Миновав пару селений, я еще разок свернул, и вскоре мой автомобиль уперся в шлагбаум, преграждающий проезд в коттеджный поселок. В том, что это именно тот поселок, который я разыскиваю, сомнений не было – на арке было написано «Саблино».
В такую погоду пес из конуры нос не кажет, а уж охранник из будки тем более. Так что когда я подъехал, мужик за окном, одетый в форму «чоповца», даже не выглянул – поднял шлагбаум, однако я, подав машину вперед, все же въехал на территорию коттеджного поселка, остановился в воротах и, опустив стекло у дверцы автомобиля, поманил жестом охранника, призывая его выйти на улицу. Но понятное дело, ему, как и мне, тоже не хотелось лишний раз выходить под дождь, и он, приоткрыв окно, с вопросительным видом кивнул. Я, отвечая на его молчаливый вопрос: «Что, мол, надо?» – проговорил:
– В каком доме Налётова живет, не подскажешь?
Охранник – сурового вида мужик – бросил взгляд куда-то внутрь помещения, очевидно, посмотрел в список жильцов с номерами домов, в которых они проживают, и выдал ответ:
– В сороковом. Поедешь по центральной линии, – он махнул рукой куда-то вдаль, – через две улицы свернешь налево, там, через пару домов, увидишь нужный тебе коттедж.
– Спасибо, друг! – я кивнул в знак благодарности и тронул машину с места.
Проехал по указанному охранником маршруту и остановился у дома номер 40. Коттеджи в Саблине были выстроены в европейским стиле – простые четкие формы, без всякой вычурности в архитектуре, кое-где с панорамными окнами, кое-где с мансардами; цоколями, облицованными плиткой под природный камень. Не составлял исключения из общего правила застройки поселка Саблино и дом Налётовых. Выдержанный в бежево-белых тонах, он был двухэтажным, двускатным, асимметричным за счет того, что правая сторона крыши была длиннее левой и служила крышей не только самому дому, но и пристроенному к нему гаражу.
Держа над головой зонт, я надавил на кнопку домофона, прикрепленного на воротах, и принялся ждать ответа. Он последовал несколько секунд спустя – раздался щелчок, и женский голос, довольно-таки милый, проговорил:
– Я вас слушаю!
– Мне нужна Налётова Анна… – произнес я тоном уверенного в себе человека – начнешь мяться, эти богатенькие живо за рохлю посчитают и станут в разговоре диктовать свои условия. Мне же, наоборот, чтобы узнать необходимую информацию, нужно быть в беседе хозяином положения.
– По какому вопросу? – пропел в динамике домофона женский голосок.
Если сказать, что частный сыщик, пришел по вопросу убийства адвоката Крутькова, могут дать от ворот поворот – не любят у нас частные структуры и лиц, представляющих их. Придется опустить слово «частный».
– Все по тому же вопросу, – проговорил все тем же уверенным тоном, каким бы мог говорить представитель власти, олицетворяющий закон. – По поводу смерти адвоката Крутькова. Нужно задать пару уточняющих вопросов Анне Налётовой.
– Одну минутку, – пропел мелодичный голосок, женщина сказала находящемуся неподалеку от нее человеку пару слов и бросила в домофон: – Проходите!
Раздался щелчок, и запирающее электромагнитное устройство открылось. Я толкнул калитку и вошел во двор. Территория, на которой располагался коттедж Налётовых, занимала примерно восемь соток. Все пространство, что не было застроено сооружениями или залито бетонными дорожками, было засеяно травой, несмотря на позднюю осень, все еще сохранявшую свой ярко-зеленый, какой-то неестественный среди унылых красок осени цвет.
Я прошел через бетонную площадку у коттеджа к дому, поднялся по ступенькам крыльца, крыша которого служила полом для балкона второго этажа, сложил зонт и, толкнув стеклянную дверь, ступил внутрь.
Прихожая была приличных размеров, стильная: светлые стены, темные дорогие двери, зеркало в массивной – под цвет дверей – деревянной раме на стене, комод, более светлого цвета ламинированный пол и в тон ему деревянные ступени уходящей на второй этаж лестницы. Было тепло, светло, уютно.
