Наши предки летали куда дальше, чем мы знаем и помним. И когда ад взорвался им в лицо и, казалось, их цивилизация разваливается на части, они залатали ее с помощью Империи. И превратили Империю в работающий механизм.
А мы… Мы потеряли волю к жизни. Слишком уж долго нам жилось легко и приятно. И потому-то мерсейцы уже стоят на границах у Бетельгейзе, отовсюду прут варварские орды, которые рвутся в цивилизованные миры… И чего я-то беспокоюсь? Ведь если когда-то карьера на Флоте казалась мне блестящей, то теперь, когда мне показали задники декораций, я с наслаждением готов заняться чем-нибудь другим…»
Тут Флэндри остановила какая-то женщина. Надо полагать, она явилась сюда по служебному делу, так как здешние гражданские служащие вряд ли легко отделались бы, будь они одеты в такой почти прозрачный лоскут радуги. Впрочем, она казалась почти что специально созданной для такого рода одежды.
— Извините меня, — сказала она. — Не можете ли вы сказать, как мне найти кабинет капитана Юань Ли? Боюсь, я безнадежно заблудилась.
Флэндри поклонился.
— Разумеется, миледи. — Поскольку он всякий раз, когда возвращался на Терру, являлся туда, теперь ему не составило труда провести ее к капитану. — Скажите ему, что лейтенант-коммандер Флэндри считает его счастливчиком.
Ее ресницы дрогнули.
— О, сэр! — Она дотронулась до эмблемы на его груди: звезда с широко открытым оком. — Я ведь поняла, что вы из разведки. Поэтому и остановила вас. Это так интересно… Я хотела бы…
Флэндри расплылся в широкой улыбке:
— Что ж, поскольку мы оба знакомы с дорогим Юань Ли… Они обменялись именами и адресами. Красотка ушла, покачивая бедрами, Флэндри же двинулся дальше.
Настроение у него чудесным образом улучшилось. «В конце концов, другая работа может оказаться еще более занудливой. — Он достиг нужной шахты. — Вот тут я сяду». Вступив в портал, он с удовольствием отдался в объятия негагравитационного поля, поднявшего его в высшие сферы.
Вернее будет сказать, Флэндри попытался расслабиться, но не преуспел в этом деле на все сто. Хороша девчонка или нет, а офицеру, только что произведенному в чин лейтенанта-коммандера и вызванному к заместителю начальника Оперативного управления, лучше иметь язык на привязи, а ладони — чуть влажными от страха Божьего.
Ухватившись за поручень, Флэндри вынырнул на 97 этаже и поспешил по коридору. Здесь господствовала тишина. Редкие приглушенные голоса да иногда слабый гул какой-то машины только подчеркивали могильное молчание, царившее среди этих суровых стен. Все офицеры, которых он встречал, были гораздо старше его по чину, их глаза не замечали Флэндри, их мысли витали где-то среди далеких-далеких солнц.
Когда он достиг дверей кабинета Хераскова, в приемной вместо секретаря оказались сканер и микрофон, соединенные с компьютером столь низкого ранга, что его вряд ли можно было назвать «мозгом». Впрочем, большего и не требовалось. Все маловажное было отфильтровано на предшествующих стадиях. Флэндри пришлось минут пять ждать, пока компьютер не велел ему пройти во внутреннюю дверь.
Комната, куда он попал, была большая, с высоким потолком и с великолепным ковром во весь пол. В одном углу стоял инфотривер с огромным видеофоном, в другом — маленький автомат с освежительными напитками. На стенах висели три-четыре картины и столько же полок с сувенирами былых побед. Задняя стена представляла собой большой экран. В данный момент на нем красовалось изображение Юпитера, снятое с приближающегося космического корабля, изображение настолько яркое, что попадавшие сюда впервые посетители надолго теряли дар речи. Флэндри замер по стойке «смирно» возле колоссального письменного стола и отдал честь, от усердия чуть не вывихнув руку.
— Лейтенант-коммандер Доминик Флэндри прибыл по вашему приказу, сэр.
Человек, сидевший за столом, тоже был одет в будничную форму. Он не носил никаких наград, которые, должно быть, могли бы укрыть всю его грудь, кроме скромного бриллианта, свидетельствовавшего о рыцарском звании, каковое получить было потруднее, нежели титул герцога или графа. Однако туманность и звезда на его погонах сияли куда ярче окруженной кольцом планеты на плече Флэндри. Человек был невысок, широкоплеч, имел лицо, напоминавшее морду обиженного мопса, под жестким ежиком седеющих волос. Сердце Флэндри забилось сильнее.
