Но в те минуты, когда самолет готовился к отправке, Вася был всего лишь младшим техником.
— Василий, — строго позвал Буров, — надо готовить самолет с вечера, понятно?
Вася, одетый в перемазанный комбинезон, оставил бочку, вытянулся, смущенно усмехнулся:
— Когда ж, Дмитрий Васильевич, готовить? Вы летаете в упор до темноты.
— Прожекторы себе заведите, Ночь‑то длинная.
— Есть, прожекторы завести, — с готовностью согласился Вася.
Наперекор неудачам, Буров решил использовать для полетов все светлое время от зари до зари.
…И в этот же день с заходом солнца, опустившись на аэродром, пилот узнал от Васи, что к ним в поселок приехала девушка «вот на таковских каблучках» — Вася отмерил на крыле самолета сантиметров двадцать перемазанными маслом пальцами. Из дальнейших расспросов пилот понял, что на полигоне появилась Ольга. Горькая обида вновь овладела им, — он мучается целыми днями, а его друг даже не поинтересуется результатами поисков. А теперь Алексею, пожалуй, совсем не будет дела до исчезнувшей ракеты.
Те несколько часов, которые Ольга провела в обществе Гусева в горах и на самолете, внесли в ее жизнь что‑то новое, Ей было хорошо и просто с этим спокойным человеком, который никогда не стремился говорить то, что должно было понравиться собеседнику.
И когда она собиралась ехать на полигон, она с радостью думала о встрече с инженером: что‑то в нем напоминало товарищей по институту. Ольге казалось, что ей будет легче на полигоне, даже если и там начнутся неудачи.
Всеми правдами и неправдами Ольга добилась от отца обещания не меньше восьми часов спать, во–время есть и, подготовив запасный комплект аппаратуры, уехала на полигон. "Через несколько часов езды в автомобиле, сначала по горной дороге, а затем пыльной выжженной степью, постепенно переходившей в песчаную пустыню, Ольга очутилась в поселке.
Молодые люди встретились как давно знакомые товарищи. Они зашагали нога в ногу по улице поселка и незаметно для себя пересекли весь его и оказались рядом с испытательным полем двигателей. Они шли по асфальтированной дороге, с боков которой трепетали и стелились по земле побелевшие на ветру, высушенные солнцем пыльные травинки. Молодые люди поднялись на едва заметный холмик, и когда по другую сторону открылась даль, Ольга, внезапно замолчав, остановилась.
Перед ними простиралась бурая равнина, на краю которой протянулись фиолетовые вечерние силуэты гор. Между горами и тем местом, где стояли они, определялся темный, казалось выгоревший, квадрат с крохотными коробочками одноэтажных домиков — ракетодром. Поодаль от домов возвышалась гладкая, отблескивающая на солнце странная стальная башня, оканчивающаяся необычно вытянутым, отточенным как острие иглы, конусом. Башня эта сама по себе казалась отсюда небольшой, она как бы терялась среди разбежавшейся до самых гор равнины. Но когда необычайное сооружение разглядывали в сравнении с коробками рядом стоявших домиков, оно словно росло па глазах. На вопрос Ольги Гусев сказал, что это ракета, поставленная на хвост вертикально вверх. Девушка никогда не видела ионосферных ракет Гусева и теперь была поражена размерами летательного аппарата — па всей вероятности, высота его достигала шести–семиэтажного дома.
Справа, значительно ближе к ним, неподалеку от застекленного здания, похожего на ангар, на высоких металлических козлах были укреплены какие‑то сигарообразные аппараты.
Ольга хотела спросить, что это такое, как вдруг клокочущая огненная струя вырвалась из одного такого аппарата. Вначале это был сравнительно короткий язык красноватого- пламени. Но вот он начал вытягиваться, сужаться, превратился в огневой вихрь. Клокотанье переросло в грохот, и этот звук повис над пустыней, поглощая все остальные шумы и голоса. Пламя, яростно хлестало, жадно вытягивалось, словно стремясь подобраться ближе к застекленному цеху.
— Испытания нового двигателя, — прокричал инженер в самое ухо Ольги.