Встретила меня невысокая, довольно-таки миловидная женщина лет за сорок, все еще прекрасно сохранившая свои формы. Одета она была просто, по-домашнему – в потертые синие джинсы, бежевую кофточку и мягкую спортивного вида обувь. Женщина приветливо улыбалась. Я с ходу принял ее за хозяйку дома, и не только потому, что вся она была такая домашняя, приветливая, а еще и потому, что рядом с нею стоял хорошенький мальчик лет четырех, одетый в спортивный костюмчик. А чей ребенок может быть в доме Налётовых? Не уличный же мальчишка, а наверняка барчук – хозяйский сын. А кто рядом с ребенком в доме должен быть? Ну конечно же мама. Вот такова была цепочка моих логических рассуждений, когда я увидел в прихожей встречающую меня парочку. И, разумеется, обратился к женщине с вопросом: «Анна Налётова?» Но я ошибся в родстве стоявших передо мной женщины и мальчика.
– Нет, – отрицательно покачала головой женщина. – Анна Николаевна вас ждет наверху в кабинете, – проговорила она, чуть смутившись, и добавила: – А я няня Андрея. – Она кивнула вниз на мальчика, показывающего мне зубы.
Понятно, подвела меня плебейская натура человека, родившегося в простой семье, выросшего среди простых людей и продолжающего жить среди обычных людей, которых воспитывают «бедные» мамы, вынужденные за неимением средств на няню взваливать на свои плечи заботу о малыше и лично, без посредников, дарить им любовь и ласку. В богатых семьях нынче все по-другому, все «по-людски», чадом занимается няня, или, как в одно время называли их на иностранный лад, «бебиситтер», а мамаши занимаются своим отпрыском в лучшем случае один час в день, а то и вовсе не занимаются. Про отцов в таких семьях я вообще не говорю – они деньги зашибают, им не до детей. Как говорится, все новое – хорошо забытое старое. Потому как и до Октябрьской революции в русских семьях были няни. И вот сейчас, глядя на няню и барчука, мне в голову пришла интересная мысль, что няни – зло! Ибо если бы у детей Анны Карениной не было няни, то Анна осталась бы жива! Потому что вынуждена была бы заниматься детьми, а не крутить от безделья роман с Вронским и в итоге, будучи непонятой в обществе, бросаться под поезд.
Но что-то я отвлекся от цели своего визита.
– Я могу снять верхнюю одежду? – спросил я у женщины.
– Ах да, конечно, – спохватилась она, – повесьте в шкаф.
Я повесил зонт на ручку двери так, чтобы вода с него капала на резиновый коврик, повесил куртку во встроенный шкаф и вновь обернулся к няне.
– А этот дядя к маме пришел? – спросил мальчишка, глядя на меня лучезарным взором.
Вопрос был задан няне, но ответил я:
– К маме. Проводишь меня?
– Запросто, – сказал пацан, развернулся и стал взбираться по лестнице.
– Осторожно, Андрюша, не упади! – сказала няня вдогонку.
– Да знаю, – отмахнулся мальчишка и продолжил восхождение по лестнице на второй этаж.
Я зашагал следом.
На втором этаже в коридоре находилось несколько дверей, но лишь одна из них, первая слева, была открыта. Мальчишка, поднявшийся уже вперед меня, побежал по коридору и влетел именно в эту дверь.
– Мама! Мама! – раздался его звонкий голос. – К тебе дядя пришел!
– Хорошо, Андрей, спасибо! – раздался женский, как мне показалось излишне строгий по отношению к сыну, голос.
Я прошел по коридору и ступил в открытую дверь. Комната, куда я вошел, была будуаром, отделанным в розовых тонах. Здесь стояла кушетка, обитая шелком, комод, шкафчик, столик на гнутых ножках, с установленным на нем большим овальным, вращающимся вверх-вниз зеркалом, рядом со столиком – пуфик, кругом косметика, куклы, статуэтки и прочие безделушки, которые так нравятся женщинам. Посреди комнаты стояла высокая, статная, лет тридцати семи женщина. У нее была гордо посаженная голова, пышные черные волосы и холеное, чуть удлиненное лицо с прямым носом, тонкими губами, высоким лбом и карими глазами с надменным взглядом. Царица, одним словом, только вот одета не по-царски, попроще – в синие брюки и коричневую блузку.
– Здравствуйте, Анна Николаевна! – сказал я, сопровождая слова приветствия полупоклоном.
