– Пообедаем на плоту потом подберем Пэта.
Пэт в то утро тоже вышел с поста на Кратере и отправился вниз по 15-мильной тропе, на самой заре, в 3 часа утра, и будет ждать в 2 часа пополудни. Внизу у Громового Рукава —
– Ладно – но я посплю пока вы это делать будете, – говорю я —
Эт’кай со старым «токаем» —
Мы втискиваемся между плотами и я вылезаю и привязываю конец к деревянному кнехту и Фред выкидывает мой мешок, теперь я босиком и мне четко – И О огромная белая кухня полная еды и радио на полке, и письма что меня ждут – Но мы все равно пока еще не проголодались, немножко кофе, я включаю радио а он едет за Пэтом, 2 часа туда и обратно, и вдруг я наедине с радио, кофе, сигаретами и странной книжонкой про героического торговца подержанными автомобилями в Сан-Диего который видит девчонку на табурете в кафешке и думает «У нее клевая жопка» – У-ух, снова в Америке. – А по радио вдруг Вик Дэмоун поет песенку которую я совсем забыл спеть на горе, старую-престарую, не полностью забыл ее но тут не переработка, он шпарит с полным оркестром (О гений Американской Музыки!) на «В Этом Мире,
– задерживая на «ты» дыхание, «В этом мире, удовольствий чрезмерных, сокровищ незаметных», хмм, «Я рад что есть ты» – Это я сказал Полине Коул чтоб та велела Саре Воэн спеть ее в 1947 году – Ох вот прекрасная американская музыка над озером, а потом, после изысканных забавных очаровательных слов диктора из Сиэтла, Ой, Вик поет
неторопливо, и вступает роскошная труба, «Кларк Терри!» узнаю его я, сладко играет, и старый плот постанывает нежно на своих бонах, середина яркосветлого дня – Тот же старый плот что в бурные ночи гремит и грохочет и лунный свет завывает по воде плещущим лоском, О кручина инея Последнего Северо-Запада и теперь у меня больше нет границ через которые идти и – Мир снаружи просто кусок сыра, а сам я кино, а вот хорошенькая поющая ловушка —
56
Ловко ловит меня, кабы не эти старые горы что торчат прямо из ляполакающего ляпис-лазурного берега, старый весенний снег все еще на них, вершинках, и скорбные смертные старинные летние облака промокающие розовый мирный полдень Эмили Дикинсон и ах бабочек – Дразнятся в кустарнике жучки – На плоту, никакой живности, лишь лилейное лаканье воды по подбрюшьям бревен, да постоянная струя из кухонного крана который они подвели к бесконечному горному потоку, пусть себе льется холодная весь день, так что когда нужен стакан воды вот она, подключайся – Солнышко – жаркое солнце сушит мне носки на раскаленной покоробленной палубе – а Фред уже отдал мне новую пару старых ботинок чтоб я дошел хотя бы до магазина в Конкрите купить себе новые – Я загнал торчавшие гвозди обратно в подметки большим молотком Лесной Службы на барже с мастерской, и в них будет удобно, с толстыми носками – Когда носки высыхают это всегда триумф, когда есть свежая пара, и в горах и на войне
Долго ли коротко ли но вот он появляется, старина Фред вместе с лодкой и я вижу кукольную фигурку с ним рядом за целую милю, Пэт Гартон наблюдатель с Кратерной Горы, возвращается, озираясь, радостный, совсем как я – Паренек из Портленда Орегон и все лето по радио мы с ним обменивались утешениями – «Не беспокойся, скоро закончится» скоро даже октябрь наступит – «Ага, но когда настанет этот день я просто лететь с горы буду!» вопит Пэт – Но к несчастью рюкзак у него оказался слишком тяжелым, раза в два тяжелее моего, и он чуть было не опоздал и попросил лесоруба (добрую душу) помочь донести ему рюкзак последнюю милю вниз по рукаву ручья —
Они подруливают и привязываются небольшим кончиком, что мне как раз и нравится делать самому поскольку я так уже делал с большими пеньковыми канатами швартуя сухогрузы здоровыми в туловище толщиной, широко ритмично раскачивая петли, но с маленьким кончиком тоже прикольно – Кроме этого мне хочется выглядеть полезным, мне за сегодня еще платят – Они вылезают и после того как я слушал голос Пэта все лето я смотрю на него и он на себя не похож – Мало того как только мы усаживаемся в кухне и еще когда он идет со мной рядом меня вдруг охватывает жуткое чувство что его здесь нет и я специально бросаю на него взгляд проверить – На какой-то миг этот ангел растворился – Два месяца в опустошении и вот результат, не важно как называется твоя гора – Он сидел на Кратере, который мне было видно, явно на самом краешке вымершего вулкана, среди снегов, подверженный всем бурям и переменам ветра прилетающего туда с любой стороны сквозь ложбину между Рубиновой Горой и Закваской, и с востока, и с моего севера и у него было больше снега чем у меня – И койоты выли по ночам как он говорил – И шугань выходить из хижины по ночам – если он когда-то и боялся зеленого лица в окне своего детства в пригороде Портленда, то там у него было предостаточно масок чтоб подмешаться в зеркальное отражение его глаз рыскающих по ночи – Особенно туманными ночами, когда с таким же успехом можешь оказаться в блейковской Воющей Пустоте или хотя бы в старинном Аэроплане Тридцатых Годов который заблудился в тумане с нулевым потолком – «Ты там Пэт?» в шутку спрашиваю я —
– Я бы сказал что я тут и тоже готов ехать дальше – а ты?