Она стояла оглушенная, ошеломленная и не могла отвести взгляд от ревущего пламени. Так вот какой могучей и непокорной силой повелевал стоящий рядом с ней спокойный и сильный человек. И вдруг она подумала, что он еще не до конца властвует над этой силой; она уже слышала, что конструкцию ракет надо совершенствовать.
Когда пламя угасло, они пошли обратно в поселок. И теперь Ольга была молчалива. Она думала о том, сколько тревожных дней было и еще будет в жизни этого инженера — ведь он хочет сам летать в ракете, которую будет двигать та пламенная струя. И она была уверена, что рано или поздно он осуществит задуманное.
И когда Алексей, заметив ее задумчивость, также замолчал, а потом, как‑то вдруг прямо и открыто взглянув на нее, спросил, о чем она думает, девушка робко ответила:
— Не знаю, что вам сказать…
— А я знаю, — неожиданно объявил он.
И оба они рассмеялись и снова, горячо заговорив, пошли дальше. И тогда ей показалось, что впереди все будет хорошо.
Потом они несколько дней работали вместе над чертежами норой установки в ракете — с приборами для регистрации космических лучей, Ольга ежедневно стала появляться в цехах, следя за изготовлением необходимых приспособлений.
К вечеру, окончив все дела в конструкторской и в мастерских, они садились в машину и отправлялись в пустыню.
Прошло еще несколько дней в бесплодных поисках аппарата инженера Гусева.
Вначале Ольга находилась в состоянии радостного оживления. Ей казалось, что теперь ее работа будет выполнена без особых затруднений. Надо только дождаться полета ракеты с приборами.
Но чем дольше жила она на полигоне в ожидании опытов с ракетой, чем больше знакомилась с жизнью института, тем все чаще задумывалась над вопросом, необычайно волновавшим ее. Из разговоров с Гусевым, из услышанных ею в цехах споров она поняла, что здесь, в этом институте среди пустыни, поиски людей не менее напряженны, чем там, где работала она. В горах после первых неудач ей начало казаться, что избранная ею отрасль науки особенно сложна и запутана. Теперь же она начинала понимать, что и здесь, в пустыне, люди упорно бьются над разрешением тайн ракетных полетов и очень часто останавливаются перед какой‑нибудь загадкой. Одной из таких загадок было, например, исчезновение ракеты.
Однажды Гусев сказал ей, что идея использовать ракету для окончательного раскрытия тайны «настоящих», первичных, космических лучей, пожалуй, будет способствовать осуществлению давно задуманного им плана — лететь самому в ракете. Ведь решение проблемы космических лучей очень важно для науки, ради этого могут согласиться на риск полета человека в ракете, тем более, что по мнению его, Гусева, риск не так уж велик.
После этого разговора Ольга вдруг вспомнила картину работающих реактивных двигателей, увиденную в день ее прибытия на полигоне, и то чувство, которое тогда охватило ее. Через тяжелые испытания решил пройти Гусев. Откуда у него столько сил? Она вспомнила, каким ударом были для нее неудачи с шарами–зондами. Но ведь эти и дальнейшие ее работы никак не связаны с личным риском для нее. А здесь неизвестно куда исчезла ракета, и этот спокойный сильный человек все‑таки говорит, что самое заветное его желание лететь в ракете самому. Ольга убеждала себя, что она должна до конца разобраться во всем этом, понять те чувства, которые руководят инженером. Она, молодой, едва начинающий свой путь исследователь, должна все это понять, чтобы суметь так же как и он мужественно встречать неудачи, не падать духом в самые критические минуты. Она чувствовала, что сейчас столкнулась с самой жизнью, и хотела учиться у этой невыдуманной, неприкрашенной жизни, чтобы стать сильнее в борьбе.
И еще она чувствовала, что в надвигающихся событиях она не останется посторонним наблюдателем. Гусев сказал, что исследования космических лучей помогут ему добиться разрешения на полет в ракете. И ей становилось немного страшно от всего этого: столько здесь споров об этих полетах, столько разных мнений, и вот приехала она и помимо воли еще больше обострила события со своими космическими лучами. Может быть, и в самом деле идея Гусева слишком необдуманна, опасна!
