Кривая сосна на желтом обрыве - Эстрада Корреа Елена 8 стр.


- Теть Нин, они от жизни отстали, как та катапульта. Это скорее всего рогатка была. Или арбалет.

- Какая, к черту, рогатка? С таким-то весом снаряда? Арбалет вообще стрелами, собственно, стреляет.

Но я ее быстренько просветил. Арбалеты есть и такие, что стреляют небольшими стальными ядрами. А рогатка по калибру может быть не только на воробья.

- Они вообще на одном принципе действуют, и рогатка и арбалет. Сила упругости, закон Гука, в восьмом классе проходили. А вот в ютубе недавно ролик был про одного американца, он гибрид сделал того и другого. Взводится воротом, приклад, как у арбалета. Направляющие, в них закладывается камень. Там, в ролике, такого же размера каменный снаряд. Рога пластиковые, бьет прицельно метров на семьдесят. А вот если сделать рога из хорошей стали, типа рессорной, - самое оно!

Тетка слушала не моргнув. Потом потребовала найти ролик с гибридом. Я нашел. Жалко, что ли? Сказала с сомнением:

- Взводить долго!

- Заранее взвел, и все. Он же один раз стрелял, злоумышленник этот. Прицел у него какой-никакой тоже быть должен.

- Знаешь, Серега, - сказала тетка решительно, - слава богу, что у тебя алиби железобетонное. Потому что кроме обиженного пацана, ты прав, сделать такое некому. А из нынешних пацанов кто может сделать сам такое оружие? Я, например, кроме тебя таких не знаю.

- Мне незачем, я и так ему надаю. А делал не обязательно сам. Мог и заказать кому-нибудь. В заводских мастерских на "Химмаше" за пол-литра что угодно выточат.

- Это ты прав, Сережа. Ладно, подкину твою идею нашим экспертам.

Я тогда собой даже погордился слегка. Не знал, в какую лужу сел с этой версией. Но об этом потом.

Пришел отец с работы, поманил в кабинет.

- Короче, десятка полтора меленьких кристалликов. Общим весом карат на восемьдесят. Тебе на карту перевели еще полтинник. Серега, скоро миллионером станешь! Публий Сервилий копытом землю роет и приставал уже ко мне с тем, чтоб я тебя на неделю со школы сдернул. Не надейся, я отказал наотрез. Такую потачку давать незачем.

Я лично так не считал. Удачу надо ловить, пока сама идет в руки. Ну, это как пилить струной оргстекло. Пока работаешь непрерывно, дело идет. Стоит остановиться, потом так тяжело раскачать инструмент!

Но с отцом не поспоришь. Так что молча пошел собирать сумку на тренировку.

Когда мы с Надюшкой прибыли в зал, ожидал меня там сюрприз. В майках, трико и неизменных косыночках стояли в конце строя три девицы Садоевы, Аминат и две мелкие, одна в седьмом, другая в пятом классе. Я их и звать-то как не знал. Одна оказалась Мунир, вторая Мадина.

- Здорово! Вы тут что делаете?

- Понимаешь, Сереж... Я отцу про вчерашнее рассказала, про Лильку. И про Надю, как она ее обработала. Он посидел, помолчал, а потом Вячеславу Петровичу позвонил. Говорит: не против, если мои дочки у тебя позанимаются? Тот не против, конечно. А нам сказал, чтоб научились как Надя, чтобы не хуже получалось. Нас Муслим будет возить по вечерам.

Как Надя - это он, конечно, хватил. Но если Лилька будет знать, что ей за хамство в рожу заедут, она закроет рот. Это верно.

В зале обнаружил еще одно новое лицо. Сильно смуглое и вполне себе азиатское. Я его тоже немного знал: учился в нашей же школе, классом младше меня. Вьетнамчик, его родители держали на рынке несколько палаток с тряпками. Его все называли Васей, а как настоящее имя - поди знай. И в пятом классе младший брат - Димка. Такой же азиат.

Это в Москве вьетнамцев как тараканов и живут на тараканьих правах. У нас одна семья на весь город и все как у белых людей. Небольшой дом на окраине, небольшой бизнес, дети в школе, все легально. Только в школе младший вписался, а старшего временами прессовали. Тот же Тимка, например, задирал его частенько.

