Сколько мнѣ извѣстно, нужда очень сильная въ Казанской, Вятской и Самарской губ. Въ Самарской губерніи есть А. С. Пругавинъ, къ которому можно обратиться.
Адресъ его: Самара, А. С. Пругавину. Самой ѣхать на мѣсто лучше всего. Помоги вамъ Богъ.
Л. Толстой.
Печатается по машинописной копии, хранящейся в AЧ. Местонахождение подлинника неизвестно Датируется по отметке О. К. Толстой на конверте письма адресата. Публикуется впервые.
Возможно, что письмо адресовано Евдокии Сергеевне Лалаевой (Серпухов, фабрика Мараевой, больница), писавшей Толстому 11 марта 1899 г.: «Простите, что беспокою Вас своей покорнейшей просьбой. Обращаюсь к Вам, зная Вашу простоту и доброе сердце. Средствами не обладаю, а хочется помочь людям. Если в местностях, пораженных голодом и болезнями, требуются рабочие руки, будьте добры указать, к кому обратиться предложить свои услуги в качестве фельдшерицы или сестры милосердия». На конверте пометка Толстого: «Къ Пругавину». Пометка О. К. Толстой: «Отв. 30 марта 99».
79. К. П. Злинченко.
1899 г. Март? Москва.
Радуюсь. Совѣты и письма Пругавину и Юшкову1 ждите.
Вашъ Л. Толстой.
Печатается по машинописной копии, хранящейся в AЧ. Телеграмма. Подлинник утрачен. Датируется предположительно, по содержанию. Впервые опубликовано в статье К. П. Злинченко «О М. О. Меньшикове и Л. Н. Толстом» — «Южное обозрение» 1904, № 2422 от 27 февраля.
Телеграфный ответ на предложение Кирилла Павловича Злинченко принять участие в помощи голодающим в Самарской или Казанской губерниях. Злинченко уехал на месяц с места ссылки (Астрахань) и организовал пункт помощи голодающим в Буинском у. Симбирской губ. Рекомендательные письма к А. С. Пругавину и К. А. Юшкову были Толстым из осторожности высланы в Астрахань на имя доктора Ардальона Васильевича Першина. Письма эти были переданы по назначению. Содержание их редакции неизвестно. О К. П. Злинченко см. письмо 5.
1 Об А. С. Пругавине и К. А. Юшкове см. письмо № 52.
80. А. С. Пругавину.
1899 г. Март? Москва.
Дорогой Александръ Степановичъ,
Письмо это передастъ вамъ Любовь Матвѣевна Лепаринская, фельдшерица, очень хорошо и съ самой хорошей стороны мнѣ извѣстная. Трудолюбивая, умная, пріятная въ жизни. Она хочетъ служить больнымъ въ вашей губерніи. Направьте ее, гдѣ нужны хорошіе люди.
Любящій васъ Левъ Толстой.
На конверте: Александру Степановичу Пругавину.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Датируется предположительно: в этом месяце, после опубликования призыва Толстого, был наибольший наплыв желавших личным трудом оказать помощь голодающим (см. письма №№ 57 и 63). Впервые опубликовано в статье А. С. Пругавина «Письма и записочки Л. Н. Толстого» — «Вестник Европы» 1911, 2, стр. 280.
О работе на голоде Л. М. Лепаринской есть упоминание в книге А. С. Пругавина «Голодающее крестьянство», М. 1906, стр. 204—205. О личности и судьбе Лепаринской редакция сведений не имеет.
81. В редакцию журнала «Русская мысль».
1899 г. Марта конец — апреля начало? Москва.
Авторъ этой статьи уже давно тщетно пытался обратить вниманіе общества и правительства на неогражденность у насъ людей отъ возможности заключенія ихъ въ домъ для умалишенныхъ и на тѣ злоупотребленія, которыя совершаются въ этихъ домахъ. Предлагаемой статьей, я думаю, достигнется та цѣль, которой авторъ добивается. Факты, изложенные въ этой статьѣ, такъ ужасны, и изложеніе носитъ на себѣ такой несомнѣнный отпечатокъ правдивости, что и общество и правительство должны будутъ принять мѣры къ тому, чтобы такіе ужасные факты не могли повторяться.
Левъ Толстой.
