Ни один из дидонцев не был в комплекте. Один хииш состоял из рукаса и ногаса, два рукаса отправились собирать ягоды, три крылоса взмыли в воздух — на разведку. Отдельные части единств могли выполнять простые задачи и хорошо понимали необходимость объединения, когда таковая наступала.
Ногасы легко несли на себе, помимо того, что было произведено рукасами — копий, луков и боевых топоров, — еще и грузы из космической шлюпки. Освобожденные от такой тяжести люди легко обгоняли пасущихся четвероногих. Отсутствие опасности и невозможность заблудиться позволили Флэндри дать своим людям распоряжение помочь рукасам в сборе продовольствия. Теперь они рассыпались где-то по склону холма.
Оставив его тем самым наедине с Кэтрин.
Он ощущал ее присутствие всем телом. Изгиб груди и бедер под комбинезоном; свободную, покачивающуюся походку; локоны, то развеваемые ветром, то липнущие к загорелой бронзовой коже; большие зелено-золотые глаза; запах теплой плоти… Он немедленно переменил тему разговора:
— А присуща ли дидонцам… хм… естественная пантеистическая концепция?
— Не более, чем людям присуща естественная монотеистическая концепция, — ответила Кэтрин. — Некоторые почитают самую коммуну как Единство, отличное от всего остального мира, включая в него и прочие коммуны. Их обряды напоминают мне о человеческих толпах, прославляющих свои государства и их вождей. Подобный культ связан с воинственностью и жестокостью. — Она показала на горные пики, смутно рисующиеся в вышине. — Боюсь, что нам предстоит переход именно по территории такого общества. Именно поэтому в Ревущем Камне так настороженно отнеслись к нашему путешествию. Слухи-то путешествуют независимо от странствий самих хиишей. Мне пришлось напомнить Многомудрому о нашем огнестрельном оружии.
— Народ, который не боится смерти, — опасный противник, — сказал Флэндри. — Однако я сомневаюсь, чтобы дидонцам нравилось терять свои части. Кроме того, хиишам должно быть присуще желание избежать боли.
Кэтрин улыбнулась:
— Вы быстро обучаетесь. Из вас получился бы первоклассный ксенолог.
Он пожал плечами:
— Мне по своим делам приходилось немало контактировать с другими расами. И я убедился, что мы — люди — самый странный народ. Впрочем, ваши дидонцы нам почти не уступают. Вам что-нибудь известно о их происхождении?
— Да. Проводились кое-какие палеонтологические изыскания. Но очень скромные. Почему-то всегда получается, что на войну деньги находятся, а на все остальное — нет. Может быть, первое обуславливает второе?
— Сомневаюсь. Думаю, люди просто любят воевать.
— Когда-нибудь они об этом пожалеют.
— В вас говорит слабость веры в блистательное качество мужчин — игнорировать то, что история кричит им во весь голос, — ответил Флэндри. И немедленно, пока мысли Кэтрин не обратились к Хью Мак-Кормаку, который возжелал реформировать Империю, он продолжил: — Впрочем, ископаемые остатки куда более жизнерадостная проблема. Так как же насчет эволюции на Дидоне?
— Насколько можно судить, имел место очень длительный жаркий период — возможно, в несколько миллионов лет. Предки ногасов кормились сочными растениями, которых из-за засухи стало мало. Предполагается, что ногасы стали собираться вблизи еще остававшихся деревьев, чтобы собирать листву, которую бросали на землю древние рукасы, очищая сорванные плоды. Примерно тогда же у ногасов установились контакты с пракрылосами, примерно того же типа, который возникает у птиц, выбирающих насекомых из шкур млекопитающих. Деревья тоже стали вымирать. Крылосы же были способны издалека выискивать зелень и направляли туда ногасов. Следовавшие за ними по пятам рукасы получали защиту, за которую платили тем, что обрывали листву и бросали ее на землю.