Ваську поставили со мной в пару. Упражнение простое - один бьет, другой ставит блок, и так до офонарения. Элементарное упражнение, в начале обучения ничего сложного, ясно, не дадут. Но Васька напоминал Брюса Ли только миниатюрным сложением, а корячился примерно так же, как и я сам. Нет, слабосильным его назвать было нельзя - неожиданно крепко для своего веса держался на ногах, пружинил. Но поскольку я тоже не вахлак и поскольку он легче килограмм на пятнадцать, то сносил его я что в атаке, что на блоке. Чуркин это заметил, вьетнамца отодвинул к Аминатке, а ко мне поставил здоровенного Костю Гречкина.

Вот это была работа в удовольствие. Я разгорячился, взмок и не заметил, как начало мутить. Напряжение выжгло сахар из крови, и нате-здрасьте вам, гипогликемия.

Костей у меня много, и все гремят. Особенно когда падаю на деревянный пол. Но обошлось без паники. Очнулся на скамейке, во рту - аварийная рафинадка, рядом - Надюха и Васька. Они меня на скамейку относили. В себя пришел быстро. Смотрю, Надя держит второй кусочек сахара, у Васьки в руках моя сумочка. Сжевал рафинадку, взял из сумочки глюкометр. Три и семь. Норма. Отобрал у Васьки сумочку, обратив внимание попутно на странные мозоли парня - на внешней стороне указательных пальцев. Отчего бы могли такие образоваться? А пень его знает, чем они там дома занимаются. Встал, подвигался.

- Я в норме, продолжаем!

Вьетнамец уставился удивленно. Но Надюха одобрительно хлопнула по плечу:

- Это по-нашему! Пошли работать.

Ну, не такой уж я головотяп. Я на первый раз недооценил ситуацию, по неопытности. Потом я определял критическое снижение сахара заранее, не выпадая в осадок. Научился.

Выходные выдались пасмурные, холодные и ветреные. Восьмой карьер, нам рекомендованный Воскобойниковым, оказался довольно далеко от города. Мы втроем - Надюшка, отец и я - поехали туда, естественно, на козлике. Дорога до него была напрочь раздолбана, а подвеску на "Ауди" поберечь следовало.

Здоровенная котловина, с одного края стоит техника - добыча ведется, с другого, километрах в четырех, склон уже начал зарастать кустарником. Гранит серый, и местами проглядывают те самые темноватые пятна и прожилки - ксенолитовые, стало быть, интрузии. Здоровые камни, видимо, отсюда привозили. Все понятно.

Нет, не все.

- Пап, серый щебень для сада камней тоже отсюда брали?

Отец только крякнул.

- Кабы знать! Ты думаешь, Пал Михалыч следствие не навел? Весь гранит, что пошел на сад-огород этот, валялся на территории фиг знает сколько времени. А откуда что привезено - хрен его знал бы, никто не помнит. Появилась эта мымра в бантике, ландшафтный дизайнер, попросила предоставить материал для работы. Ну, кто-то у нас обрадовался, почистить заодно территорию. А блоки с интрузией, те да, отсюда взяты. Единственное, про что известно происхождение. Когда сад камней разворотили, щебенку всю собрали, не разбирая цвета и всего прочего, как раз потому, что установить происхождение образцов никак не получалось.

- Так теперь получается, ищем, от чьей головы уши?

- Типа того, сынок.

Мы добросовестно пролазили по карьеру все воскресенье. Пометили с десяток камней с интрузиями, до которых можно было добраться с техникой и проверить на вшивость. На том и отчалили.

Я, правда, почему-то не особо надеялся на удачу. Вот что хотите - не верил, что будут алмазы. Так и сказал отцу. И угадал. В понедельник вечером отец пришел, разводя руками:

- Ну, ты как в воду смотрел. Все попилили, подробили, промыли в момент - ноль результат. Я, между прочим, Публию Сервилию сказал, что ты не ждешь ничего особенного, с самого утра сказал, еще до начала разделки. Так у него знаешь, какое предложение на сей раз?

- Ну?

- Баранки гну. Он нам обеспечивает транспорт, взрослым сверхурочные, тебе тоже пряник будет, и мы в прежнем составе объезжаем все карьеры, действующие и закрытые. Где тебе понравится, там покопаемся.

- Это я гнома-лозоходца буду изображать?

