Не менее актуально звучит следующая цитата:
«Большевики несут часть вины за то, что военное поражение России превратилось в крушение и распад страны. Они сами же в большой степени обострили объективные трудности положения своим лозунгом, который поставили во главу угла своей политики, так называемым правом наций на самоопределение или тем, что в действительности скрывалось за этой фразой, – государственным развалом России».
При этом она прямо указывала на противоречивость этой политики:
«Поражают прежде всего упорство и жесткая последовательность, с которой Ленин и его товарищи держались за тот лозунг, который резко противоречит и их обычно ярко выраженному централизму политики, и их отношению к прочим демократическим принципам. В то время как они проявили весьма холодное пренебрежение к Учредительному собранию, всеобщему избирательному праву, свободе печати и собраний, короче, ко всему ареалу основных демократических свобод для народных масс, образующих в совокупности “право на самоопределение” для самой России, они обращались с правом наций на самоопределение как с сокровищем демократической политики, перед которым должны умолкнуть все практические возражения реальной критики».
«Увы, в обоих случаях расчет совершенно не оправдался. В то время как Ленин и его товарищи, очевидно, ожидали, что они как защитники национальной свободы “вплоть до государственного отделения” сделают Финляндию, Украину, Польшу, Литву, Балтийские страны, кавказцев и т. д. верными союзниками русской революции, мы наблюдали обратную картину: одна за другой эти “нации” использовали только что дарованную им свободу для того, чтобы в качестве смертельного врага русской революции вступить в союз с германским империализмом и под его защитой понести знамя контрреволюции в саму Россию. Образцовый пример – интермедия с Украиной в Бресте, обусловившая решающий поворот в этих переговорах и во всем внутреннем и внешнеполитическом положении большевиков. Поведение Финляндии, Польши, Литвы, Балтийских стран, наций Кавказа самым убедительным образом показывает, что мы имеем здесь дело не со случайными исключениями, а с типичным явлением».
Особую «любовь» Роза Люксембург заслужила на «оранжевой» Украине за следующий тезис против ленинской национальной политики:
«Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем просто причудой, кривляньем нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких-либо корней в экономике, политике или духовной сфере страны, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических стихотворений Шевченко. Буквально так, как если бы в одно прекрасное утро жители “Ватерканте” вслед за Фрицем Рейтером захотели бы образовать новую нижненемецкую нацию и основать самостоятельное государство! И такую смехотворную шутку нескольких университетских профессоров и студентов Ленин и его товарищи раздули искусственно в политический фактор своей доктринерской агитацией за “право на самоопределение вплоть” и т. д. Первоначальной шутке они придали значимость, пока эта шутка не превратилась в самую серьезную реальность».
В рамках позитивной дискриминации нерусских «наций» огромные ресурсы тратились на поддержку «культурно отсталых народов», которые выбивали для себя отдельные бюджеты на борьбу с отсталостью, кстати, очень напоминающие сегодняшние программы развития Северного Кавказа. Рассмотрим кратко эту политику на примере советского спорта.
Именно в такой институциональной рамке оказался российский спорт, которому пришлось также адаптироваться к условиям советской насильственной этнизации всей общественной сферы. Приведу несколько примеров.
Прежде всего спортсмены и команды – как правило, русские, – оказавшиеся на территории национальных республик, автоматически превратились в спортивных представителей титульных наций. При этом для некоторых республик директивно введенный спорт из маргинального института, низко оцениваемого в традиционных обществах, получив религиозное или квазирелигиозное значение, стал важным источником идентификации и смысла. Иногда это принимало формы, находящиеся по ту сторону здравого смысла.
Так, на пике сталинизма в 1948 г. в Тифлисе вышла книга, доказывающая, что футбол не был британским изобретением, а имел корни в народной грузинской игре лело, а также в русской шалыге. Причем авторы были русские.
При этом с точки зрения социологии спорта советский спорт претерпел важные изменения неспортивного характера. Помимо традиционных для спорта фигураций, включающих: а) спортсменов или команды, соревнующиеся в дружеской конкуренции; б) спортивные контрольные инстанции (судьи, федерации, спортивные организации (общества); в) зрителей; г) организации или предприятия, поддерживавшие спорт финансово и организационно, сюда добавляется новое – этнополитическое – измерение: национально-республиканское, а точнее, этническое, в интересах титульной нации. Это тут же усложнило всю систему внутриспортивных отношений в СССР.
Более того, некоторые проблемы, вызванные этнизацией советского спорта, актуальны до сих пор. Достаточно вспомнить о матчах нынешней российской футбольной Премьер-лиги с участием кавказских команд…
Причем манипуляции с этническим фактором в советском спорте начались довольно рано – еще в 1920-е годы. Так, уже во время первой Спартакиады народов СССР команды были разбиты на две группы. В первую вошли все иностранные команды вместе с командами союзных республик (!), а во вторую – команды от РСФСР.