– Все решено – нам надо сделать еще кусок тропы по дамбе хоть, черт —
– Не знаю смогу ли, – честно признается он, он хромает. – Пятнадцать миль с самого рассвета до рассвета – ноги у меня уже сдохли.
Я поднимаю его мешок и он весит 100 фунтов – Он даже не позаботился выкинуть 5 фунтов литературы Лесной Службы с картинками и рекламой, все это засунуто в его мешок а в довершение всего под мышкой у него спальник – Слава Богу что у его ботинок хоть подметки есть.
Мы весело обедаем разогретыми свиными отбивными, воя от масла варенья и того чего у нас там не было, и чашку за чашкой пьем крепкий кофе который я заварил, и Фред рассказывает про Пожар на Макаллистере – Кажется с самолета скинули столько сотен тонн оборудования и все это до сих пор разбросано по всему склону горы – «Надо сказать индейцам чтобы пошли туда и все съели», думаю я собираясь произнести это вслух, но индейцы-то здесь откуда?
– Никогда больше не буду наблюдателем, – объявляет Пэт, и я повторяю за ним следом – пока во всяком случае – У Пэта все та же короткая стрижка вся заросшая за целое лето и мне удивительно видеть насколько он молод, лет 19 или около того, а я такой старый, 34 – Меня это не волнует, я наоборот доволен – В конце концов и старине Фреду 50 а ему наплевать и мы живем как живем и расстаемся навсегда как расстаемся – Только чтоб снова вернуться в каком-то ином обличье, как в форме, сущность наших 3 соответственных существ разумеется не приняла 3 разные формы, она здесь лишь проездом – Значит все это Бог а мы ангелы разума, поэтому благослови и садись —
«Во как, – говорю я, – сегодня вечером куплю себе несколько бутылочек пивка – или бутылку вина – и посижу у реки» – Только я всего этого им не рассказываю – Пэт не пьет и не курит – Фред время от времени зашибает, по пути наверх в грузовичке за два месяца до этого прежде чем Энди раскупорил свою кварту 12-градусного черничного вина купленную в Марблмаунте и мы все вылакали его не успев доехать и до Ньюхэлема хотя бы – В тот раз я пообещал Энди что куплю ему большую кварту виски, в благодарность, но теперь я вижу что он где-то в других местах, на Большом Бобре со своим рюкзаком, я воровато соображаю что могу ускользнуть отсюда и не покупая Энди этой четырехдолларовой бутыли – Мы собираем вещи, после долгой застольной беседы – Фред тарахтит моторкой вниз мимо плотов Курорта (бензонасосы, лодки, номера внаем, снасти и снаряжение) – вниз до большой белой стены Дамбы Росс – «Давай я понесу твой рюкзак Пэт», предлагаю я, прикидывая что сил у меня на это хватит и дважды тут не раздумываю ибо сказано в Гранильщике Мудрого Обета (моя библия, Ваджрачедика-праджна-парамита которая как предполагается была сказана устно – как же еще? – самим Шакьямуни) «практикуй щедрость но думай о щедрости лишь как о слове и не более того», по этому поводу – Пэт благодарен, вздергивает мой рюкзак на себя, я беру его неохватный тяжеленный баул и влезаю в лямки и пытаюсь встать и не могу, придется для этого отпихнуть Атласа – Фред улыбается из лодки, на самом деле ему не хочется чтобы мы уходили – «Увидимся, Фред».
– Не бери в голову
Мы отходим но в пятку мне сразу же впивается гвоздь поэтому мы останавливаемся у тропы идущей по дамбе и я нахожу кусочек сигаретной пачки рыбаков и подкладываю его вместо стельки, и мы идем дальше – Дрожь, не могу, ноги мои опять отказывают – Тропа отвесно спускается обвиваясь вокруг утеса возле дамбы – В одном месте она снова ползет наверх – Это отдых для ног, я просто сгибаюсь и пыхчу дальше – Но мы несколько раз останавливаемся, оба выдохшиеся —
– Мы никогда не дойдем, – повторяю все время я и лопочу на совершенно разные темы – На горе учишься чистым вещам, правда? – ты не чувствуешь что стал ценить жизнь больше?
