным ремнем, раздавал указания направо и налево, а Лисиль с братьями перегоняли телят с пастбища в корраль, из корраля к растяжкам и к раскаленному добела электрическому тавру, а оттуда — в станок, где постоянный работник ранчо Ловис нагибался, держа в одной руке нож, а другой туго обтягивая кожу мошонки вокруг одного тестикула, после чего делал длинный внешний надрез сквозь кожу и мембрану, вытягивал горячие яйца, кидал их в ведро и выпрямлялся в ожидании следующего теленка. Вокруг бегали, принюхиваясь, собаки: вездесущие мухи вились и жужжали; три оседланные лошади переминались с ноги на ногу под деревом и изредка ржали.
Дайэмонд то и дело поглядывал на Комо Бьюда. Лоб хозяина ранчо покрывали зигзагообразные шрамы, напоминающие белую колючую проволоку. Комо заметил это и подмигнул.
— Разглядываешь мои украшения? Это меня брат переехал трактором, когда мне было столько же, сколько тебе сейчас. Кожу сорвало от уха и вот досюда. Меня всего тогда изрезало. Просто искромсало.
Работу закончили к вечеру воскресенья, и Комо Бьюд медленно и тщательно отсчитал всем заработанные деньги, добавив к каждой кучке по пятерке. Он сказал, что все хорошо потрудились, а потом, обращаясь к Лисилю, поинтересовался:
— Ну что, как насчет?..
— Хотите поразвлечься? — спросил Лисиль у Дайэмонда и Уоллиса. Остальные уже зашагали к маленькому корралю, стоявшему в некотором отдалении.
— Смотря какое развлечение, — ответил Уоллис.
У Дайэмонда промелькнула мысль, что в коррале может быть женщина.
— Бул-райдинг. У бати есть пара резвых быков. В прошлом месяце к нам даже приезжали из нашей школы родео и садились на них. Почти никто не удержался.
— Взглянуть, что ли, — как всегда, иронично ухмыляясь, сказал Уоллис.
Дайэмонд считал, что занятия родео являются последним прибежищем для самых тупоголовых, которые не способны понять, что делать с баскетбольным мячом. Сам он занимался восточными единоборствами и борьбой — до тех пор, пока оба курса не испортили, включив их в школьную программу как дополнительные предметы.
— Во, блин, — сказал он. — Быки. He-а, это не для меня.
Лисиль Бьюд побежал к корралю. В одной его части отгородили угол и поместили туда трех быков, два из которых яростно рыли землю копытами. Один из обалдуев выбежал на середину корраля, прыжками демонстрируя свою готовность играть роль бул-файтера и оттаскивать быка от сброшенного наездника.
Дайэмонду быки показались кровожадными и необузданными, но все, даже наемные работники, по очереди пытались удержаться на них, правда, безуспешно: Ловис перелетел через забор, а отец Лисиля свалился на третьей секунде, приземлившись на задницу так, что широкий ремень сбился ему до подмышек.
— Попробуйте, — предложил Лисиль, утирая кровь с разбитого рта, и сплюнул.
— Только не я, — сказал Уоллис. — Мне еще жить хочется.
— Ладно, — согласился Дайэмонд. — Ладно, давай.
— Во как. Молодец, — сказал Комо Бьюд и вручил ему наканифоленную левую перчатку. — Когда-нибудь сидел на быке?
— Нет, сэр, — ответил Дайэмонд.
У него не было ни сапог, ни шпор, ни чапсов, ни шляпы — только штаны да футболка. Отец Лисиля сказал ему, что свободную руку надо держать вверх, не прикасаться ею ни к быку, ни к себе, плечи наклонить вперед, подбородок опустить, держаться ногами и левой рукой; главное — не думать, а когда бык сбросит его, то что бы ни было у него сломано, быстро подняться и что есть духу бежать к забору. Комо помог парню обернуть веревку вокруг ладони, подсадил на спину быку и напутствовал словами:
— Иди потрясись и выскакивай оттуда.
Ухмыляющийся окровавленный Ловис открыл ворота, предвкушая, как с городского пацана сейчас собьют лишнюю спесь.