Когда Ольга впервые услышала о планах Гусева, она восторженно приветствовала их. Осуществить то, о чем когда‑то мечтал Циолковский, совершить перелет, о котором говорил Чкалов, — это было дерзко и смело. Но теперь Ольгу охватила тревога: разве мало ему того, что ракеты забираются на огромную высоту и автоматически передают по радио обо всем, что там происходит? Минуют годы, техника продвинется вперед, — и тогда люди полетят вокруг земного шара на огромной высоте с невиданной скоростью. Но сейчас еще слишком рано…
Раздумывая так, она с душевным трепетом вспоминала о том, что вот одна из ракет исчезла, словно растворилась в воздухе, как бы превратилась в ничто, и люди даже не в состоянии объяснить, как это могло случиться.
И тогда стремление разобраться во всем происходящем и понять смысл событий, понять внутренний мир Гусева, заставило девушку подробно ознакомиться с конструкцией ракеты. Она с новым особенным интересом проводила многие часы в сборочных цехах, расспрашивая инженеров и техников о всех деталях устройства аппарата.
Ракета в собранном виде представляла собой необычайно вытянутую сигару с остро отточенным носом. Эта форма и подала мысль назвать ракету «Иглой». Правда «Игла» была необыкновенных размеров, длиною почти три десятка метров. С внешней стороны корпус «Иглы» был отполирован до зеркального блеска для того, чтобы уменьшить трение о воздух и нагревание аппарата.
Летательный аппарат был оборудован особыми устройствами, предохранявшими его от столкновения с метеоритами и защищавшими от возможного на больших высотах нежелательного воздействия космических лучей. В носовой части ракеты располагались приборы для изучения верхних слоев атмосферы. Здесь предполагалось установить новые регистраторы космических лучей, привезенные Ольгой. В этом же отсеке помещались приборы, автоматически управлявшие полетом ракеты.
Вслед за носовой камерой располагалось помещение, где должны были в будущем находиться пилоты «Иглы». Ольга особенно внимательно изучала чертежи этой части ракеты (очередной аппарат еще не был собран, и поэтому приходилось пока что ограничиться знакомством с чертежами). Это было значительных размеров помещение, где могли свободно разместиться два–три человека. В стенках отсека имелись иллюминаторы с жаростойкими толстыми стеклами. На небольшом пульте, вделанном в переборку, размещались сигнальные лампочки и кнопки, с помощью которых когда‑нибудь отважный пилот будет управлять этим скоростным кораблем.
Все остальные части корпуса занимал двигатель и запасы топлива. Гусев применил на своей ракете реактивный двигатель самой последней конструкции. От прежних типов он отличался не новым принципом действия, а тем, что в нем использовался особый вид топлива, вошедший в употребление совсем недавно. Во время сгорания этого топлива происходили особые сложные реакции. Таким образом это «топливо» значительно отличалось от обычных веществ, используемых при производстве атомной энергии в урановых котлах, — им легко было управлять.
Главным препятствием на пути Гусева была недостаточная изученность работы подобных новых реактивных двигателей. При испытании на земле все шло чрезвычайно гладко: последние конструкции двигателей работали безотказно. В полетах же иногда двигатель выходил из‑под власти автоматических приборов, управлявших его работой. Случалось, что двигатель вдруг «отказывался» прекратить работу или выключался.
Он пытался воспроизвести в лаборатории те условия, в какие попадал двигатель на больших высотах и при больших скоростях, но в данном случае, по всей вероятности, лаборатория не могла заменить жизни. И вот тогда‑то, убедившись в этом факте, Гусев решил, что если он хочет продвинуться вперед, он должен выйти из стен лаборатории в самую жизнь и изучить ее. Иными словами, он должен сам лететь в ракете и там в реальных условиях настоящего полета выяснить то, что не удавалось установить в лаборатории.
