Направляясь в пределы Украины, король, конечно же, надеялся решить не только проблему обеспечения своей армии продовольствием, но и усиления ее за счет союзников. То, что турки или татары готовы оказать ему в скором времени существенную вооруженную поддержку, было весьма сомнительным, а вот соединение шведов с войсками Станислава Лещинского было куда вероятней. Могло или нет это состояться, во многом зависело от союзников Петра на Украине — гетмана Мазепы и польского короля Августа. Отношение к ним царя было разным.
Саксонский курфюрст и одновременно польский король Август Второй был союзником Петра еще с 1699 года, когда был заключен союз России с Данией, Польшей и Саксонией, также не желавшими превращения Балтийского моря в «шведское озеро». Дания недолго участвовала в союзе: выступив против Швеции первой, она захватила Шлезвиг и Гузум, после чего ее войска осадили Тоннинген. Однако король Карл потребовал помощи от Англии и Голландии, с которыми у него был заключен «Союз морских держав», и объединенный флот трех держав подверг столицу Дании Копенгаген вначале сильной бомбардировке, а затем высадил 15-тысячный шведский десант. Имевшая в столице 3-тысячный гарнизон Дания капитулировала и по Травендальскому мирному договору обязалась выйти из союза с Россией.
В феврале 1701 года Петр подписал с Саксонией в Биржах новый договор, по которому король Август продолжал войну со Швецией, однако Россия должна была оказывать ему военную и финансовую поддержку. Петр сдержал обещание, и в распоряжение Августа в Динабург прибыл 20-тысячный русский корпус под командованием Репнина. Но первый удар Август получил не от шведов, а от поляков. Часть шляхты, и прежде настроенной против России, решила, что наступил удобный момент для возврата Гетманщины в состав Речи Посполитой, и взяла курс на союз со Швецией. Получив поддержку Карла, сторонники Швеции сдали «варшавскую» или «великопольскую» конфедерацию, отказавшуюся подчиняться Августу. Под ее давлением Сейм в 1704 году низложил Августа с престола и избрал королем познанского воеводу Станислава Лещинского, заключившего со Швецией союз. Однако сторонники Августа снова подписали в отбитой у шведов Петром Нарве договор о совместной борьбе России и Речи Посполитой с королем Карлом.
Но не дремал и король. 2-го февраля шведский корпус генерала Реншильда нанес у Фрауштадта сокрушительное поражение саксонским войскам Августа и корпусу Репнина. После боя были варварски уничтожены четыре тысячи пленных русских солдат, которых клали друг на друга по два-три человека и пронзали насквозь копьями и ружейными штыками. Не имея сил оказывать сопротивление, Август бежал в Краков, и после полного захвата Саксонии войсками короля Карла капитулировал перед ним. По Альтранштадскому миру Август отрекался от польской короны в пользу Станислава Лещинского, разрывал союз с Россией, обязывался выдать шведам оставшиеся в Саксонии русские войска.
Факт заключения сепаратного мира Август скрыл от Петра, и тот узнал о потере союзника лишь в конце 1706 года. Он не сложил руки, а начал тесное сотрудничество с частью шляхты, которая не признала королем Лещинского и начала вооруженную борьбу с ним, продолжая считать законным королем Речи Посполитой Августа Саксонского, тем более что точно так поступила и часть европейских государств. При поддержке Петра эта шляхта создала Сандомирскую конфедерацию, которая на раде во Львове 30-го марта 1707 года подтвердила заключенный в 1704 году в Нарве русско-польский союз против Швеции. На раде также было решено, что войска конфедерации, насчитывавшие до двадцати тысяч человек, будут действовать в постоянном взаимодействии с находящимися на территории Польши русскими войсками а полками казаков гетмана Мазепы.