— Вольно, — уронил вице-адмирал сэр Илья Херасков. — Садитесь. Курите? — Он пододвинул Флэндри коробку сигар.
— Спасибо, сэр. — Флэндри все еще не пришел в себя. Он взял сигару и долго раскуривал ее, пока кресло принимало форму его напряженных мускулов, намекая, что посетитель может немного расслабиться. — Адмирал слишком добр. Не думаю, что существует лучший сорт, нежели «Южная корона». — По правде говоря, Флэндри мог бы назвать с десяток лучших, но и этот недурен. Дым мигом кусанул его за язык, а затем крутым облаком вышел через ноздри.
— Может, хотите кофе? — предложил хозяин, командовавший миллионом агентов в Империи и за ее пределами. — А может, чай или джаин?
— Нет, благодарю вас, сэр.
Херасков изучал Флэндри устало и как бы извиняясь, но Флэндри чувствовал себя так, словно его просвечивают рентгеновскими лучами.
— Я прошу извинить меня, что пришлось прервать ваш отпуск без предупреждения, лейтенант-коммандер, — продолжал адмирал. — Надо полагать, у вас были задуманы великолепные развлечения. Вижу, вы даже лицо изменили.
Они никогда не встречались. Флэндри заставил себя выдавить улыбку.
— Да, конечно, сэр. То, которым меня наградили предки, мне успело изрядно поднадоесть. И уж раз я отправлялся на Терру, где биоскульптура распространена так же, как пользование макияжем… — Он пожал плечами.
Но изучающий взгляд не отрывался от него. Херасков видел перед собой атлета ростом 184 сантиметра, широкоплечего, с узкими бедрами. По белым ухоженным рукам можно было догадаться, что их хозяину осточертели долгие часы, которые ему приходится тратить на поддержание кошачьей мягкости кистей. На лице выделялись явно подновленные черты — прямой нос, высокие скулы, глубокая ямка на подбородке. Подвижный рот, глаза, меняющие цвет в зависимости от освещения, а также чуть изогнутые брови были явно унаследованными. В разговоре звучала несколько аффектированная манера растягивать слова.
— Без сомнения, вы удивляетесь, почему именно ваше имя было выбрано из списка личного состава? — спросил Херасков. — И почему вас вызвали сюда, а не к вашему непосредственному начальнику — капитану Юань Ли?
— Да, сэр. Мне кажется, я ничем не заслужил вашего внимания.
— Похоже, вы к этому и не стремились. — В усмешке Хераскова особого юмора не ощущалось. — И тем не менее вы его удостоились. — Адмирал откинулся на спинку кресла, скрестил короткие крепкие ноги и сцепил волосатые пальцы рук. — Что ж, отвечу на ваши вопросы.
Во-первых, почему именно вы — скромный офицер — избраны из десятков тысяч таких же? Пожалуй, скажу, если ваше самомнение еще не успело уведомить вас об этом, что на определенном уровне нашего Управления вы вовсе не так уж и незаметны. Если бы дело обстояло иначе, то вы не получили бы свой нынешний чин в столь юные годы. Нет, мы заинтересовались вами еще со времен Старкадского дела. Оно было спущено на тормозах, но его отнюдь не забыли. Последовавший за этим перевод вас в разведку дал небезынтересные последствия. — Тут Флэндри с трудом подавил чувство тревоги, а Херасков опять хмыкнул — будто лязгнули ржавые цепи. — Мы узнали кое-какие факты, которые вы утаили от нас. Можете не беспокоиться… пока. Компетентных людей в наше время ничтожно мало, так что Службе приходится на некоторые эскапады смотреть сквозь пальцы. Вы либо погибнете, либо совершите нечто такое, что заставит нас заняться вами, либо и в самом деле пойдете очень далеко.
Прежде чем продолжить, адмирал перевел дыхание.
— Для нынешнего дела нам требуется темная лошадка. Я не разглашу важных секретов, если скажу, что последний мерсейский кризис гораздо хуже, чем правительство сообщает своим подданным. Эта штука может оказаться для нас бомбой замедленного действия. Но я думаю, нам все же удастся разрядить ее. На этот раз Империя действует быстро и решительно. Но ситуация требует, чтобы мы держали основные силы своих флотов на их границе, пока мерсейцы не поймут, что мы шутки шутить не намерены и Джиханнатом овладеть им не позволим. Разведывательные операции достигли там таких масштабов, что Службе пришлось начисто забрать опытных полевых агентов из других мест.