– Конечно чувствую, – отвечает Пэт, – и буду рад когда мы отсюда свалим.
– Ах сегодня заночуем в общаге а завтра поедем домой —
Он может подбросить меня до Маунт-Вернона на Трассе 99 в 5 часов вечера, но я лучше утром поеду стопом сам, не стану ждать.
– Я буду в Портленде раньше тебя, – говорю я.
Наконец тропа выравнивается у самой воды и мы шлепаем и потеем сквозь группки сидящих работников плотины Городской Электростанции – следят за шлюзом – «Куда тут катер подходит?»
Его спальник у меня под мышкой выскользнул и развернулся и я так и несу его, наплевать – Мы подходим к пристани и там такие маленькие деревянные сходни и мы топаем прямо по ним, женщине с собакой сидящим на них приходится подвинуться, мы не останавливаемся, сбрасываем поклажу на настил и я быстренько шлепаюсь на спину, мешок под голову, и закуриваю – Всё. Никаких больше троп. Катер довезет нас до Дьябло, до самой дороги, немного пройти по ней, там гигантский питтсбургский подъемник, а внизу уже поджидает наш грузовичок с Чарли за баранкой —
57
Потом вниз по тропе которую мы только что с по́том преодолели сами, бегом чтоб успеть на катер, спускаются два безумных рыболова со всем своим снаряжением и целым навесным мотором прицепленным к 2-колесной таратайке которую они катят перед собой и подпрыгивают с нею вместе – Как раз успевают, подходит катер, мы все садимся – Я растягиваюсь на сиденье и давай себе медитировать и отдыхать – Пэт где-то на корме разговаривает с туристами о том как провел лето – Катер пыхтит по узкому озеру между валунами-утесами – Я просто лежу на спине, сложив руки, с закрытыми глазами, и напрочь медитирую всю эту сцену – Я знаю что здесь больше чем видно глазу, помимо того что видно глазу – Вы это тоже знаете – Вся поездка занимает 20 минут и вскоре я уже чувствую как катер медленно подходит и стукается о причал – Подъем, берем мешки, я по-прежнему тащу здоровенный рюкзак Пэта, щедрость до самого конца? – И даже так четверть мили по грунтовке дается нам с болью, огибаем утес, и оба! вот она платформа большого подъемника готовая легко опустить нас на тысячу футов к чистеньким домикам и лужайкам и к тысячам кранов и кабелей подсоединяющих Плотину Электростанции, Дамбу Дьябло, Дьявольскую Дамбу – дьявольски скучно тут жить, скучнее в целом мире не бывает, всего одна лавчонка да и в той нет пива – Люди поливают свои тюремные лужайки, дети с собаками, Среднепромышленная Америка посреди рабочего дня – Маленькая застенчивая девчушка держится за материно платье, мужики разговаривают, все это на платформе, и вскоре она начинает со скрежетом опускаться и мы медленно нисходим в долину земную – Я все еще считаю: «Одну милю в час в сторону Мехико к нему на Плато Высокогорной Долины в четырех тысячах миль отсюда» – щелк пальцами, кому какое дело? – Вверх ползет большой противовес из цельного куска железа удерживающий нас в равновесии ненадежного спуска, величественные тонна за тонной черной массы, Пэт показывает мне его (с комментариями) (он собирается стать инженером) – У Пэта легкий дефект речи, чуть заикается в возбуждении и кипении, давится словами иногда, и губа у него слегка отвисает, но ум у него острый – к тому же в нем есть мужское достоинство – Я знаю что по радио все лето он иногда очень смешно хохмил, все эти его «опа-ля» с восторгами, но по этому радио не было ничего безумнее серьезного евангелиста студента-иезуита Неда Гауди который, когда его навестила компания наших скалолазов и пожарников, завопил и захихикал как полоумный, дичее я ничего не слыхал, севшим голосом, а все оттого что так внезапно пришлось заговорить с нежданными гостями – Для меня же единственной пластинкой по радио было «Лагерю Хозомин от сорок второго», прекрасное стихотворение каждый день, поговорить со Стариной Скотти ни о чем, да несколько кратких фраз с Пэтом да несколько очарованных разговоров с Гауди да в самом начале несколько словесных уступок по части того что я готовлю, как я себя чувствую и почему – Это Пэт смешил меня чаще всего – На пожаре все время говорили про какого-то «Джона Троттера», и Пэт придумал два таких объявления: «Шмат Джона Трата сбросят со следующего самолета вместе с грузом. Джон Твист не вместился в груз первого самолета», вот взял и так и сказал – мозги совершенно набекрень —
Внизу у подъемника ни следа нашего грузовичка, сидим и ждем и пьем воду и разговариваем с маленьким мальчиком у которого большая красивая колли-лэсси посреди этого изумительного дня —
Наконец грузовичок показывается, за рулем старый Чарли, служащий в Марблмаунте, 60 лет, живет там же в маленьком трейлере, сам готовит, улыбается, печатает, замеряет бревна – читает в койке – сын у него в Германии – моет за всеми посуду в большой кухне – Очки – седые волосы – как-то на выходные когда я спустился за куревом он как раз ушел в леса со счетчиком Гейгера и удочкой —
– Чарли, – говорю я, – готов поспорить что в засушливых горах Чиуауа много урана
– Где это?
