— Ясновельможный пан гетман, я так рада вашей встрече...
Какой приятный голосок, как нежна перламутрового отлива кожа на открытых плечах, как соблазнительно колышется высокая грудь в глубоком декольте платья, а какой пьянящий аромат духов! Так и обнял бы эти прелестные плечики, зарылся бы лицом в соблазнительную ложбинку между грудей, вдыхал нежный запах духов и слушал, слушал этот райский голос. Но — увы! обо всем этом ему можно только мечтать, поскольку жизнь вынуждает делать другое.
— Я тоже рад видеть панну Кристину Вотковскую, — сказал Мазепа, поднимаясь из-за стола навстречу Марысе. — Что привело вдову коронного поручика и хозяйку маетка на Хелмщине ко мне, украинскому гетману? — поинтересовался он, беря протянутую ему руку Марыси и прикладываясь к ней губами.
— Надежда на торжество справедливости, ваша ясновельможность, которой вы так славитесь.
— Неужто панну кто-то посмел обидеть? — вскинул брови Мазепа, с сожалением отрывая губы от ручки Марыси.
— Обидеть? О нет, ваша ясновельможность. Я прибыла не с жалобой на ваших подданных, а всего лишь с просьбой напомнить им о необходимости выполнять данные обещания. Конечно, я понимаю, что когда казаки на войне, им не до выполнения договоров с хозяйками маетков, у которых они стоят на постое и кормятся, не выкладывая за это ни гроша.
— Когда казаки были у панны на постое?
— Этой весной.
— Панна Кристина, у украинского гетмана много казаков. Вам не известно, какого полка казаки останавливались в вашем маетке?
— Знаю, что их полковником был пан Скоропадский. А сотник, что квартировал у меня с казаками — пан Панько Климчук. У меня сохранились его цидулки , в которых он обещает мне сполна расплатиться за все услуги на обратном пути из Польши. Мне известно, что казаки полковника Скоропадского уже возвратились на Гетманщину. Однако сотник Климчук не уплатил мне денег. Позабыл, наверное, или дорогу ко мне запамятовал. Не могла бы ваша ясновельможность напомнить пану Климчуку о его долге мне, вдове и матери двоих детей, — всхлипнула Марыся, поднося к глазам кружевной платочек.
— Не волнуйтесь, панна Кристина, все будет горазд, — начал успокаивать посетительницу Мазепа, ласково гладя ее руку. — Я, к сожалению, не знаю пана сотника Климчука. Но, думаю, его добре знает полковник Скоропадский, коли он его старшина. Пан Скоропадский сегодня вечером будет у меня, и я передам ему вашу просьбу.
— Пан Скоропадский будет вечером у вашей ясновельможности? — обрадованно воскликнула Марыся. — Тогда я дождусь его и поговорю. Зачем утруждать вашу светлость пустяшными делами? Ваша ясновельможность, а вдруг пан полковник уже в вашей резиденции? — встрепенулась она. — Разве не может он, опасаясь опоздать, прибыть на встречу с вами раньше условленного часа? Вполне может.
В словах Марыси была подсказка, как в сложившихся обстоятельствах ему действовать, и Мазепа тут же ею воспользовался.
— Федько, мигом во двор и на площадь! — приказал он писарчуку. — Погляди, прискакал ли пан полковник Скоропадский. Ежели нет, разузнай, не завернул ли он перед встречей со мной в шинок. Быстро, одна нога — здесь, другая — там!
Писарчук вышел из кабинета, и Мазепа, не говоря ни слова, протянул Марысе руку. Та, улыбнувшись, отрицательно качнула головой и подошла к большому венецианскому трюмо в углу кабинета. Легкими, осторожными движениями пальчиков принялась взбивать у висков локоны.
— Все велено передать на словах, Иван Степанович, — еле слышно донеслось от трюмо. — Таким, как я, очень опасно иметь при себе тайные бумаги. Прошлый раз царский дозор на порубежье обыскивал меня так, что... — Она повернула головку в сторону Мазепы, рассмеялась. — Как думаете, где в первую очередь царские служилые люди надеялись отыскать у меня нечто, подрывающее устои Российской державы? Правильно подумали. Иван Степанович, именно там... под юбками и за корсетом. Поэтому, чтобы избежать риска...