Здесь нужно сделать объяснение: до революции основное соперничество в спорте, например в футболе, проходило между командами Москвы и Санкт-Петербурга. Сильные команды были также в Харькове и Одессе. Но, естественно, никто не считал тогда эти команды украинскими. Спартакиада 1928 г. внесла в советский спорт этот новый элемент – противостояние республиканских сборных Украины и России.
Неудивительно, что высокопоставленные болельщики из числа руководителей республик старались как могли помочь своим командам. Так, одним из страстных болельщиков тбилисского «Динамо» был Лаврентий Берия. В полуфинале Кубка СССР 9 сентября 1939 г. московский «Спартак» выиграл у подопечных всесильного наркома со счетом 1:0, а затем 12 сентября победил в финале ленинградский «Сталинец» со счетом 3:0 и на глазах 70 тысяч болельщиков получил кубок.
Неожиданно через несколько дней было принято решение переиграть полуфинальный матч 30 сентября, поскольку руководство «Динамо» (Тбилиси) опротестовало результат матча, посчитав, что после удара игрока «Спартака» Протасова вратарь Шавгулидзе выбил мяч с линии ворот, и гол был засчитан неверно. В повторном матче 30 сентября вновь победил «Спартак» (3:2), но почему-то финальный матч решили не переигрывать. Так впервые в истории мирового футбола был сыгран полуфинал после финала!
Стоит ли говорить, насколько это близко к тому, какими усилиями руководство, например, кадыровской Чечни обеспечивает успехи грозненского «Терека», который в 2004 г. неожиданно для всех стал обладателем Кубка России, получив, помимо этого, серебряную саблю от Владимира Путина.
Стоит ли говорить, что абсурдность такого вмешательства высокопоставленных национал-предпринимателей в сферу спорта дискредитирует саму идею честной конкуренции, что, собственно, и делает спорт привлекательным в качестве последнего убежища для благородного агона, свободного от манипуляций.
Кроме того, это дополнительное – националистическое – измерение превращало в головную боль и без того непростую проблему формирования советских сборных по игровым видам спорта. Хотя победы сборных представлялись в той же советской прессе как некое идеальное воплощение огромного многонационального союза.
Оставим здесь эти дифирамбы дружбе народов без комментариев. Отметим лишь то, что и здесь налицо неспортивное измерение в советском спорте, который сам был вписан в рамку институализированного национализма по-советски. Сегодня в этой же рамке продолжает существовать спорт российский. Поэтому нам остается только гадать, чем закончится очередной матч московского «Динамо» в Махачкале или ФК «Краснодар» в Грозном…
Олег Неменский
СОВЕТСКИЙ МУЛЬТИНАЦИОНАЛИЗМ И СОВРЕМЕННАЯ РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ (СССР и Российская Федерация как фабрика наций)
Любые рассуждения о том, почему распался Советский Союз, должны, на мой взгляд, исходить из того простого факта, что СССР был совсем не тем, за что себя выдавал.
Что создала партия большевиков?
Большевики были самой западной по мысли и по форме партией в дореволюционной России. Они несли с собой западные технологии политического действия и общественной организации. В числе прочего, они привнесли в сферу государственной политики актуальные западные понятия «нация», «национальное государство». Большевики были не только «строителями коммунизма», но и «нацио-строителями», и, к сожалению, именно в сфере nation-building а оказались действительно успешны.
В то время в западной общественной мысли было два основных деления общества – классовое и национальное. На деле в дореволюционной России наций почти не было (две, к тому времени уже в целом сложившиеся, – польская и финская – получили независимость), да и классового самосознания, в отличие от Запада, тоже почти не наблюдалось. Чтобы подогнать российское общество того времени под эти западные категории, надо было проводить большую кампанию по формированию соответственно национального и классового самосознания.
С одной стороны, большевики делали упор именно на классовом делении, а национальный вопрос был для них боковым. Однако будущее советское общество мыслилось как бесклассовое (и довольно быстро было таковым объявлено), а вот национальное деление оставлялось – более того, советская система именно его создавала и утверждала. Социализму отводилось социально-экономическое содержание, национализму – форма. В качестве господствующей заявлялась идеология интернационализма. У нас часто ассоциируют ее с чем-то, отрицающим национальное деление, что в корне неверно. Inter-natio – совсем не a-natio, т. е. она не отрицает, а утверждает национальное деление, дополняя его лозунгом дружбы между народами. Эту систему можно смело назвать еще и «мультинационализмом», так как она не столько контролировала отношения между уже созданными нациями, сколько создавала их.