В конце концов некоторые из этих животных добрались до восточных пределов континента Барка. Их миграции были вызваны отвратительным паразитом — гигантским клещом, который не только сосал кровь, но и заражал ее вирусом, из-за которого раны не заживали днями и даже неделями. Древние ногасы были ростом меньше современных и имели гораздо более тонкую шкуру. Они сильно страдали от клещей. Вполне возможно, что рукасы и крылосы помогали им освободиться от паразитов, вылавливая и поедая последних. Но тогда же, вероятно, они научились и сами сосать кровь ногасов, чтобы хоть как-то обогатить свою скудную диету.
— Отсюда я могу и сам домыслить все остальное, — прервал ее Флэндри, — включая обмен гормонами, выгодный для всех и сцементировавший создавшееся сообщество. Еще счастье, что какой-нибудь одиночный организм в те ранние времена не развил в себе сознания, иначе он наверняка бы уничтожил это неуклюжее трехчленное симбиотическое сообщество еще на начальных стадиях существования. Но теперь симбиоз явно работает. Заманчивые возможности для цивилизации.
— Мы их почти не знакомили с достижениями нашей, — ответила Кэтрин. — И не только потому, что хотим изучать их такими, какие они есть. Мы просто не знаем, что для них хорошо, а что может закончиться катастрофой.
— Боюсь, такие вещи познаются только методом проб и ошибок, — задумчиво сказал Флэндри. — Хотелось бы мне понаблюдать процесс воспитания дидонцев, начиная со дня рождения, в технологическом обществе…
— А почему бы не попробовать воспитывать наших детей среди дидонцев? — вспыхнула Кэтрин.
— Извините. — Ты и в негодовании прекрасна. — Я просто неудачно сболтнул. На практике я такого ни за какие коврижки не сделал бы. Сам нагляделся на печальные результаты сходных опытов. А кроме того, я забыл, что они ваши друзья.
«Но какая мысль!»
— Я тоже хотел бы стать их другом, — продолжал Флэндри. — Нам предстоит идти вместе с ними еще два-три месяца, а в лагере свободное время просто некуда девать. Почему бы вам не поучить меня их языку?
Она поглядела на него в изумлении.
— Вы это серьезно, Доминик?
— Еще как! Только я не обещаю сохранить эти знания на всю жизнь. Моя голова и без того забита как паутиной всякого рода информацией. Но сейчас мне бы очень хотелось научиться разговаривать с ними напрямую. В какой-то степени это нас подстрахует. И кто знает, а вдруг я выдам какую-нибудь хилую гипотезу насчет аборигенов, слишком заумную, чтоб она могла родиться в голове энейца?
Кэтрин положила руку на плечо Флэндри. Жест был типичен для нее. Она любила касаться тех, кто ей нравился.
— Вы не похожи на имперца, Доминик, — сказала она. — Вы наш.
— Даже если и так… — начал он смущенно.
— Ну почему вы на стороне Джосипа? Вы же знаете, каков он есть? Вы же видели его приятелей вроде Снелунда, который вскоре подменит его во всем, только что не будет именоваться императором. Почему же вы не присоединитесь к нам, кто той же породы, что и вы?
Он-то знал почему, начиная хотя бы с того, что он не верил в успех революции; было множество и других причин. Но не говорить же ей об этом в такой восхитительно волшебный день!
— Возможно, вам и удалось бы обратить меня, — ответил он. — А пока — как насчет уроков?
— Разумеется, разумеется.
Флэндри не мог запретить своим людям слушать, поскольку некоторые из них проявили большой интерес к занятиям. Использовав все свои немалые способности, он быстро опередил их, вызвав тем самым скуку, так что слушатели вскоре разошлись. После этого он на целые часы овладел вниманием Кэтрин… Теперь он игнорировал ревнивые взгляды, но и сам не чувствовал ревности, когда она оживленно болтала с кем-то из рядовых или присоединялась к кружку любителей попеть возле костра.
Не взволновало его и то, что сержант Роббинс вернулся с экскурсии, в которую отправился вместе с Кэтрин, чтобы поискать съедобные растения, с большим фингалом под глазом и чрезвычайно глупым видом. Она вернулась немного позже, совершенно спокойная, и обращалась с Роббинсом так, будто между ними ничего не произошло. Должно быть, это событие широко обсуждалось, так как никакие новые инциденты такого рода места не имели.