— Что велено передать? — нетерпеливо спросил Мазепа.
— Через несколько дней король Карл выйдет к Днепру и начнет его форсировать, — чарующим голоском ответила Марыся, поворачиваясь к зеркалу боком. — Царь Петр, естественно, постарается ему помешать, а, возможно, стянув крупные силы, даже разгромить шведскую армию. К этому времени вам, Иван Степанович, надлежит собрать верные полки в единый кулак и, когда на Днепре начнется сражение, нанести царю сильный, неожиданный удар с тыла. Царь Петр должен удирать от Днепра так, как некогда от Немана у Гродно... если, конечно, у него окажется такая возможность .
Голос Марыси теперь звучал ровно, сухо, и это был голос не взбалмошной, легкомысленной красавицы-шляхтянки из варшавских аристократических салонов и с их вольными нравами, каковой до сегодняшнего дня воспринимал собеседницу Мазепа, а совершенно другой, незнакомой ему женщины — расчетливой, полностью лишенной женской сентиментальности.
— Я не смогу помочь королю Карлу на Днепре, — тусклым голосом сообщил Мазепа. — После доноса Кочубея и Искры царь утратил ко мне доверие и не позволит сосредоточить мои полки в одном месте. Наоборот, он стремится как можно быстрее убрать с Гетманщины казачьи войска, заменив их собственными солдатами.
— Мы догадывались, что получим отказ, — презрительно скривила губки Марыся. — Слава Богу, что вы хоть не сослались при этом на свои мнимые хворобы и несуществующие болячки.
— Кто это «мы»? — еле сдерживая раздражение, спросил Мазепа. — От имени кого вы позволяете себе так вести со мной, украинским гетманом?
— Иван Степанович, вы не украинский гетман, а всего лишь гетман ее незначительной части, отвоеванной одним из ваших предшественников Хмельницким у Речи Посполитой и переданной России, — спокойно возразила Марыся. — Я знаю еще двух достойных панов, имеющих полное право претендовать на титул украинского гетмана. Это два польских коронных гетмана, один — при бывшем саксонском курфюрсте Августе, по воле русского царя избранном Сеймом польским королем, второй — при истинном короле Польши Станиславе Лещинском. Кстати, и принадлежащие Короне , и подчиняющиеся власти Запорожской Сечи части Украины намного превосходят ваши, точнее московские, владения, Иван Степанович, — с нескрываемым сарказмом заметила Марыся.
Она смолкла, видимо, ожидая опровержения или хотя бы какой-то реплики Мазепы, но тот молчал. И Марыся заговорила снова:
— Вам интересно, от чьего имени я позволила вести себя, как сочла то нужным, в присутствии человека, которому московский царь поручил управлять Гетманщиной? От имени тех, на чью помощь вы надеетесь в борьбе против засилья России и чья дальнейшая поддержка должна обеспечить независимость вашей... державы от Москвы. Вы удовлетворены моим ответом?
На сей раз Мазепа пробормотал нечто нечленораздельное, и Марыся, настороженно глянув на дверь и понизив голос, вынуждена была продолжить свой монолог:
— Если вы, Иван Степанович, не можете оказать помощь королю при его переправе через Днепр, ускорьте сосредоточение надежных вам полков поближе к русской границе. А покуда срочно подготовьте отряд в несколько десятков казаков, хорошо знающих восток Белоруссии и север Украины. Им вскоре надлежит стать проводниками графа Левенгаупта, когда он со своим вспомогательным корпусом должен будет соединиться с армией Карла. Надеюсь, хоть это задание вам под силу?
— Отряд казаков численностью в несколько десятков или сотен сабель я могу отправить к королю или к графу хоть сегодня. Среди казаков и старшины много недовольных политикой царя, особенно после появления на Сече булавинских недобитков, так что прибытие к шведам даже нескольких их отрядов не грозит мне ничем. Наоборот, подтвердит мои слова, что на Гетманщине тревожно, и только мое личное присутствие может обеспечить в ней спокойствие.