– Южнее Нью-Мексико и Техаса, парень – ты что ни разу не смотрел «Сокровища Сьерра-Мадре» это кино про старого дуралея-старателя который обставил всех парней и нашел золото, целого золотого горного козла и они встретились с ним в трущобной ночлежке он такой в пи-джаме, старый Уолтер Хьюстон?
Но я слишком не болтаю вижу что Чарли как-то неловко и насколько я знаю они не понимают ни слова из моей речи с ее франко-канадскими и нью-йоркскими и бостонскими и бродяжьими смыслами перемешанными вместе и даже с поминально-финнеганными – Они ненадолго останавливаются поболтать с лесничим, я лежу на лавке как вдруг вижу: детишки врубаются в лошадей сидя на заборе под деревом, я подхожу – Что за прекрасный миг в Скучногородишке Дьябло! Пэт валяется на травке чуть поодаль (по моему настоянию) (мы-то старые алкаши все знаем секрет этой травки), Чарли болтает со стариком из Лесной Службы, а тут этот здоровый красавец-жеребец тычется золотистым носом мне в кончики пальцев и фыркает, и кобылка с ним рядом – Детишки прыскают от нашего с маленькими лошажьими нежностями общения – Среди них 3-летний карапуз, который никак не может дотянуться —
Они мне машут и мы отправляемся, с рюкзаками в кузове, в марблмаунтскую общагу – Болтаем – И вот уже наваливаются горести не-горного мира, в узкой пыли трудно тащатся большие развалистые грузовики с камнями, нам приходится съехать на обочину и пропустить их – Тем временем справа от нас то что осталось от Реки Скагит после всех этих плотин и водосбора в Озере (небесно-нейтральном) Росс (моего Бога любви) – кипящий раздраженный старый сумасшедший поток однако, широкий, вымывает золото в ночь, в артериальную Пасифику Сквохолвиша Квакиутля которая там в нескольких милях к западу – Моя чистейшая любимая речка Северо-Запада, у которой я сидел с винцом на пнях засыпанных опилками, ночью, пия под скворчание звезд и следя как движущаяся гора шлет и пропускает весь этот снег – Прозрачная, зеленая вода, цепляет коряги, и Ах все реки Америки которые я видел и которые видели вытечение без конца, томас-вулфовское видение Америки истекающей кровью в ночи своими реками стекающими в зев моря но затем наступают взвихренья и новорожденья, громоносен рот Миссисипи в ту ночь когда мы туда свернули и я спал в гамаке на палубе, плеск, дождь, всполох, молния, запах дельты, где Мексиканский Залив выбрасывает на помойку ее звезды и весь раскрывается навстречу покровам воды которые будут разделять как им это угодно в разделяемых недостижимых горных проходах где одинокие американцы живут в маленьких светочах – Вечно роза что течет, брошенная потерянными но неустрашимыми любовниками с мостов фей, чтоб истечь кровью в море, увлажнить труды солнца вернуться вновь, вернуться вновь – Реки Америки и все деревья по всем берегам и вся листва на всех деревьях и все зеленые миры во всей листве и все молекулы хлорофилла во всех зеленых мирах и все атомы во всех молекулах, и все бесконечные вселенные внутри всех атомов, и все наши сердца и вся наша ткань и все наши мысли и все наши мозговые клетки и все молекулы и атомы в каждой клеточке, и все бесконечные вселенные в каждой мысли – пузырьки и шарики – и все звездные светы танцующие на всех волночках рек без конца и везде в мире бог с ней с Америкой, ваши Оби и Амазонки и Уры я верю и Конго-принадлежащие Озеро-плотинные Нилы чернейшей Африки, и Ганги Дравидии, и Янцзы, и Ориноки, и Платы, и Эйвоны и Мерримаки и Скагиты —