Перепечатывается из журнала «Русская мысль» 1899, IV, стр. 129. Местонахождение подлинника неизвестно. Датируется по письму Мокшанцева от 23 марта 1899 г. и в соответствии с публикацией письма в апрельской книге журнала.
Письмо является рекомендацией статьи А. М. «К психиатрическому вопросу», напечатанной вместе с этим письмом в журнале «Русская мысль» 1899, IV, стр. 129—140. Автор статьи — саратовский житель, доктор медицины Алексей Егорович Мокшанцев. В 1898 г. Мокшанцев обратился к Толстому с просьбой содействовать напечатанию этой статьи. Тогда же Толстой писал кн. Э. Э. Ухтомскому, предлагая статью для «С.-Петербургских ведомостей» (см. письма 1898 г., т. 71). Статья в газете напечатана не была, и Толстой направил ее в редакцию «Русской мысли». Первоначально Мокшанцев предполагал выступить в печати под полной фамилией, но в письме от 23 марта 1899 г. он известил Толстого о своем намерении скрыться под инициалами, так как иначе было бы ясно, что в статье речь идет о саратовской лечебнице, в которой Мокшанцев около года находился в качестве больного; в своей статье он поместил несколько личных воспоминаний, компрометировавших администрацию. В ГТМ имеется черновик рекомендательного письма, почти не отличающийся от напечатанного; в нем названа полностью фамилия Мокшанцева. Очевидно, после его письма, Толстой изменил текст рекомендации. Публикация статьи вызвала большой шум. В печати потребовали раскрытия инициалов автора и расследования сообщенных им фактов. Мнения разделились: одни высказывали предположение, что автор — душевно больной, другие разделяли ту точку зрения, что Мокшанцев достаточно объективно и, разумеется, как душевно нормальный человек, затронул эти вопросы. Дело разбиралось в комиссиях, и в течение нескольких лет саратовское общество было взволновано возникшим «психиатрическим процессом». Лично Мокшанцев был очень обеспокоен поднявшейся полемикой. Ему казалась вполне реальной возможность быть снова помещенным в лечебницу, и он на время выехал из пределов Саратовской губернии. О ходе дела Мокшанцев подробно сообщал Толстому, присылая ему вырезки из газет. Об отношении Толстого к этому эпизоду можно судить по письмам к нему Мокшанцева. В одном из них (17 февраля 1903 г.) доктор, упрекая, напомнил, что Толстой еще весной 1899 г., при их личном свидании, усумнился в правдивости фактов, сообщенных в статье «К психиатрическому вопросу». В том же письме Мокшанцев напомнил якобы высказанное Толстым гласному саратовского земства гр. А. А. Уварову сожаление, что он вмешался в это дело. Полемике о докторе Мокшанцеве, кроме местной газеты «Саратовский листок», уделяла внимание столичная пресса: «Новое время» 1899, № 8309; «Новости» 1899, №№ 109, 114; «Врач» 1899, №№ 17, 18. О д-ре А. Е. Мокшанцеве см. письма 1898 г., т. 71.
1 В журнале письмо напечатано без всякого обращения, с таким заявлением редакции: «Нам эта статья [«К психиатрическому вопросу»] передана Л. Н. Толстым со следующим письмом».
82. В редакции иностранных газет.
1899 г. Апреля 3. Москва.
Симъ удостовѣряю, что изданіе моего романа «Воскресеніе», въ настоящее время выпускаемое въ Англіи по-русски В. Чертковымъ, печатается по самой полной, неискаженной цензурой и окончательно исправленной мною версіи, которую я ему доставляю для этой цѣли, равно какъ и для изданія въ переводахъ на различныхъ языкахъ. При этомъ, во избѣжаніе всякихъ могущихъ возникнуть недоразумѣній, считаю необходимымъ прибавить, что другъ мой В. Чертковъ безъ всякой личной для себя выгоды и единственно изъ желанія содѣйствовать распространенію моихъ писаній въ самомъ вѣрномъ неискаженномъ ихъ виде любезно взялъ на себя посредничество между мною и тѣми заграничными издателями, которые желаютъ пользоваться вѣрнѣйшими подлинниками для выпуска перваго изданія моихъ писаній. Поэтому прошу смотрѣть на В. Черткова какъ на непосредственнаго моего уполномоченнаго въ этомъ дѣлѣ, пользующегося моимъ полнымъ довѣріемъ, и относиться ко всякимъ относящимся къ этому дѣлу его заявленіямъ и объясненіямъ какъ къ безусловно достовѣрнымъ и точнымъ.