А между тем совсем в противоположном конце территории, находящейся под нашим суверенитетом, возникло новое осложнение. Потенциально худшее, чем какие-то единичные стычки с Мерсейей. — Херасков поднял руку. — Не воображайте, что вы будете единственным, кого мы посылаем туда, не предполагайте и того, что можете добавить к нашим усилиям больше какого-нибудь кванта энергии. И все же при существующей напряженности каждый лишний квант может оказаться бесценным. Может быть, для вас лично это большая неприятность, но для Империи удача, что вы прибыли на Терру неделю назад. Когда я запросил Кадры, кто из обладающих нужными качествами офицеров в данное время имеется в наличии, то ваше личное дело оказалось среди дюжины других дел, которые мне были присланы.
Флэндри выжидательно молчал.
Херасков резко наклонился вперед. Последние остатки добродушия исчезли. Суровый и не очень приятный человек произнес:
— Если же вас интересует, почему вы вызваны ко мне лично, то причиной тому то обстоятельство, что это единственное место, где нет «жучков», а вы — единственный человек, который, по моему мнению, не способен воткнуть мне нож в спину. Я уже говорил вам, что мы нуждаемся в темной лошадке. В дополнение скажу, что если вы начнете шляться повсюду и горланить о том, что я вам сейчас доверю, то моя карьера рухнет, а меня самого скорее всего либо расстреляют, либо продадут в рабство. И все же придется рискнуть. Если вам не будет предельно ясна ситуация, то нечего вас туда и посылать.
Флэндри осторожно откликнулся:
— Я очень квалифицированный лжец, сэр, поэтому будет лучше, если вы поверите моему слову, не заставляя меня распинаться о том, что я не болтун.
— Ха! — Херасков молчал несколько секунд. Затем вскочил с кресла и стал ходить взад и вперед, стуча кулаком одной руки по открытой ладони другой. Теперь слова лились из него ручьем.
— Вас тут тогда не было. После Старкада ваши посещения Терры ограничивались только нуждами переподготовки и прочим в том же роде. И вообще вы были слишком заняты, чтоб следить за придворными интригами. О, скандалы, грязные анекдоты, шуточки, это — да, это вы слыхали. Да и кто этого не слыхал? Но новости, имеющие жизненное значение… Разрешите, я кратко введу вас в курс дела.
Уже три года прошло с тех пор, как бедный император Георгиос умер, а Джосип III вступил на трон. Все знают, каков этот Джосип: слишком слаб и туп, чтоб его жестокость могла приносить ожидаемые результаты. Мы все считали, что вдовствующая императрица, пока будет жива, сможет держать его на коротком поводке. А он, по всей видимости, не мог пережить ее надолго, ежели учитывать, как он издевается над своим организмом. Детей он иметь не хочет — куда ему! И Политический Совет, и Генеральный штаб, и Служба внутренних дел, и офицерский корпус, и аристократия Солнечной системы, все они имеют в своих радах больше прохвостов и бездарей, чем в прошлые времена, но некоторое число порядочных людей там все же сохранилось… очень немного…
Я ведь ничего нового вам пока не рассказал, верно? — Флэндри еле-еле успел отрицательно качнуть головой. Херасков снова забегал по кабинету, продолжая говорить. — Уверен, что вы, как и большинство информированных граждан, сделали для себя определенные выводы. Империя так огромна, что один-единственный человек не в состоянии нанести ей непоправимый ущерб, каким бы всемогущим он теоретически ни казался. Что касается вреда от Джосипа, то он скорее всего распространится на кучку придворных, политиканов, плутократов и прочего сброда на Терре и поблизости от нее, так что потеря будет невелика. Мы пережили и не таких поганых императоров.
Заключение вполне логичное. И верное… в определенном смысле. Но все же недостаточно верное. Даже мы — столь близкие к источнику могущества — и то были захвачены врасплох Аароном Снелундом. Слыхали когда-нибудь о нем?
— Нет, сэр. Не слыхал, сэр, — ответил Флэндри.