Совместные действия со сторонниками Августа не позволили утвердиться в Польше «станиславчикам» даже при поддержке шведов, превратив ее в ближайший тыл и базу снабжения выступавшей в поход на Россию армии короля Карла. К сожалению, с началом вторжения шведов на территорию Белоруссии русским войскам, сосредоточенным прежде на польской части Украины по линии Жолква , Сокаль, Львов, Яворов, Острог и Дубно с главным штабом в Жолкове, пришлось уйти на восток. Но несколько казачьих полков, с которыми польский коронный гетман и друг Мазепы Адам Сенявский никак не желал расставаться, давали возможность Сандомирской конфедерации успешно противостоять «станиславчикам», даже несмотря на то, что король Карл прислал им на помощь свой корпус в восемь тысяч человек под командованием генерала Крассова. Но какие изменения в этом хрупком равновесии сил могли произойти с появлением на Гетманщине армии короля Карла, трудно было предсказать.
Да, ненадежный союзник король Август, и судьба Рейнгольда Паткуля , честно служившего Польше и России и выданного Августом по условиям Альтранштадского мира Швеции, где был казнен, наглядный тому пример...
Зато в другом своем союзнике — гетмане Мазепе, Петр был уверен полностью. Да и какие сомнения могли быть в человеке, который на протяжении двух десятков лет держал в своих руках булаву и много раз делом доказывал преданность России? Разве не он железной рукой искоренил на Гетманщине всех, кто помышлял о протекторате над Украиной Речи Посполитой, как гетман Выговский, или Турции, как сын гетмана Хмельницкого Юрий, или гетман Петро Дорошенко? Разве не он безропотно отправлял украинские казачьи полки везде, куда бы не велел Петр: в Лифляндию и Польшу, в Россию и на турецкое порубежье? Разве не он послушно бросил на восставших булавинцев два своих полка, хотя ни один гетман до Мазепы этого не делал, поскольку донские и украинские казаки считали друг друга братьями, а Днепр и Дон были общей колыбелью казачества?
Разве возразил он хоть единым словом против присутствия на Гетманщине русских войск, хотя по статьям Переяславского договора там их не должно было быть? А сейчас только в корпусе генерала Голицына под Киевом пятнадцать тысяч русских солдат, а полковник Анненский командует уже не полком при ставке гетмана, а бригадой? А разве протестовал Мазепа, что суд над Кочубеем и Искрой вершил он, русский царь, хотя по тому же Переяславскому договору на Гетманщине должен был существовать свой независимый суд? Да что суд или русские войска под Киевом, ежели, вступая в Унию с Россией, Гетманщина в границах «от Чигирина до Конотопа» сохраняла за собой все прежние права, начиная от права иметь собственную армию и финансы, будучи ограничена лишь в некоторых вопросах сношений с иноземными державами.
А разве противился Мазепа, когда Россия принялась постепенно вытравливать на Гетманщине вольнолюбивый дух среди украинского старшинства и простого казачества, которым больше по душе были порядки Речи Посполитой, где делами заправляла своевольная шляхта, нежели России, где все вершилось по воле Государя-Самодержца? А разве не поддерживал Мазепа жесткую позицию Петра в отношении Запорожской Сечи, которая по условиям Андрусовского 1667 года перемирия с Польшей находилась под совместным управлением России и Польши, что было закреплено и «Вечным миром» между ними в 1686 году, но кошевые атаманы Сечи одинаково не признавали ни польского короля, ни московского царя?
Какой стороны деятельности Мазепы не коснись, он во всем был послушен России, отчего и смог просидеть в гетманской резиденции в Батурине бессменно двадцать лет.
Конечно, у гетмана много недоброжелателей, как явных, так и тайных. Но Петр во время противоборства со своей сестрой Софьей сполна узнал, что значат происки интриганов, а потому не давал верного Мазепу в обиду. Защитил он его от ложного доноса Кочубея и Искры, решивших свести с гетманом личные счеты руками Петра, принял сторону Мазепы во время его схватки с хвастовским полковником «тогобочной Украины» Семеном Палием, слава которого гремела по всей Украине и по сравнению с которым Мазепа выглядел не казацким гетманом и защитником интересов своего народа, а послушным московским приспешником.
