Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие - Самбук Ростислав Феодосьевич


Annotation

Роман Р. Самбука "Взрыв" - о работниках советской милиции и прокуратуры, которые раскрывают преступные действия шайки воров и убийц.

Романы В. Кашина "Приговор приведен в исполнение" и "Чужое оружие" - тоже о работниках милиции. Главный герой этих романов - подполковник Коваль - профессионал, влюбленный в свое дело.

Все произведения отличаются остротой сюжета и достоверностью конфликтных ситуаций.

Содержание:

Ростислав Самбук. Взрыв

Владимир Кашин. Приговор приведен в исполнение

Владимир Кашин. Чужое оружие

Ростислав Самбук, Владимир Кашин

Ростислав Самбук

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

Владимир Кашин

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

Вместо эпилога

Владимир Кашин

ИНТРОДУКЦИЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

II

III

IV

V

VI

ГЛАВА ВТОРАЯ

I

II

III

IV

V

VI

VII

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

I

II

III

IV

V

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

II

III

IV

V

VI

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

II

III

IV

V

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

notes

1

Ростислав Самбук, Владимир Кашин

Ростислав Самбук

Взрыв

1

Близилось отправление самолета в Одессу. Объявили посадку, а пассажиры, сдав багаж и зарегистрировав билеты, толпились в небольшом. узком помещении перед выходом на летное поле.

Девушка в ладно подогнанной аэрофлотовской форме, лавируя между пассажирами, направлялась к дверям. Шла она, слегка запрокинув голову, гордо и как-то отчужденно, будто и не улыбалась только что, регистрируя билеты: женщинам приветливо, с едва ощутимым превосходством, а мужчинам кокетливо и чуть вызывающе.

Парень в пестрой рубашке и полинялых джинсах попытался остановить девушку, но та не удостоила его даже взглядом, а он в восхищении бросил приятелю через плечо:

— Чертовка, стоит познакомиться.

Тот ответил рассудительно:

— Пустой номер. Через час будем в Одессе.

— Скоро вернемся…

— За месяц забудешь. На одесских пляжах знаешь сколько таких!

— Жаль пропускать… — Парень подтянул джинсы и поправил рубашку. У него был вид человека, не сомневающегося, что ему должно принадлежать все.

Пожилая женщина, стоящая перед молодыми людьми, недовольно обернулась, видно, хотела сказать что-то осуждающее, но только хмыкнула сердито.

— Осторожно, бабуля… — нагло хохотнул парень в джинсах, он явно хотел поддеть ее, однако женщина лишь вздохнула глубоко и сделала вид, что не заметила обидных слов.

Лысоватый человек, розовощекий и курносый, воровато скосил глаза на крутые девичьи бедра, он не осмелился глянуть выше, но даже этот робкий взгляд не остался без внимания его сухощавой, плоскогрудой и суровой супруги. Она крепко сжала локоть мужа и прошептала угрожающе:

— Куда пялишься?

— Я — ничего… — Он испуганно шмыгнул носом и заверил угодливо: — Ты же знаешь, кроме тебя, для меня никого не существует.

— Вот и смотри на меня! — отрезала супруга.

И муж, демонстрируя свою преданность, поспешил повернуться спиной к девушке.

Седая женщина с модной прической, в шерстяном костюме английского покроя и блузке с высоким воротником смерила девушку в форме внимательным холодным взглядом и, обратившись к соседке, тоже в летах, но полной и краснолицей, процедила сквозь зубы так, что трудно было понять, какой смысл вкладывает в слова:

— Красивая девица, не так ли?

Толстуха презрительно наморщила нос.

— А-а, — махнула рукой, — все мы в таком возрасте были красивыми. Однако не кичились этим.

Седая изучающе глянула на соседку, ироническая улыбка коснулась ее уст. Видно, она ни на секунду не поверила несколько смелому и чересчур категорическому утверждению полной женщины, но не возразила, лишь покачала головой и ответила как-то жалобно:

— Молодость так самоуверенна и так скоротечна. Кто из нас не верил в ее бесконечность?..