- Не ерничай, изобрази. Воскобойников в тебя прямо уверовал. Бензина для дедова козлика даст - хоть залейся, погоду обещают хорошую, Вот и устроим автопробег по бездорожью и разгильдяйству. Я, по крайней мере, с удовольствием на денек сбегу от наших дам. Надюха не в счет, она свой парень.

В воскресенье выехали ни свет ни заря. Как дедулечка Толя говорил, еще и черти с углов не падали. Маршрут обговорили заранее, благо время было. Решили мы не копать наугад, а провести, по-научному говоря, рекогносцировку местности.

Действующие карьеры, подумав, решили все же объехать стороной. Если потребуется, в них всегда заглянуть можно, но все же светиться с поисками неизвестно чего (а точнее, многим в "Карьере" известно чего) не стоило раньше времени. Все равно поиски эти были в большей или меньшей степени по методу научного тыка. Не считать же методом мою вдруг открывшуюся (а может, наследственную, чем черт не шутит) интуицию. Найти алмазы было одинаково реально в любом из действующих или заброшенных карьеров либо вообще в месте, где никто ничего не копал никогда. Но надо же было с чего-то начинать! И вот мы поехали по кольцу по местам прежней добычи щебня, прикидывая, где местность больше всего соответствует картинкам и описаниям из учебников.

По очереди меняясь за рулем, мы отпылили по старым щебневкам и грунтовкам километров триста. Были у нас карты, был фотоаппарат. Все, что видели и что казалось более-менее интересным, фиксировали на пленку и ставили отметки на карте, где какой снимок делали.

Что из себя представляет типичный старый карьер? Котловина большего или меньшего размера, в большей или меньшей степени заросшая кустарником, мелким лесом. Обычно с ручьем или небольшим озерцом на дне, - дармовая поилка для чьих-нибудь овец. Другой дичи у нас в степи нет. Только с севера, откуда подступает Подкаменная дубрава, последний перед степью лес, бывает, подходят к этим озерам иногда кабаны и косули.

Почему прекращают выработку щебня в карьере? По большей части при изменении характеристики породы. Уходит слишком в глубину гранит, сверху ложатся осадочные породы - мел, песчаники, даром они не нужны никому. Добычу переносят в другое место.

Случалось, раз на памяти отца, другой еще раньше, что карьер заливало. Геологическим языком говоря, выработка доходила до водоносного слоя. Маломощные источники ничему особенно не мешали. Но случалось нарываться и на мощные, когда котлован в короткий срок превращался в озеро.

Озеро в степи вещь примечательная. Степь сама не то что сухая, но безводная. Речек и ручьев в ней мало. А вода вся - понизу, под землей. Оттуда трава ее и тянет, у ковыля, если не врут, тридцать метров корни.

А теперь представьте котловину глубиной метров сорок от уровня степи, и по стенкам котловины и днищу вода подходит к самой поверхности почвы. Значит, что? Правильно, все подряд там прет из земли дуром. Кустарник густой, высоченный - прямо джунгли, деревья, которые воду любят. Ольха, ракита, ива, черноклен. Все это каскадами по склону, а склон где крутой косогор, а где обрыв. Кусты повыше, деревья пониже. Где еще зеленые, где в боевой осенней раскраске.

А внизу восьмиметровой глубины, с голубоватой водой, метров в триста длиной озеро. Вода гладкая, как зеркало, потому что в котловане ветру особо не разгуляться. И прозрачная, как стеклышко, все камушки на дне на просвет видно. Каждого малька и каждую лягушку в подробностях. Карасей сюда утки занесли, икру на лапах затащили, а те потом уж сами расплодились. А лягушки припутешествовали сушей по весне.

И тишина. Только какие-то птахи не улетевшие цвиркают, и от этого кажется еще тише. Даже в ушах звенит.

- Красота-то какая, - вздохнул отец. - Прямо маленькая Швейцария: горы, озеро. Только туристов не хватает.

Ну, это к лучшему, а то загадили бы все. Второй карьер, как это место называется, не особо далеко от города. И дорога осталась, хоть и заброшенная, но проезжая. Но купальщиков и шашлычников тут не водится.