Но Дайэмонд усидел на быке до тех пор, пока кто-то, считающий до восьми, не ударил по рельсу обрезком трубы, сигнализируя, что время истекло. Парень спрыгнул с быка, приземлился на пятки, чуть не упал головой вперед, но удержался и помчался к забору. Подтянувшись на верхней перекладине, он сел, задыхаясь от усилий и мощного нервного потрясения. Дайэмонду казалось, будто им выстрелили из пушки. Шок от стремительности движения, молниеносные перепады силы тяжести и баланса, ощущение собственной мощи, словно он — бык, а не наездник, даже страх — все это утолило в нем некий физический голод, о существовании которого Дайэмонд и не подозревал. Испытанное переживание оказалось опьяняющим и глубоко сокровенным.
— Знаешь что, — сказал Комо Бьюд. — Из тебя может получиться бул-райдер.
Редслед на западном склоне водораздела был весь изрезан термальными источниками, которые привлекали туристов, лыжников, запыленных и разгоряченных работников ранчо, банкиров-байкеров, раздающих пятидесятидолларовые чаевые.
Дайэмонд любил там бывать, впитывать адский запах серы и горячий жар до тех пор, пока не становилось невмоготу, а потом выбирался из источника и бежал к реке, прыгал в темную быструю воду, слушая бешеный стук сердца.
— Давай заедем на источники, — предложил он по дороге домой, все еще на волне адреналина, не в силах остановиться.
— Нет, — буркнул Уоллис. Это было первое слово, которое он произнес за последний час. — У меня другие планы.
— Тогда подвези меня и поезжай домой, — попросил Дайэмонд.
В бурлящей воде, прислонившись к скользким камням, он еще раз прокрутил в уме поездку на быке, вспомнил то пьянящее ощущение, как будто его жизнь увеличилась вдвое. Бледные ноги колыхались в толще воды, каждая волосинка унизана бисеринками воздушных пузырьков. Эйфория, как кровь, струилась по телу, и он засмеялся, припомнив, что однажды уже сидел на быке. Ему было тогда лет пять, они ездили куда-то отдыхать, Дайэмонд, его мать и отец, который в те давно минувшие дни все еще был его отцом; после обеда они все вместе ходили на сельскую ярмарку, чтобы покататься на карусели. Мальчик был без ума от карусели — и не из-за быстрого вращения (его иногда от этого тошнило), не из-за стеклопластиковых лошадей с раздутыми бедрами и зловещими дырами, куда в свое время крепились нейлоновые хвосты — пока вандалы не повыдергивали их, а из-за маленького блестящего черного бычка, единственного бычка среди изуродованных лошадей, с хвостом, красным седлом и улыбающейся мордой, в каждом зрачке по мазку белой краски. Отец сажал сына в седло и стоял, удерживая Дайэмонда за плечо, не давая ему упасть, пока бык поднимался и опускался в такт веселой музыке.
В понедельник утром он прошел в конец школьного автобуса, где сидели Лисиль с одним из обалдуев. Лисиль сложил большой и указательный пальцы в кольцо, подмигнул.
— Мне нужно поговорить с тобой. Хочу узнать, где можно этому научиться. Бул-райдингу. Родео.
— У тебя не выйдет, — ответил обалдуй. — Один раз окажешься на земле и побежишь к мамочке плакать.
— Не побежит, — возразил Лисиль и сказал Дайамонду: — Ты уже понял, что это тебе не пикник. Не надейся, что это пикник, — на тебе живого места не останется.
Лисиль был прав и неправ одновременно: родео оказалось пикником, хотя и живого места на Дайэмонде действительно не осталось.
Его мать, Кейли Фелтс, заведовала магазином для туристов, принадлежащим довольно крупной торговой сети с головным офисом в Денвере. Назывался он «Дикий Запад. Классическое ковбойское снаряжение, атрибуты вестерна, шпоры, антиквариат и коллекционные предметы». С двенадцати лет Дайэмонд помогал открывать коробки, протирать полки, чистить ржавые шпоры. Мать говорила, что после окончания колледжа в магазине найдется место и для него, а если он хочет посмотреть мир, то можно будет устроиться в каком-нибудь другом филиале сети. Дайэмонд думал, что право принять окончательное решение остается за ним, но, когда он сказал матери, что собирается поехать в школу родео в Калифорнии, та взбесилась.