Кстати, СССР не был и советским обществом. Оригинально русская советская система власти, сложившаяся в 1905–1907 гг., была полностью подчинена партийной власти большевиков уже с 1918 г., а потому стала фикцией. Окончательно она была упразднена по Конституции 1936 г. и заменена принципами западного парламентаризма, разве что парламент назывался по-прежнему Верховным Советом. Конституция 1936 г., помимо уничтожения советской системы власти, ввела в обиход и понятие наследуемой от родителей «национальности», которую стали записывать в паспорта. Корни этого понятия те же, что и у «нации» в нацистской идеологии, – немецкая нациологическая мысль конца XIX – первой половины XX в. Его утверждение в советском обществе означало разрушение традиционной русской идентичности. Это социо-биологическое понимание национальности вошло в сознание и, к сожалению, господствует до сих пор, блокируя русскую идентичность через культурный нигилизм и идею «смешанной крови». На Западе от такого понятия национальной идентичности полностью ушли после Второй мировой, а у нас оно господствует по сей день.
Так, несмотря на, казалось бы, идейное оппонирование Западу, Советский Союз был гигантским вестернизационным механизмом, и проводившаяся в нем силовая модернизация во многом была направлена на приведение местного быта в соответствие западным образцам. И в первую очередь это касается национального принципа. Наравне с декларируемым интернационализмом, важнейшей целью, реализуемой Союзом все время его существования, было переформатирование общественной жизни на всем пространстве бывшей Российской империи по национальному принципу. СССР был своего рода националистической фабрикой: вобрав в себя огромное, поначалу бесформенное скопище разнообразного «этнического материала», Советский Союз за несколько десятков лет создал на его основе максимальное количество вполне западного типа наций.
При этом у Советского Союза как у системы была еще одна вспомогательная цель. Еще В.И. Лениным была осознана опасность преобладания гигантского русского народа, а тем самым подрыва национальных проектов «малых наций». Эта опасность побудила его сформулировать доктрину сдерживания «старшего брата», «великодержавный шовинизм» которого был признан «в 1000 раз опаснее буржуазного национализма» других народов страны. От русских отделили этнографические массы населения западных регионов для реализации нерусских национальных проектов Украины и Белоруссии, а великороссов оставили именно на положении «населения»: им единственным было отказано в создании своей национальной республики. Центральная союзная республика – РСФСР – была лишь вторым этажом СССР, не являясь, в отличие от всех других, национальным формированием. Так, при торжестве националистической мысли в масштабах всего Союза был найден способ не допустить создания единственно русской нации как несоразмерно большой и традиционно воспринимаемой как вечно опасной для цивилизованного мира.
Распад СССР был абсолютно закономерным явлением. Он был предрешен логикой действия самого механизма: процесс создания нации неизбежно приводит к постановке вопроса о ее суверенитете и независимости. Только добившись их, нация реализует себя, оформляется как полноценный nation-state. Распад СССР не был завершением действия «советской» фабрики наций, а, наоборот, был ее победой, ее утверждением: с конвейера сошла основная партия новых наций. То есть революции в 1991 г. не было, система не сломалась, ничто не рухнуло. Разве что распалось пространство исторической России, но над этим работали все 70 лет. Можно даже сказать, что декабрь 1991 г. – не поражение Советского Союза, а его победа, победа заложенного в нем механизма. СССР распался не из-за того, что был неэффективен (как это нередко пытаются представить). Наоборот, он распался именно из-за своей эффективности как мультинационалистического образования.
Экс-РСФСР, современная Российская Федерация, представляет собой ровно ту же систему национальной политики, что была и в СССР, – она ее в прямом смысле слова продолжает. С отпадением вроде как дозревших до самостоятельной жизни наций в ней остались старые «автономии», в которых процессы нациообразования еще идут, но, хотя и развиваются по нарастающей, все же далеки до завершения. А русские по-прежнему не имеют каких-либо своих органов самоуправления даже на уровне культурной жизни, благодаря чему создание их нации просто невозможно – по крайней мере, до той поры, пока все малые народы РФ не созреют до отделения от «матки». В результате Российская Федерация представляет собой довольно странный политический организм: исторически огрызок империи, она является государством и не архаичным, и не национальным, а потому и по-прежнему не описываемым ни языком западной политологии, ни понятиями старой русской культуры.
Фабрика наций продолжает работу в виде Российской Федерации. РФ – та же фабрика, которая была запущена в 1920-х годах, и работает с тем же успехом. То есть СССР по-прежнему жив в виде Российской Федерации. Но следует понимать, что сам этот механизм настроен не на вечное существование, а только на временную программу производства: на полную переработку населения 1/6 суши по националистическим лекалам.