Ах, Палий, Палий, отчаянный ты был вояка да никудышный политик! Мало тебе было славы хвастовского полковника, героя нескольких удачных набегов на Крым, в одном из которых тебе удалось даже пленить Крымского хана Осман Гирея? Нет, потянуло сравняться подвигами с самим гетманом Хмельницким и довершить начатое им дело, освободив от поляков днепровское Правобережье, остававшееся под властью Речи Посполитой. Святое дело, только нужно понимать, когда такое дело начинать и на какой его исход рассчитывать. Ну как можно было поднимать казаков в 1701 году на восстание против Польши и пытаться начать переговоры с Россией о слиянии Правобережья Днепра и Гетманщины в единую казачью державу под покровительством России, когда та зализывала раны после поражения под Нарвой, а польский король, он же курфюрст Саксонии, после разгрома Швецией Дании оставался единственным союзником России в Европе?
Крепко ты прижал панов на Украине, лихо твои атаманы Самусь, Искра, Абазин громили шляхетские войска, не понимая, что ослабляют этим одновременно русского союзника Августа. А думал ли ты, что случилось бы, вздумай Россия взять под свое крыло украинское Правобережье, как взяла когда-то Гетманщину? Да это же война с Польшей! Война с союзником, когда все силы России брошены на борьбу со шведским королем, заявившим, что он заключит мир с царем Петром только в Москве после ее захвата.
Вот почему, хвастовский полковник Палий, не нашел ты поддержки у России, а заставил Петра, не желавшего обострения отношений с прорусски настроенной частью польской шляхты, велеть гетману Мазепе вступить с тобой в тайные переговоры и заманить на Гетманщину. Старый хитрец прекрасно справился с заданием, и когда Палий оказался на днепропетровском Левобережье, он тут же очутился в руках русских властей.
Однако Петр не выдал тебя ни полякам, на чем те настаивали, не отрубил голову, что советовал сделать Мазепа, люто ненавидевший своего возможного конкурента на гетманскую булаву. Он отправил тебя кандальником в Енисейск, понимая, что при сложившемся в Польше положении, когда шляхта расколота на два примерно равных по силе лагеря — прорусский и прошведский, — ты со своей популярностью среди казачества и селянства польской Украины можешь сослужить неоценимую для России службу. Пусть только шляхта попробует убрать с трона Августа, посадить на его место шведского ставленника и объявить войну России! Вот тогда настанет твой час появиться на Украине и, не теряя времени, взяться за шляхту от Белой Церкви до Львова и Хелма, а Петр велит гетману Мазепе помочь тебе на первых порах тройкой-пятеркой полков своих реестровиков.
Хотя сейчас половина Польши поддерживает короля Карла, однако с 15-тысячным войском «великопольской конфедерации» успешно справляется гетман Сенявский, так что твой час, бывший хвастовский полковник, еще не наступил. Ведь когда запылают панские маетки, а твои казаченьки начнут вырубать под корень подряд всю шляхту, не разбираясь, кто из них к какой конфедерации принадлежит, вся шляхта забудет внутренние распри и единым фронтом двинется на восставших, а поддержку ей наверняка окажет шведский король, чем привлечет на свою сторону и бывших сторонников России. Нет уж, пусть пока дерутся между собой, а результат войны России со Швецией покажет, кому быть польским королем — Августу Второму или Станиславу Лещинскому.
Но если еще не пробил твой час, Палий, то кое-кому из твоих бывших полковников пришло время сменить сибирские просторы на родные степи. Однако не для войны с панами-ляхами, а чтобы поднять против шведов казаков польского Правобережья, которые остаются глухими и к призывам обоих польских королей, и к обращениям русского царя. Действительно, какое им дело до драчек между Россией, Швецией, Польшей, если у них своя незаживающая кровоточащая рана — стремление обрести независимость, а ослабление ненавистной Польши и ведущей по отношению к Украине двурушническую политику России им только на руку.
Но одно дело, когда «тогобочных» казаков против шведов зовет он, царь Петр, и совсем другое, когда это сделает уважаемый ими человек, особенно тот, с кем они уже сражались и снова готовы встать под его пернач. Один из таких людей, бывший палиевский полковник Голота, на днях был возвращен из Лифляндии и по распоряжению Петра направлен к Меншикову. Не царское дело якшаться с бывшими бунтовщиками, ничем не лучшими недавно усмиренных на Дону булавинцев, а посему с ними повозится Алексашка, мечтающий стать после Мазепы гетманом и прежде уже имевший дело с Голотой.