— Когда работаешь, да еще дети на руках, некогда о глупостях думать, — не совсем вежливо заметила краснолицая.

Женщина в строгом костюме, вероятно, не согласилась, но спорить не стала.

Девушка в форме исчезла в дверях, не подозревая, какое смятение посеяла в душах пассажиров. Возвратившись тотчас, остановилась на пороге и объявила:

— Граждане пассажиры! В связи с изменившимися метеоусловиями в Одессе вылет переносится на час позже. Прошу пройти в зал ожидания.

Толпа зашумела тревожно и возмущенно, девушка выдержала паузу и объяснила коротко и как-то совсем по- домашнему:

— Понимаете, с моря надвинулся туман, и Одесса не принимает.

Большинство пассажиров, умудренных опытом, уже привыкли к аэрофлотовским неожиданностям и потому быстро смирились с неприятным известием, лишь старушка в темном платке никак не могла успокоиться и причитала в отчаянии:

— Как же так? Меня должны встретить, дала телеграмму, что же будет?

— Подождут, — успокоила ее девушка. — Теперь лето, туманы не застаиваются… — Едва уловимая улыбка мелькнула на ее лице, по-видимому, она не очень-то верила самой себе, как не поверили и бывалые пассажиры. Однако, вопреки логике, они успокоились и вереницей потянулись назад, в аэропортовский зал.

Молодой человек в полинялых джинсах задержался, ожидая приглянувшуюся ему сотрудницу Аэрофлота, но у нее появились провожатые, два пилота, девушка и не посмотрела в его сторону, и парень скривился, будто глотнул чего-то кислого.

В зале аэропорта каждый устроился как мог.

Старушка, тревожившаяся, что ее не встретят, заняла место на скамье у самого выхода — сидела, вскидываясь при каждом объявлении по радио, вероятно, все еще надеялась, что задержка окажется кратковременной.

Высокий мужчина в хорошо сшитом пиджаке и белых, отстроченных, как джинсы, модных брюках коснулся локтем соседа — полного, с большим животом, в вышитой рубашке и нейлоновой шляпе.

— Может?.. — предложил, выразительно щелкнув пальцами. — Составите компанию?

Толстяк заерзал нерешительно.

— В ресторане рассиживаться некогда, — возразил, — а в буфете разве дают?

Высокий похлопал по кожаной сумке, висевшей через плечо:

— Найдем.

— Моя закуска, — охотно согласился толстяк, и они дружно направились к стойке, где вкусно пахло, кофе.

Седая женщина в английском костюме накупила в киоске газет и журналов, нашла свободное кресло под окном, отгородилась от аэрофлотовской суеты газетой, видно, не, думала ни о вынужденной задержке, ни об одесском тумане: счастливая человеческая черта — уметь углубиться в себя, забыв о житейских невзгодах.

Пожилой человек в больших дымчатых очках и с папкой из черной кожи постоял посредине зала, он явно не знал, как и где пристроиться, наконец тоже выбрал кресло у окна, наверно, не терпел безделья — вынул из папки, украшенной бронзовой монограммой, обычную ученическую тетрадь в клеточку и принялся что-то быстро писать в ней, совсем как школьник, не выполнивший домашнего задания и спешащий в последнюю минуту наверстать упущенное.

Парень в полинялых джинсах, окончательно потерявший надежду познакомиться с сотрудницей Аэрофлота, осмотрелся и потянул своего товарища к креслу, где расположилась молодая женщина в таких же поношенных джинсах и полосатой блузке. Он устроился напротив, нагло уставившись на женщину — очевидно, не привык церемониться в таких случаях — и попытался. завести разговор:

— Где-то я вас видел…

Женщина, смерив его презрительным взглядом, отвернулась, однако это совсем не обескуражило парня, он продолжал вкрадчиво:

— Точно, я знаю вас… — Задумался на секунду, вдруг счастливая улыбка озарила его лицо, и он заявил уверенно: — В «Метро», да, встречал в ресторане «Метро», вы там официантка.