— Вы не желали бы ничего передать со мной, Иван Степанович? О выведанных планах царя Петра, например, или нечто личное?
— Планы царя выведывать не нужно, они известны всей Европе: как можно быстрей разбить короля Карла, а если это не удастся, не допустить его до Москвы, а еще лучше до Воронежа, где царь строит свой флот. А что касается личного... У Меншикова в заложниках мой племянник Войнаровский, и перед тем, как перейду с казаками на сторону короля, я хотел бы видеть его при себе. Я не могу допустить, чтобы он стал ответчиком за мои дела.
— Похвальное желание, Иван Степанович. Обещаю, что своего племянника вы обнимете раньше, чем встретитесь с королем Карлом. Теперь ничто не мешает нам расстаться?
— Ничто. Мне было очень приятно провести с вами время.
— Мне тоже. Прощайте, поскольку не могу обещать, что судьба сведет нас вместе еще раз.
2
Расставшись с гетманом и выйдя во двор резиденции, Марыся опустилась на одну из изящных, вычурных лавочек, выстроившихся двумя рядами вдоль центральной аллеи гетманского парка. Конечно, здесь не было той тишины и ощущения слияния с природой, как в глубине парка, но Марысе это было не важно — главное для нее заключалось в том, чтобы не пропустить появления во дворе нужного ей человека.
А пока его нет, она может остаться наедине со своими сокровенными мыслями, сбросив постоянное нервное напряжение то в ожидании всевозможных неприятностей, связанных с ее ролью шляхтянки с Хелмщины, то проигрыванием в голове предстоящего разговора с гетманом, то поисками наилучшей линии поведения с тем кто сегодня должен стать для нее или дорогим, любимым Иванком или навсегда чужим паном полковником Скоропадским.
Первый шаг для этого она уже сделала — только что порвала отношения с гетманом Мазепой, нажив в этом самолюбивом старике врага. Однако поступить иначе она не могла — если окончательно решила не принимать участия в чужих играх или начать играть в собственную очень крупную игру, этот шаг был неизбежен. Только так она могла раз и навсегда отрезать себе возможность и в дальнейшем быть агентом-связником между Мазепой и своей теткой Ганной, выполняя роль пешки в ведущейся в интересах других людей игре.
Если ей суждено продолжить прежнюю игру, в которую ее втянула тетка, она отныне намерена играть в ней самостоятельную роль, ничуть не уступающую по значимости той, что принадлежит Ганне Дольской. Нет, Марысенька, не нужно кривить перед собой душой! Ты убедилась, что ничуть не глупее тетки, ничем не уступаешь ей в умении с наибольшей для себя выгодой использовать свои женские прелести и талант очаровывать людей, однако тебе этого мало. Тебе не достаточно просто быть равной тетке, ты намерена превзойти ее! Ганна Дольская со своими сообщниками затеяла интриги, чтобы иметь на Украине гетмана, руками которого ею будет править польский король? Что ж, Марыся Дольская — одна, без помощников-сообщников! — добьется того, что Украиной и Польшей станет владеть и распоряжаться избранный только ею человек, она будет его королевой. А если говорить чистую правду, этот человек будет только играть роль короля при ней, единственной и истинной правительнице Польши и Украины!
Но чтобы эта ее дерзновенная мечта превратилась в жизнь, ей необходимо твердо знать, кто она для украинского казачьего полковника Ивана Ильича Скоропадского — красавица-княгиня, с которой он прекрасно провел время в Варшаве и позабыл, как случайную любовницу, или та единственная, предназначенная судьбой лишь ему одному женщина, из-за которой мужчина идет на все, в том числе, не колеблясь, отдаст жизнь. Сегодня она это узнает, и тогда — прощай казачья Украина и пусть тебя забирает себе царь Петр, король Карл, бывший саксонский курфюрст Август, самозванец Станислав Лещинский или сам дьявол, либо она вступает в беспощадную схватку за право быть твоей хозяйкой, Украина... вначале твоей, затем твоей и Польши.