Успехи Флэндри в языке поражали Кэтрин. Помимо того что он имел нужные для этого гены, Флэндри в свое время прошел предельно крутые курсы в разведывательных подразделениях по лингвистике и металингвистике, семантике и метасемантике и усвоил массу фокусов по части концентрации внимания и умения запоминать. Тогда его обучили тому, как надо учиться. Вряд ли многие гражданские ученые имели подобную подготовку. У них просто не было нужды в том, в чем постоянно нуждались оперативные агенты. Через неделю Флэндри уже освоил структуру языка общины Ревущего Камня и человеческого пиджина… положив на это немало труда, ибо разум дидонцев был ему совершенно чужд. А может, все-таки не совсем чужд? Изучив основы грамматики и накопив некоторый словарный запас, Флэндри подкрепил уроки Кэтрин беседами с Открывателем Пещер. Сначала получалось нечто чудовищное, но через несколько недель он достиг уже такой стадии, когда мог вести настоящий разговор. Дидонец тоже заинтересовался им и Кэтрин, поскольку рассматривал их как хииш. Она с удовольствием принимала участие в их разговорах, что Флэндри нисколько не стесняло. Открыватель Пещер обладал более авантюрным складом характера, чем остальные. И личность этого хииша тоже была куда ярче, чем у тех единств, которые комплектовались из остальных ногасов, рукасов и крылосов, имевшихся в отряде дидонцев. Дома — в Ревущем Камне — Открыватель Пещер охотился, рубил деревья, а когда других дел не было, отправлялся в свои отважные вылазки. Ежегодно хииш бывал на озере, именовавшимся Золотым, где менее продвинутые общины устраивали что-то вроде ярмарки. Там он выменивал металлические изделия на меха и сушеные фрукты. Там же его ногас привык встречаться с рукасом из хииша из одних мест и крылосом из других, образуя единство по имени Плотогон. В Ревущем Камне, помимо Многомудрого, ногас и рукас Открывателя Пещер входили в состав Великого Песнопевца, а крылос (она) — в Водителя Хороводов; рукас же хииша — в состав Пивовара. Кроме того, все они время от времени включались в случайные единства, созданные по какому-то особому случаю.
Никто из них не соединялся (кроме как в экстренных ситуациях) с кем попало. Зачем терять время какой-то части хииша, соединяясь с менее одаренными, если она может находиться в составе выдающегося единства? Качественные различия в хиишах, возможно и не очень большие, все же реально существовали в Ревущем Камне в виде «первых семей» и «пролей». При этом там нет ни зависти, ни снобизма. В таких отношениях правит прагматика. А альтруизм настолько встроен в жизнь общины, что как особая концепция даже не существует.
Во всяком случае, таковы были впечатления Кэтрин и Флэндри. Она считала, что может и ошибаться. Как можно проникнуть в психику создания, у которого три мозга, каждый из которых хранит какие-то воспоминания многих других личностей, да еще кое-какие события, случившиеся за много поколений до рождения этого создания?
Если говорить об отдельных элементах хиишей, то ногасы в целом были миролюбивы, хотя Кэтрин утверждала, что они легко возбуждаются и впадают в бешенство. Крылосы легко приходили в волнение и обладали музыкальными способностями: они издавали удивительно чистые музыкальные ноты, сплетая их в дивные узоры. Рукасы — народ беспокойный, любопытный и игривый. Впрочем, все это не больше чем обобщение. Индивидуальные различия очень велики, как и у всех животных с хорошо развитой нервной системой.
Открыватель Пещер обожал исследовать свою вселенную. Сейчас он с трепетом предвкушал волнующее событие — знакомство с Порт-Фредериксеном, и его занимала мысль о возможности путешествия на космическом корабле. После того как этот хииш получил в свое распоряжение кое-какие факты, касающиеся астрономии, ксенологии, галактической политики, его вопросы стали столь глубокими, что Флэндри задумался над тем, не являются ли дидонцы по своим генетическим данным более разумными, чем люди. Возможно, их технологическая отсталость связана с какими-то случайными факторами, которые перестанут действовать, когда обнаружится возможность твердо ступить на путь систематического прогресса?