– Иди, Андрей, мне с дядей поговорить нужно, – произнесла Налётова, обращаясь к сыну.
Мальчик был, по-видимому, хорошо воспитан. Ни слова не говоря, он развернулся и вышел за дверь.
– Я вас слушаю, – обратилась хозяйка дома уже ко мне. – Извините, с кем имею честь?
– Игорь Степанович! – представился я, не называя ипостась, в какой сюда прибыл.
– И что вы хотели, Игорь Степанович? – проговорила Анна Николаевна с нотками нетерпения в голосе. – Только побыстрее, пожалуйста, у меня не много свободного времени.
«Ага, – хмыкнул я про себя, – занята по самые уши, небось нанесением макияжа да всевозможными процедурами – массажем, грязями да ваннами». Вслух же любезно произнес:
– Мне бы хотелось, Анна Николаевна, задать вам несколько вопросов по поводу событий, произошедших в прошлую субботу, 15 октября.
Хозяйка дома поистине королевским величавым жестом откинула со лба назад великолепные вьющиеся волосы.
– Я же уже все, что могла, рассказала вашим коллегам, – произнесла она чуть раздраженно, – относительно смерти Валерия Крутькова! Больше к сказанному мне добавить нечего.
Я шагнул вперед по направлению к хозяйке дома.
– И все же есть кое-какие невыясненные моменты, – продолжил я настаивать.
Налётова окинула меня хмурым взглядом и вдруг потребовала:
– Покажите, пожалуйста, ваши документы!
Именно этого требования, вполне законного, надо сказать, я ждал и боялся, и в то же время оно прозвучало для меня неожиданно.
– Э-э-э… я… – произнес я чуть растерянно, потом спохватился, похлопал себя по карманам, достал паспорт и, прикидываясь дурачком, протянул его хозяйке дома.
Она взяла мой документ, развернула, посмотрела, затем вернула и чуть высокомерно произнесла:
– Я поняла, господин Гладышев, что вы подданный Российской Федерации, но мне бы хотелось взглянуть на ваше удостоверение сотрудника полиции.
Закосить под дурачка не удалось, я взял паспорт и перемялся с ноги на ногу. Моя уверенность разом куда-то улетучилась, и я тоном нерешительного человека пробубнил:
– Видите ли, Анна Николаевна, я не сотрудник полиции…
Хозяйка дома давно догадалась, что я не представитель власти, но зачем-то решила разыграть для меня удивление и возмущение:
– Что-о?! Вы не полицейский? А кто же вы? – приподняла она свои ухоженные черные брови.
Не люблю я юлить, лебезить, тем более перед женщиной. А раз уж раскусили и теперь попрут из дому, надо не терять достоинства.
– Я частный сыщик, – проговорил я спокойно.
Налётова, проявляя недовольство, передернула плечами и фыркнула:
– Вот еще, ищеек мне только в доме не хватало. Оставьте, пожалуйста, мой дом! – она сделала перед собой жест, словно выгоняла забежавшую в ее дом бездомную собаку.
Давненько я не испытывал такого унижения. Тем не менее все же попытался настоять на своем:
– Анна Николаевна, я пришел не из праздного любопытства. Меня попросила провести расследование мама Артема Ялышева, который сидит сейчас в следственном изоляторе по подозрению в убийстве адвоката Крутькова. Ведь он…
– Меня не интересует какой-то там Артем Ялышев, – бесцеремонно перебила меня Налётова. – Посадили его, значит, за дело. А теперь попрошу оставить мой дом.
– Но Анна Николаевна, жаль парня и его маму! – сделал я последнюю попытку достучаться до сердца женщины.
Мои усилия оказались напрасными – у богатых, высокомерных людей типа хозяйки этого дома нет сердца, а если и есть, то оно каменное.
Крылья ее прямого красивого носа хищно раздулись.
– Мне что, полицию вызвать? – промолвила она тоном барыни, покрикивающей на наглого кучера, осмелившегося зайти в ее опочивальню с просьбой дать пятак на опохмелку.
Черт возьми, сроду не испытывал такого унижения! Пытаться добиться в этом доме аудиенции у супруга Анны Николаевны наверняка не стоило, еще действительно вызовет полицию, если буду навязываться. Что ж, подождем лучших времен.