Думала ли она, Марыся Дольская, польская княгиня и одна из красивейших женщин Короны, что ее судьба будет зависеть от какого-то стародубского казачьего полковника, о существовании которого она все свои тридцать пять лет и не подозревала? И узнала об этом лишь тогда, когда Марысе его показала тетка.
Случилось это минувшей весной, когда в окрестностях Варшавы хозяйничали многочисленные отряды сторонников Станислава Лещинского, ожидая подхода армии своего союзника, шведского короля. Тот, разгромив войска курфюрста Августа, выступил из саксонского городка Альтранштадт и двинулся на восток. Для усиления гарнизона Варшавы к ней в спешном порядке направились полки царской пехоты, опасаясь оторваться от нее, трусили на рысях колонны русской регулярной конницы. Однако раньше них под польской столицей оказались казаки гетмана Мазепы — двадцать тысяч сабель под началом лучших полковников Данилы Апостола и Ивана Скоропадского. Ряд успешных сражений с объединившимися отрядами короля Станислава, несколько удачных боев с пытавшимися приблизиться к Варшаве частями шведской кавалерии — и русские войска вступили в Варшаву как в полностью лояльную к своему законному королю Августу столицу.
Марыся близко увидела казаков, когда они проезжали мимо родового дворца князей Дольских в Варшаве. Длинные пики, кривые сабли, пистолеты за поясами и в седельных кобурах, мушкеты за плечами... Пыльные жупаны, высокие лохматые шапки с цветными шлыками, широченные шаровары, в ушах серьги, в зубах причудливо изогнутые люльки... Блестящие от пота лица, воинственно торчащие усы, победный блеск в глазах, разинутые в песне рты... Конское ржанье, рев труб, грохот и звон тулумбасов — и песня с присвистом и гиком о том, что славные лыцари-казаченьки не отдадут ридну неньку-Украйну никакому ворогу. Это было так красочно, волнующе, романтично!
— Какая сила! — восхищенно произнесла тетка Ганна, стоящая на балконе дворца рядом с Марысей. — Направить бы ее против врагов настоящего польского короля пана Станислава Лещинского!
— Направить? — удивилась Марыся. — Но разве это не казаки гетмана Мазепы, вашего давнего тайного союзника, тетя? Придет нужный час — и сабли этих казаков обрушатся на головы тех, кого им укажет Мазепа.
— Наивное дитя, — снисходительно улыбнулась тетка. — Казаки прежде всего признают своих выборных полковников, а потом уже царского гетмана. Поэтому их сабли в любой миг готовы обрушиться на головы врагов полковников Апостола и Скоропадского, а на головы врагов гетмана в случае, если его враги будут одновременно и врагами их полковников.
— В таком случае полковников нужно сделать сторонниками гетмана Мазепы, — простодушно посоветовала Марыся. — Тогда послушные своим полковникам казаки станут одинаково послушны и гетману.
— Ты наивна больше, чем я могла предположить! — воскликнула тетка. — Чтобы полковники стали сторонниками гетмана, они должны быть его единомышленниками либо лично заинтересованы в стремлении Мазепы передать свою часть Украины от России Польше.
— Так сделайте их единомышленниками Мазепы или заинтересуйте заманчивой перспективой, которая откроется перед ними в случае возвращения Гетманщины в лоно Речи Посполитой, — невозмутимо произнесла Марыся, любуясь маникюром на своих ухоженных ногтях. — Неужто это сложно? Я еще не встречала ни одного человека, полностью довольного своей жизнью или о чем-то не мечтавшего. Разве паны Апостол и Скоропадский, лучшие казачьи вожди, пребывающие в чинах обычных полковников, не мечтают стать Генеральными старшинами? Почему бы гетману не посулить им новые высокие должности, если они поддержат его в борьбе против царя?
— Вот именно, если они поддержат его в борьбе против царя, — усмехнулась тетка. — Знаешь, как твое предложение называется по-другому, на языке всякого уважающего себя воина-рыцаря, а казаки считают себя таковыми? Это измена своему Государю, именуйся он король, царь, султан, которому казак присягал на верность и клялся защитить его, а не предавать. И не все рыцари способны променять свою воинскую честь на клеймо предателя, если даже им за это посулят большие деньги или заманчивые привилегии.