— Ну и что?

— Приятно встретить знакомую.

— Нас не знакомили…

— Давайте без церемоний. — Парень протянул руку: — Андрей.

Женщина не подала ему руки, но, чуть запнувшись, назвалась:

— Надя.

Он сразу же пересел в соседнее с ней кресло, видно, не привык терять время, заглянул Наде в глаза и хотел одарить ее одним из банальных комплиментов, которые почему-то благосклонно воспринимают даже умные женщины, но не успел: совсем близко громыхнуло, будто что- то взорвалось или в землю ударила молния. Надя испуганно отшатнулась, и молодой человек, воспользовавшись секундной растерянностью, схватил ее за руку.

— Гроза, — успокоил, — и нечего бояться. — Наклонился к ее уху и зашептал что-то.

Мужчина в сером пиджаке, отгородившись от стойки сумкой, достал еще не начатую бутылку.

— «Арарат», — сказал не без гордости, — видите, коньяк высшего сорта. Нюхали?

Но его партнера в нейлоновой шляпе не обидело это пренебрежительное «нюхали». Спокойно осушил стакан, тыльной стороной ладони вытер губы и изрек:

— Вполне может быть…

Мужчина в сером пиджаке не стерпел такого.

— Оценить вкус этого коньяка может не каждый… — начал поучительно и не без раздражения, но собутыльник прервал его весьма бесцеремонно:

— Согласен. Я говорил то же самое в Марселе, когда французы уверяли нас, что нет лучшего коньяка, чем высокосортный «Мартель».

— В Марселе?.. — не поверил высокий. — Вы?

— Да, мы ездили туда на несколько дней из Парижа.

Владелец коньяка вытаращил глаза; вероятно, не собирался больше угощать этого увальня в нейлоновой шляпе, какие еще носили разве только в отдаленных селах, но невольно проникся уважением, услышав о Марселе, и налил ему снова.

Толстяк взял стакан, понюхал коньяк и сказал вроде бы не по делу:

— Никак, истребитель преодолел звуковой барьер.

Он воспринял взрыв абсолютно безразлично, как и все

пассажиры. Седая женщина не оторвалась от газеты, мужчина в дымчатых очках, увлекшись расчетами, даже и не услышал его, только старуха у выхода тревожно перекрестилась, но сразу же успокоилась и подошла к служащему в аэрофлотовской форме, надеясь, что тот наконец сообщит время вылета в Одессу…

И ни у кого из них — пассажиров самолета, который несколько минут назад должен был взять курс на Одессу — ни на мгновение не возникло и мысли, что этот взрыв касался их всех.

А жизнь в зале ожидания шла своим чередом — молодой человек в джинсах ухаживал за официанткой Надей, двое в буфете закусывали, мужчина в дымчатых очках довольно улыбался, терзая шершавую бумагу ученической тетради золотым пером паркеровской ручки, седая женщина листала «Огонек», — видно, никто, кроме старушки, и не услышал тревожного воя сирены, последовавшего за взрывом.

2

Хаблаку изрядно надоели не очень вкусные борщи и стандартные бифштексы в управленческой столовой, и он решил перекусить в кафе, помещавшемся в подвале одного из соседних домов. Ему нравилось, что к сосискам тут всегда была свежая и; крепкая горчица, а кофе буфетчица Клава — полная, неповоротливая, с грустными и добрыми глазами — варила по- настоящему ароматный. Зная вкус Хаблака, она, не спрашивая, сделала двойной, положила на тарелку сдобную булочку и кекс, улыбнулась ласково, пожелав приятного аппетита. Хаблак подумал, что, вероятно, успех многих дел, изобретений, расчетов зависит и от благожелательного слова, и от улыбки какой-нибудь тети Клавы.