– Ладно, извините, – сказал я чуть насмешливо, церемонно раскланялся и пошел прочь от стоявшей в горделивой позе, сложив руки на груди и высоко задрав голову, хозяйки дома.
Спустившись по лестнице, вновь столкнулся с няней и ее воспитанником. Как любил говорить Иосиф Виссарионович, дети за родителей не в ответе – мальчишка ни в чем не виноват, и я широко ему улыбнулся:
– Спасибо, Андрюха, за то, что к маме проводил.
– Да пожалуйста, – с серьезным видом ответил пацан.
– Так быстро? – спросила меня чуть удивленно доброжелательная няня, имея в виду оказавшуюся короткой аудиенцию у хозяйки дома.
Я достал из встроенного шкафа куртку и стал одеваться.
– Да, – проговорил я, стараясь ничем не выдать своего расстройства. – У меня и была-то всего пара вопросов к Анне Николаевне. – Пользуясь тем, что няня не знала, что я в этом доме изгой, на вопросы которого хозяйка особняка, будь она рядом, наверняка запретила бы отвечать обслуживающему персоналу, я, как бы между прочим, сказал: – Извините, забыл спросить у Анны Николаевны, где живет ее брат Петр Береговский?
Няня простодушно ответила:
– В поселке Свиридово.
– Спасибо, – ответил я, радуясь тому, что узнал хотя бы место, где живет брат Налётовой и мне не придется проделывать лишнюю работу по розыску его координат. – Пока, Андрюха! – Я подмигнул мальчишке, махавшему мне рукой, попрощался с няней, снял с ручки свой зонт и вышел на улицу.
Глава 5. Петр Береговский
Поселок Свиридово находился южнее, по московским меркам не так далеко, всего в получасе езды, что я выяснил, прикинув расстояние по навигатору. Не откладывая дела в долгий ящик, прямо из одного поселка отправился в другой и уже тридцать минут спустя был на месте. Статус у Свиридова был намного выше, чем у Саблина. Это заметно даже по большим, богато оформленным воротам, за которыми виднелись солидные, построенные с размахом особняки. Да и охрана здесь серьезнее. За окном приличных размеров домика торчали головы двух охранников. И пустили они меня на территорию поселка после долгих выяснений, кто я, к кому еду и записи моих паспортных данных в журнал учета въезжающих и выезжающих из поселка людей. Правда, где находится дом господина Береговского, подсказали сразу, без лишних вопросов. Наконец разрешили проехать, подняли шлагбаум, и я, перепрыгивая через лужи, побежал от сторожки к своей машине на противоположной стороне дороги.
Я въехал на территорию поселка, поплутал немного по его улицам и остановился у дома номер сорок два, в котором, как мне сказали охранники, и проживает Петр Николаевич Береговский.
Особняк брата отличался от дома сестры, как отличается дворец от лачуги. Оно и понятно – Береговский хозяин фирмы, а муж сестры всего лишь служащий этой фирмы. Разновысотный в два-три этажа домина был выстроен в форме буквы «Г», справа отдельно стоял еще и гостевой двухэтажный домик. Улица была широкой, и я смело, не опасаясь создать помехи редко движущемуся по ней транспорту, оставил свой автомобиль под углом к дому Береговского и направился к двери. Нажав на кнопку домофона, приготовился к повторению допроса, который мне учинила нянька сестры Береговского перед тем, как впустить в дом. Но, к моему удивлению, открылась калитка, и из нее выглянул крепкий мужчина лет пятидесяти в форме охранника. Ничего себе! Видать, важная птица этот Петр Береговский, раз ему мало двух «чоповцев», охраняющих территорию поселка Свиридово, коль он еще держит охранника, присматривающего за его особняком.
У мужчины было круглое лицо с большим перебитым носом боксера, мощным подбородком, низким лбом и маленькими настороженными глазами под густыми темными бровями.
– Что вам угодно? – буркнул он.
Скорее всего, мужчина из бывших военных, причем не из рядового состава, привыкший в сугубо мужском коллективе к грубому обращению с подчиненными, но хозяин, давший неплохо оплачиваемую работу, требовал от охранника вежливого обращения с людьми, посещающими дом Береговского, и охранник старался честно проявлять вежливость, но солдафонщина брала над ним верх и потому в его устах «Что вам угодно?» звучало как «Какого черта тебе надобно?». Само собой, это еще мягко говоря.