«Будущее может стать их будущим, а не нашим, — думал Флэндри. — А Кэтрин сказала бы: ну а почему бы ему не стать всеобщим будущим?»
А тем временем отряд шел вперед сквозь дожди и штормы, сквозь туманы и жару, через земли, населенные странными, но не враждебными племенами, пока наконец не вошел в горы, где люди могли насладиться прохладой. Однако дидонцам было зябко и голодно в этой стране скудной растительности, и, несмотря на то что крылосы все время вылетали на разведку, они часто натыкались на непроходимые места, из-за чего всем приходилось возвращаться назад и искать новых путей.
Именно в высокогорной Маурузии их и поджидала засада.
Глава 12
Самый легкий путь к перевалу шел через каньон. За тысячелетия река, вздувающаяся от зимних дождей, прорезала это глубокое ущелье; летом она сильно мелела. Высокие стены каньона создавали защиту от ветра и отражали часть иссушающих лучей. В таких условиях вегетация растений продолжалась тут и в сухой сезон, особенно вдоль русла реки, где наносная почва была и для ног приятней, нежели голый камень в других местах. Соответственно, берег реки, несмотря на многочисленные валуны и извилистость, казался вполне приемлемым путем.
Пейзажи тут были красивые, хотя и мрачные. Река текла по левую руку отряда — широкая, бурая, шумная и опасная, хотя уровень воды уже заметно упал. Ковер однолетних трав покрывал берег; его приглушенные тона оживлялись белыми и красными цветами. Здесь и там были разбросаны искривленные деревья, глубоко запустившие корни в землю и привычные к периодическим наводнениям. Дальше от реки дно каньона становилось голым и бесплодным — черные мрачные скалы, фантастически изгрызенные ветром замки и шпили, возвышающиеся на покрытых осыпями склонах, отдельные базальтовые столбы — палисады. Серое небо, рассеянный свет, не дающий тени и скрывающий от глаза краски и отдельные детали. Вид был ошеломляющий, но воздух для легких землян был приятнее, суше, живительнее.
Два крылоса вились над головами, ведя разведку. Податель Благ был в полном комплекте, все остальные рукасы на своих местах. Люди шли сзади, кроме Кэтрин, Флэндри и Хэвлока. Она двигалась правее, явно глубоко погруженная в какие-то глубоко личные мысли. Этот ландшафт почему-то заставлял ее еще острее тосковать по родному Энею. Командир и мичман старались держаться вне слышимости ушей своих подчиненных.
— Черт побери, сэр, откуда вы взяли, что мы сдадимся в Порт-Фредериксене без драки? — протестовал Хэвлок. — Такие представления делают нашу затею безнадежной и даже рождают изменнические мысли.
Флэндри воздержался от того, чтобы рассказать об известных ему благодаря подслушиванию разговорах. Хэвлок держался с ним менее отстраненно, чем другие, но барьер все же существовал, и Флэндри всячески старался наладить с ним отношения, пока наконец ему не удалось добиться вот такой степени доверительности. Он знал, что на Терре у Хэвлока есть девушка.
— Что ж, мичман, — ответил он, — я не могу ничего обещать по причине того, что никогда не собирался вести вас на верную смерть. Но как вы сами сказали, нас не обязательно ожидает неудача. Почему бы вам не прощупать наших ребят? Я вовсе не требую, чтобы мне кого-то выдавали (потому что и сам кое-что знаю),но вы могли бы выяснить, кто именно… не будем говорить ненадежен — надежны все, но кто, скажем, относится к делу с прохладцей. Вы могли бы деликатно настроить их так, чтобы они поддержали меня, если я приму решение прорываться. Мы обговорим это — вы и я — еще неоднократно на виду у всех или наедине — предпочтительно последнее, чтобы не вызывать подозрений. Мы устроим так, чтобы Кэтрин рассказала подробно о Порт-Фредериксене — всякие мелочи могут оказаться для нас жизненно важными в том деле, которое я надеюсь предпринять.
«Ты, Кэтрин, все равно останешься важнее всего».