— Нет! Ни в коем случае! Ты должен поступить в колледж. Что это с тобой, какая-то детская мечта, которую ты скрывал все это время? Я вкалываю как дура, чтобы устроить вас с братом в городе, вытащить из грязи, дать вам шанс стать стоящими людьми. А ты хочешь поставить крест на всех моих стараниях ради того, чтобы бродяжничать по стадионам? Боже мой, что бы я ни делала для тебя, все равно ты умудряешься плюнуть мне в лицо.
— В общем, я собираюсь участвовать в родео, — ответил Дайэмонд. — Буду ездить на быках.
— Дьявол! — сказала она. — Ты поступаешь так мне назло, я знаю. Ты просто ненавидишь меня. Так вот, на мою поддержку даже не рассчитывай.
— Ничего. Как-нибудь обойдусь.
— Не обойдешься, — возразила мать. — Как ты не понимаешь, что родео — это для грязных парней с ранчо, у которых нет таких возможностей, как у тебя? Только самые последние тупицы могут податься в бул-райдеры. Да они каждую неделю приходят в магазин, пытаются сбыть мне свои пряжки из дешевой латуни и грязные чапсы.
— Все равно, — сказал Дайэмонд. Ну как ей объяснить?
— Остановить поезд мне не под силу, — сдалась мать. — Как же с тобой тяжело, Коротышка, и всегда так было. Сплошные проблемы с самого первого дня. Как застелешь кровать, так и спать будешь. Точно тебе говорю. Сколько в тебе упрямства, — заключила она, — совсем как у отца. Ты весь в него, и не думай, что это комплимент.
«Да заткнись ты», — подумал Дайэмонд, но промолчал. Он хотел сказать матери, что можно наконец забыть про это вранье. Он совсем не похож на отца, да и не мог быть похож. С чего бы?!
— Не называй меня Коротышкой, — вот и все, чего дождалась тогда от него мать.
В Калифорнии, в школе бул-райдинга, Дайэмонд ездил на сорока быках в неделю. Он приобрел ящик спортивных бинтов и смотрел видеофильмы ночи напролет, засыпая перед экраном. Гнусавый голос инструктора без устали повторял: «Давай, жми, даже мысли не допускай о том, что можешь проиграть, не смотри вниз, найди точку равновесия, как только свалился — поднимайся и беги к выходу, никогда не сдавайся».
Вернувшись в Вайоминг, он снял комнатку в Шайенне, нашел работу, купил лицензию и начал участвовать в родео. Через месяц Дайэмонд Фелтс уже стал членом профессиональной ассоциации ковбоев родео и решил, что вот-вот заживет на славу, начнет кататься как сыр в масле. Люди говорили, что ему просто везет как новичку. Почти на каждом родео он встречал Лисиля Бьюда, вместе они дважды как следует напились и, устав от долгих переездов из города в город в одиночку и постоянного безденежья, решили объединиться. С тех пор они ездили вместе, рулили по очереди, участвовали в серийных выступлениях, узнавали быков на многочисленных мелких шоу в разных штатах, глотали дорожную пыль. Дайэмонд сам выбрал эту суровую, полную синяков и ушибов жизнь с ее запутанной философией, где страстное стремление выиграть сочетается с извинениями за победу, но как только парень садился на спину быка, внутри него словно вспыхивала темная молния — ощущение яркой, настоящей жизни.
Лисиль водил тридцатилетний пикап «шевроле» с гнутой рамой, поцарапанный и замазанный шпаклевкой, в котором уже поменяли и проводку, и двигатель, и глушитель, — автомобиль с характером, который упрямо тянул вправо. Ломался он исключительно в самые критические и неудачные моменты. Однажды, когда они спешили на турнир в Колорадо Спрингс, пикап вдруг остановился за сорок миль до пункта назначения. Ковбои забрались под капот.
— Черт, ненавижу копаться в этих масляных железках, ничего в них не понимаю. А ты-то хоть разбираешься в моторах?
— Что я, придурок?
Рядом остановился грузовик, принадлежащий ковбою-роуперу Свитсу Масгроуву. За рулем сидела его жена, Нив. Свитс вылез из кабины. На руках он держал малышку в розовом комбинезоне.