— Средства массовой информации о нем помалкивают, объяснил Херасков. — Цензура на этой планете пока еще работает, даже если все остальное и пробуксовывает. Двор его знает, люди вроде меня — тоже, но, видимо, даже наши сведения были далеко не полны.
Детали вы узнаете позже. А пока я дам вам факты, которые хранятся в тайне от публики. Родился он тридцать четыре года назад на Венере от матери-проститутки и неизвестного отца. Произошло это в Сублюцифере, где ты либо рано обучаешься быть беспощадным, либо пускаешь пузыри и идешь на дно. Аарон был не глуп, талантлив и очарователен, если брал на себя труд произвести такое впечатление. На втором десятке он оказался уже здесь — на Терре, подвизаясь на мелких ролях в театре сенсей. Теперь-то — задним числом — я понимаю, какие он вынашивал планы, как скрупулезно изучал вкусы Джосипа, как вложил все средства в создание биоскульптурного образа, а время — в изучение нужной манеры поведения. Когда они встретились, все сработало четко… как сила тяготения. К двадцати пяти годам Аарон Снелунд из жалкого мальчонки-педераста превратился во всесильного фаворита наследного принца. Его дальнейшие шаги заключались в том, чтобы избавиться от людей, занимающих ключевые позиции, и передать их тем, кто лизал задницу самому Снелунду.
Тогда возникла оппозиция. И дело тут было не в одной ревности. Честных людей волновала мысль, что Снелунд может стать движущей силой за кулисами Империи, когда на трон взойдет Джосип. До нас стали доходить слухи о тайной подготовке убийства. Не знаю, испугались ли они оба — Джосип и Снелунд, — или же Снелунд почуял опасность и решил ее предотвратить. Во всяком случае, они встревожились.
Георгиос умер внезапно, как вы помните. А через неделю Джосип сделал Снелунда виконтом и назначил губернатором сектора альфы Креста. Вы понимаете, в чем тут была главная хитрость? Присвоение более высокого титула могло бы вызвать бурю, но виконты идут по пятачку за пучок в базарный день. Однако такого титула вполне достаточно, чтоб получить назначение на пост губернатора огромного пространства. Есть сектора слишком богатые, есть слишком могучие, есть слишком близкие к Терре, есть важные в каких-то других отношениях, так что Политический Совет ни за что не потерпел бы там человека, которому доверять нельзя.
Ну а альфа Креста — дело другое!
Херасков щелкнул переключателем. Флюоропанели погасли. Ошеломляющая картина Юпитера — огромного и опоясанного хороводом лун — исчезла. На ее месте появились трехмерные изображения главных звездных систем Империи. Возможно, ярость Хераскова требовала, чтобы нашлось хоть что-то, во что можно было бы ткнуть пальцем. Его коренастая фигура четко рисовалась на фоне звездной россыпи.
— Бетельгейзе… — Он ткнул пальцем в красную пылающую точку, изображающую гигантское солнце, доминирующее в пограничном пространстве между империями Терры и Мерсейи. — Здесь нам угрожает война. Ну а теперь альфа Южного Креста.
Рука Хераскова описала дугу почти в сто градусов против часовой стрелки. Другая снова щелкнула переключателем, сместив изображение почти на семьдесят градусов к югу. Ярко вспыхнули гиганты типа В на противоположном конце терранских владений — близнецы альфы и одинокое солнце бета Южного Креста. А за ними ничего увидеть было нельзя, кроме мрака. И дело было вовсе не в том, что космос в тех краях менее густо засеян звездами, а в том, что тут кончалась власть Терры и дальше лежали области, заселенные дикарями и воинственными варварами, которые слишком рано получили в свое распоряжение космические корабли и атомное оружие. Именно поэтому там и царила тьма.
Херасков обвел пальцем почти цилиндрический контур формы этого сектора.
— Именно здесь, — сказал он, — вернее всего и произойдет взрыв.
Флэндри осмелился нарушить тяжелое молчание, воцарившееся после этих слов.
— Адмирал предполагает, что дикие народы снова готовы вторгнуться к нам? Но, сэр, мне казалось, что там все под контролем. После битвы… хм… я забыл ее название, но разве там не произошло сражения…
— Сорок три года назад. — Плечи Хераскова опустились. — Слишком уж огромна эта вселенная, — продолжал он устало, — ни один мозг и ни один вид мыслящих существ не могут впитать в себя все знания о ней. Поэтому нам пришлось позволить дурным семенам прорасти, а теперь уже поздно говорить об этом.