Левъ Толстой.
Москва, 3 апрѣля 1899 г.
Печатается по машинописной копии, хранящейся в AЧ. Местонахождение подлинника неизвестно. Впервые опубликовано в 1899 г. во многих иностранных газетах.
Заявление было составлено В. Г. Чертковым и подписано Толстым. Вызвано оно теми осложнениями, которые возникли в связи с заявлением А. Ф. Маркса в иностранной прессе (см. письмо № 58). В. Г. Чертков писал Толстому 13 апреля н. ст. 1899 г.: «Я никаких заявлений и писем по своей инициативе в газеты не писал о том, что моя версия романа будет самая полная. Но когда другие переводчики и издатели немецкие стали заявлять в газетах, чтò их перевод, взятый из «Нивы», будет самый точный и полный, и когда немецкий издатель моей версии попросил меня печатно заявить то, чтò ему было мною сообщено частным образом при приобретении им у меня моей версии, а именно, что она единственная полная, а в «Ниве» сокращена цензурой, и когда он мне сообщил, что в противном случае он не может не считать себя подведенным в этом деле, то я счел себя нравственно обязанным исполнить его просьбу, тем более, что такое мое заявление в заграничной печати не могло нисколько повредить русскому изданию Маркса и могло только повредить каким-либо его сделкам с заграничными издателями переводов из «Нивы», между тем как он обязался нам не высылать за границу корректур для перевода. Оказалось именно последнее, что пострадало от моего заявления не издание «Нивы», а то немецкое параллельное издание перевода из «Нивы», которое хотели выдать за единственное верное и полное в ущерб действительно единственному полному того издателя, который приобрел право у меня. Очевидно также из прилагаемых писем Маркса в немецкие газеты, что он был заинтересован в этом обмане, который тем более необходимо было разоблачить, чтобы отстоять вполне, наоборот, нравственно законные интересы обратившегося за моим заступничеством издателя моей версии. Теперь я получаю от различных издателей из разных стран (в том числе и от английских), с которыми я нахожусь в постоянных сношениях по изданию ваших писаний, недоумевающие письма с вырезками прилагаемого второго письма Маркса в немецкие газеты, в котором он подтверждает свой обман, ссылаясь на письма и телеграммы, полученные им от вас, и утверждая, что вы сами довольны и одобряете цензурные измышления и выпуски, что моя версия не есть самая верная, окончательно вами одобренная, и что ни я, ни мои переводчики и издатели не пользуются вашим доверием в моем посредничестве и их сотрудничестве в этом деле. Если бы дело касалось лично меня только, то я не считал бы нужным даже отвечать на всё это сплетение лжи, принимающее характер самого грубого шантажа, но, как посредствующий агент между вами и многими переводчиками и издателями ваших писаний в разных странах, я не могу это оставить без опровержения и вместе с тем продолжать вести все дело издания за границей ваших писаний. Здесь, во всех странах, так принято, что если печатные заявления, подобно этому письму Маркса обо мне, оставляются без возражения, то значит опровергнуть их нет возможности, и они справедливы. Бросить мое участие в издании верных версий ваших писаний я, скажу вам откровенно, не хотел бы; и это не только по моим личным чувствам (я действительно привязался душой к этому делу, которое веду, как умею, вот уже, кажется, более пятнадцати лет, и дело это связывает меня внешним, земным образом с вами и вашими писаниями, к чему я также сердцем привык), но кроме того, и главное, я чувствую и вижу, что если не будет лица, которое будет получать от вас, хранить, издавать за границей по-русски и передавать иностранным издателям верные, полные и окончательно вами исправленные версии ваших писаний, получаемых ими непосредственно от вас, то очень скоро эти верные версии пропадут для человечества и будут заменены исковерканными русскою цензурою и иностранными издателями (ради «приличия» и выигрыша места) версиями. Ведь полная коллекция всех ваших писаний последнего периода в полной, самой точной редакции имеется на свете у одного только меня по той простой причине, что никто на свете так не дорожит каждой вашей строчкой и так свято не хранил всё написанное вами, как я. А теперь в особенности, живя за границей, вне опасности русских