Петр склонился над столом, отыскал среди вороха бумаг нужную, поднес к глазам: «Всемилостивейший государь... в 7-м числе июля приехал к Дерпту на отъезжей караул Швецкой драгун. И караульные Мурзенкова полку того шведа привели к Дерпту, а в распросе сказал, что де Левенгаупт со всем своим корпусом пошел к королю своему, также де протчей Швецкой коннице, которая обреталась в Лифляндах, всей велено итить к королю ж. А Для подлинного известия распросные речи этого шведа послал при сем к вашему величеству, а ево отдал я генерал-порутчику Воруру. Вашего величества нижайший раб Кирило Нарышкин. Июля в 8 день году, из Дерпта».
Это сообщение он получил около месяца назад, но не придал ему особого значения. Мало ли что может наплести пленный швед, возможно, специально подосланный к русским? Правда, потом поступали донесения, что корпус Левенгаупта с обозами действительно направился на восток, однако что могло помешать ему изменить направление и двинуться уже на север к расположившемуся вблизи русской северной столицы шведскому корпусу генерала Либекера? Ничего, особенно если надежно перекрыть подходы к немногочисленным в болотах и лесах дорогам и обезопасить себя от действий разведки противника.
Однако сообщений, что Левенгаупт изменил маршрут следования, не поступало, а несколько дней тому назад его колонны перешли рубеж, когда движение к своим войскам на севере Европы стало бессмысленным. Свой корпус из-под Риги и массу обозов генерал вел к армии короля Карла — в этом теперь не было сомнений. А коли так, Петру становилось известным, где развернутся главные события предстоящей осенней кампании, и он может принять все меры, чтобы ее ход сложился в его пользу. Первым делом он должен усилить собственные войска и не допустить, чтобы армия короля Карла хоть откуда-то получила подкрепления и так необходимые ей продовольствие и фураж.
Петр вскочил из-за стола, принялся быстро ходить по комнате, временами останавливаясь и рубя ладонью правой руки воздух.
Чтобы защитить отвоеванные у шведов в Прибалтике земли, против корпуса Либекера сейчас стоят корпуса Апраксина и Боура. Теперь, когда дополнительно известно, что Левенгаупт движется к армии короля Карла, с четырнадцатью тысячами солдат Либекера, даже усиль он свой корпус частью сил из гарнизонов близ расположенных шведских крепостей, вполне справятся двадцать четыре с половиной тысячи солдат Апраксина. Поэтому шестнадцать тысяч солдат Боура необходимо как можно скорее передвинуть на юг, чтобы они нависли над левым флангом армии короля Карла, а в случае нужды могли быстро соединиться с главными силами самого Петра.
Для исключения возможности оказания помощи королю Карлу из Польши нужно приказать Мазепе усилить своего друга коронного гетмана Адама Сенявского еще несколькими казачьими полками, а свои основные силы сосредоточить у Киева. А первым делом пусть отправит отборный казачий отряд к Пропойску в распоряжение генерал-поручика Соловьева, которому велено «как возможно неприятеля обеспокаивать». А у Пропойска, по всей видимости, скоро должны произойти очень важные события. Так что, Мазепа, ежели тебя настолько одолели хворобы, как ты постоянно о том пишешь, сиди спокойно на Гетманщине — Петру нужнее твои полки, чем ты сам при его штаб-квартире. Да и твои полковники лучше подчиняются русским генералам, когда ты от них подальше и не потакаешь их гордыне.
Конечно, о своих немощах ты привираешь, ежели судить по тому, что завел себе молоденькую любовницу, но твоя истинная причина не покидать Батурин и Борзну Петру тоже известна и понятна. Боишься, что у Кочубея и Искры были сообщники, которые в твое отсутствие на Украине могут учинить любую смуту, что тебе крайне нежелательно. Ну и сиди в свое удовольствие на Гетманщине — боясь за свою власть, ты оберегаешь и власть царя Петра.