Ольга готова была поверить в преодолимость этого последнего препятствия. Она убеждала себя, что сейчас нет ничего невозможного для науки и техники, все дело только в сроках. Девушка чувствовала в Гусеве внутреннюю силу и верила в эту силу. Даже неудача, повергающая в отчаяние, должна родить в таком человеке новую вспышку энергии. Ольга представляла себе, каким он может быть в такое время: суровым, молчаливым, ни минуты не отдыхающим вплоть до того момента, пока не будет разгадана причина неудачи и найден новый путь вперед.
Но почему же сейчас в нем нет ничего этого? Он спокоен, добродушен, его не интересует загадочная гибель созданной им сложнейшей машины. Неужели он не понимает всю трагичность положения?
И вдруг Ольга подумала о том,, что, может быть, он что‑то скрывает под маской добродушия и спокойствия. Может быть, катастрофа непомерно велика, так беспощадна, что инженер просто не хочет, чтобы посторонние поняли ее значение. Он ведет себя так, как будто бы знает наверное, что никаких следов ракеты все равно не найти. Он знает что‑то такое, чего даже и не подозревают все они, люди его окружающие.
Все эти события так сильно занимали Ольгу именно потому, что для нее самой необходимо было решить эти противоречия. Столкнувшись с жизнью, девушка хотела войти в нее как борец и чувствовала, что для этого ей нужно было узнать и понять что‑то очень важное.
Незадолго перед полетом новой ракеты, как‑то вечером, когда в пустыне потянулись длинные? зловещие тени от каждого бугорка и высохшего кустика, молодые люди, захватив ружья, сели в машину и отправились поохотиться на быстроногих джейранов.
Машина шла не особенно быстро, мягко ныряя в выбоины, почти до краев заполненные легкой душной пылью. Пыльный хвост тянулся сзади, поднимаясь в зеленоватое вечернее небо дымными клубами.
Гусев, управляя машиной, искоса поглядывал на молчаливую девушку, сидевшую рядом. Взгляд прищуренных глаз ее был устремлен вперед, в золотистую дымку горизонта — они ехали почти прямо на солнце.
Что происходит с ней последние дни? Они так просто, хорошо встретились, когда она приехала на полигон, и вот как‑то незаметно она замкнулась, отгородилась чем‑то. Может быть, он сам виноват в этом? Но что же он такого натворил? Привык тут в пустыне итти на пролом в спорах с директором и его сторонниками по поводу полета ракеты и вот, — извольте полюбоваться, — стал таким толстокожим и неуклюжим, что даже эта прямая простая девушка дичится его.
Всего с час назад Гусев имел очередной неприятный разговор с директором института Смирновым и все еще никак не мог успокоиться. Смирнов, воспользовавшись неудачей поисков ракеты, вызвал сегодня Гусева и предложил ему тщательно продумать вопрос о предотвращении возможных взрывов ракет во время старта на полигоне. «Не намерен остаться без такого талантливого конструктора, как вы…» — полушутливо сказал Смирнов. Странная забота о благополучии Гусева! Точно директору невдомек, что взлет ракеты — это давно и притом блестяще решенная задача. Ясно куда он клонит — уж если надо опасаться взрыва ракеты на старте, то намерение Гусева в недалеком будущем полететь в таком аппарате — это просто чистейший вздор.
— Алексей Иванович, — вдруг произнесла Ольга, — мне кажется, работая со своими ракетами, вы рискуете иногда… — она помедлила и добавила, все еще глядя куда‑то вперед, в слепящую даль, — рискуете даже жизнью…
Гусев так долго молчал, что девушка с интересом оглядела ставшее каким‑то отчужденным и жестковатым лицо человека, сидевшего рядом с ней.
Ольга глядела на него с каким‑то странным лихорадочным блеском в глазах.
— Есть вещи, о которых с вами нельзя говорить… — медленно сказала девушка.
— Да, есть, —твердо ответил он.
— Я никогда не переступала дозволенных границ, — она через силу улыбнулась, и Гусев, не глядя на нее, почувствовал эту натянутую улыбку по тону ее голоса, — но сегодня я хочу говорить о недозволенном… Вы хотите перейти какую‑то черту, какой‑то предел, который люди еще не в состоянии преодолеть. Мне бывает страшно, страшно, когда я начинаю думать, что вы можете когда‑нибудь… исчезнуть, как ваша эта ракета…