обысков и секвестраций, мне кажется, что я тем более самое уместное лицо для ведения этого дела, и, в интересах всех интересующихся теперь и в будущем вашими писаниями, я хотел бы продолжать его вести. Но для этого было бы необходимо реабилитировать ваше доверие ко мне в этом отношении в глазах всех издателей и переводчиков, с которыми я имею дела, так как для того, чтобы продолжать пользоваться их доверием, необходимо, чтобы они знали, что я пользуюсь вашим, и что утверждения (печатные) Маркса, что я не пользуюсь вашим доверием, и что списки мои не самые верные — ошибочно. Для этого же необходимо, чтобы вы меня снабдили маленькою доверенностью, подписанною теперешним числом. Я составил таковую, которую и прилагаю. В ней я нарочно, чтобы избежать всяких неприятностей для вас со стороны Маркса и сохранить должное достоинство наше по отношению к нему, избежал всякой полемики с ним и обошел полным молчанием все его клеветы. То, чтò сказано в этой доверенности, есть, притом, как мне кажется, не более как самая точная правда, которая должна рассеять всякую распускаемую по этому делу ложь всеми теми (а их много и будет еще больше), которые хотят эксплоатировать недобросовестно ваши писания. Так вот, if you see your way to do so [если вы находите возможным сделать это], подпишите это заявление, проставьте город и число и пришлите его мне. Я же в своих объяснениях по поводу ваших писаний, если придется их давать печатно (чего буду всегда избегать до последней крайности), буду, как вы знаете, говорить одну только правду и прилагая ту осторожность и тот такт, на которые я только способен». О неприятностях с переводами сообщали Толстому и посторонние корреспонденты. Владимир Чумиков, предпринявший в Лейпциге перевод статьи «Что такое искусство?», по этому поводу писал Толстому 18 апреля 1899 г.: «Я не считаю справедливым скрыть от Вас, что в настоящий именно момент в этом отношении могут представиться некоторые серьезные затруднения вследствие до сих пор еще не разъясненного инцидента с переводом вашего последнего сочинения «Воскресение». Инцидент этот до крайности взбудоражил и удивил корректных немцев. Не знаю, известны ли Вам подробности этого дела, но позволяю себе на всякий случай изложить вкратце его историю. Берлинский издатель Fontane, приобретя за значительную сумму от г. Черткова рукопись Вашего романа, анонсировал заказанный им перевод, как «авторизованный». Но так как из весьма многих, заслуживающих доверия, источников известно, что Вы не раз объявляли, что авторизации на перевод Ваших сочинений принципиально не даете, то на Fontane со всех сторон посыпались печатные упреки и подозрения в обмане (г. Маркс, например, представил в редакцию издательского журнала [sic!] Вашу депешу, в которой Вы будто бы отказываетесь от всякого сообщничества с Fontane). Тогда Fontane [...] представил подлинный контракт, заключенный им с лицами, действовавшими от Вашего имени и по Вашему поручению, из которого явствует, что он действительно купил «авторизацию». Теперь общественное мнение окончательно растерялось и не знает, кому верить, кто прав и кто виноват [...] и для меня самого инцидент этот остался не без последствий. Слышав много раз, что Вы потому именно не даете авторизации, чтобы предоставить возможно большему количеству перевод и издание Ваших сочинений, я сам принялся за перевод «Воскресения», полагая, что действую совершенно «in Ihren Sinne» [«в Вашем духе»], теперь же меня обвиняют в эксплоатации чужой собственности. Вот почему я и осмелился обеспокоить Вас недавно телеграммою, на которую Вы соблаговолили ответить мне, чтобы я обратился к г. Бирюкову в Женеве. Мне важно было только знать, имеете ли Вы что-нибудь против того, чтобы другие, а в том числе и я, переводили Ваш роман или нет. Не знаю, может ли мне на это ответить г. Бирюков, но, согласно Вашему любезному указанию, я обратился к нему [...] Я знаю, что Ваше имя стоит выше всяких споров и всякого шума. Но та пыль, которую подняли здесь или по недоразумению или по неловкости некоторые люди, способна подорвать, так сказать, «коммерческий кредит» всей русской литературы, вот почему я и решился обратить на всё это Ваше просвещенное внимание». Текст телеграммы Толстого к В. Чумикову редакции неизвестен.