Покончив с сосисками и потянувшись за кофе, он увидел на крутых подвальных ступеньках Леню Кобыша. Лейтенант явно разыскивал его, а увидев, счастливо улыбнулся, но Хаблак сделал вид, что не заметил Кобыша, глотнул кофе и откусил сразу чуть ли не половину кекса, лишь потом поднял глаза на лейтенанта, подвинулся, освобождая место у высокого столика. Но Кобыш энергично махнул рукой и выдохнул ему в самое ухо:

— Сергей, к полковнику. Аллюр — три креста!

Хаблак догадался: случилось что-то серьезное и неотложное. Он допил кофе, аккуратно вытер губы бумажной салфеткой и только тогда направился к выходу, не забыв посоветовать лейтенанту:

— Бери, Леня, две порции сосисок. Чудо: свежие, вкусные…

Вышел степенно, и лейтенант проводил Хаблака затяжным взглядом — он, услышав, что сам полковник Каштанов разыскивает его во время обеденного перерыва, конечно, помчался бы стремглав, а майор Хаблак (майор в тридцать два года, много ли таких?), видно, знал себе цену. И лейтенант с уважением смотрел ему вслед…

Каштанов взглянул на часы, покачал головой и сказал:

— Немедленно в Бориспольский аэропорт…

Хаблак догадывался, что его нашли в кафе не для душеспасительной беседы с полковником, однако попробовал разыграть недоумение:

— Неужели, кроме Хаблака, во всем управлении…

Каштанов предостерегающе поднял руку:

— Нет времени, Сергей. Дробаха уже выехал. Там произошел взрыв. Вероятно, кто-то подложил взрывчатку в багаж, а рейс задержался, вот служба контроля и замешкалась с проверкой багажа. Какой-то мерзавец хотел уничтожить самолет в воздухе, наверно, подсунул в чемодан мину с часовым механизмом. Конечно, — добавил полковник, — эту мину обнаружили бы перед взлетом, если бы не отложили контроль багажа. Короче, кроме Дробахи в Борисполь уже выехал прокурор города. Просил подключить с расследованию именно тебя. Машина внизу.

Собственно, полковник сказал все, и Хаблак понял: нет ни минуты, чтобы позвонить жене и отменить запланированный на вечер поход в кино.

Дробаха уже ожидал его возле выхода из аэровокзала. Увидев майора, он замахал руками, даже поднялся на цыпочки. Это имело бы смысл в толпе, подумал Хаблак, а возле турникетов стояли лишь двое пассажиров, один из них насмешливо посмотрел на Дробаху и сказал, вероятно, что-то колкое. Конечно же, этот тип в черном кожаном пиджаке не знал, что возле него суетится следователь по особо важным делам, да и мог ли он догадаться, что низенький толстяк в поношенном костюме тянет по условной иерархии не ниже, чем на полковника, а может, и выше. Правда, уже через минуту Хаблак понял, что попал впросак, так как, поздоровавшись, Дробаха представил ему мужчину в черном пиджаке:

— Павел Сергеевич Деркач. Вижу, вы незнакомы. Павел Сергеевич из научно-исследовательского института криминалистики. Он — наш эксперт.

Честно говоря, Хаблаку не очень нравились мужи, подвизающиеся в криминалистике, особенно если от них так и веяло самоуверенностью, однако ничем не выказал своего отношения к Деркачу, справедливо рассудив, что внешность и первое впечатление бывают обманчивы.

— Кого ждем? — спросил Хаблак.

— Прокурора, — ответил Дробаха.

Прокурор появился в сопровождении высокого пожилого человека в форме — как выяснилось, начальника аэропорта, — и все направились к площадке, где складывали багаж для контроля перед загрузкой в самолет.

— Сколько пассажиров должно было лететь этим рейсом? — спросил Хаблак у Дробахи.

— Сорок четыре. И учтите, мину подложили в чемодан кому-то из пассажиров. Одному из сорока четырех.

— Конечно, — согласился Хаблак, — какой же дурак сам возьмет ее с собой? Для самоубийства — слишком шикарно. А о том, что контролируется не только ручная кладь, а и весь багаж, преступник не знал.

Дальше