Вода в озере в любую жару холоднющая. Она проточная, приходит из-под земли и уходит под землю. Просачивается через известняк все к той же Каменке. На пляж никакого намека, прыгать надо с камушков. Не слезать, потому что от берега сразу метра четыре, а прыгать - напороться там точно не на что. Вынырнуть, доплыть до противоположного обрыва, оттолкнуться, потом со всей скорости назад. Выскочить с полным ощущением свежемороженой рыбы и растянуться на горячих камнях, греться.

С костром или палаткой тут не устроиться. Покато, ровной поверхности нет. Свалиться и шею сломать с пьяных глаз - как делать нечего. И машину оставлять наверху надо. А она там видна всем, кроме хозяина. И сделать с ней можно все, что угодно, пока хозяин выберется. А наверху устраиваться неуютно: степь, голо, всех удовольствий - вид вниз.

Ну и мы постояли, посмотрели. Вниз не спускались: долго, а нам еще надо одно место успеть осмотреть. Походили, прикинули места, где стоило бы позже взять образцы, и двинулись дальше.

Последнее место, куда мы в этот день заехали, тоже было с озером. Это самый старый был карьер, а называли его не Первый, как можно было ожидать, а Немецкий. Там сразу после войны пленные немцы работали и жили под охраной там же неподалеку. Там же и кладбище, как без этого. Приходилось мне проезжать мимо этой старой выработки. От города - километров пятнадцать. Где-то на горизонте виднеется кромка Подкаменной Дубравы, приличного такого леса, с косулями и кабанами, с мелкими рыжими волчками. Волков не так мало, с ними воюют все наши овцеводы с переменным успехом. У Садоева усадьба к лесу совсем близко, лета не проходит, чтоб Ваха не подстрелил одного-двух, соседям-фермерам на радость. А Вахины загоны километрах в четырех левее, если стоять к лесу лицом, напрямик через степь, через обширную Сухую Балку. Есть тут такое топографическое явление, неглубокая впадина, километровая примерно в диаметре, как будто для озера приготовлено. Но никогда никакого озера не было в этой котловине, потому и название.

Немецкий карьер был, конечно, поменьше, чем действующие Шестой или Восьмой. Но впечатления производил куда больше.

Каменка наша не Дон и не Волга. Речка да и речка, метров тридцать в ширину в нашем течении. Курица вброд не перейдет, но и не Амазонка точно.

А вот в доисторические времена, когда таял лед и воды было не как теперь, могла она и с Амазонкой равняться. По крайней мере, ширина древней долины у Каменска километров шесть. И глубина доисторического русла впечатляет.

Почему я об этом? Потому что послевоенные выработки вгрызлись как раз в древний берег. Если прикинуть по карте, где-то на середине между верхним краем и урезом воды в реке, точнехонько с уровня нынешней долины. Грызли, грызли, вбок, углубляясь в склон, вниз, зарываясь в грунт, и вширь, вверх по течению Каменки. Щебень вывозили по узкоколейке, насыпь от которой до сих пор видна сквозь высохшую траву. Выгрызли котловину неправильной формы размером примерно километр на полтора. Нынешние действующие карьеры куда больше, но там работы ведутся, народ бегает, техника, и размеры скрадываются. А в этом гигантском кособоком тазике тихо, оттого, наверно, размеры и бьют по глазам.

Пока вели добычу щебня, прошли два уровня грунтовых вод. Один обозначен на склоне: сочатся из него на одном и том же уровне, с разных сторон, родники. В этом слое воды было немного, добыче она не мешала. Выработки пошли вниз, к нынешнему уровню Каменки. Углубились метров на двадцать от поверхности почвы и напоролись на второй водоносный слой, гораздо более мощный. Карьер залило, пришлось уносить ноги и бросать добычу.

Самое интересное, что образовавшееся поначалу большое озеро с голубоватой водой, такое же, как сохранилось на Втором карьере, не продержалось и года. Был мощный источник в обрыве, было небольшое продолговатое озеро под самим обрывом и несколько поменьше по всему дну. И не было видно, куда просочилась вода. Этот вопрос меня особо занимал.

- Па, тут же гранит, по идее, как же тут вода текла?

- Балда ты, Серега, и уши холодные. Книжки начинай читать, там все написано. Специально для тебя повторяю: граниты древние, разрушающиеся. Здесь древняя речная долина, место усиленной эрозии, сиречь того же разрушения. Ты что думаешь, тут скала, монолит? Ничего подобного. Обломки, валуны. Между них - каменная крошка, природный щебень. Там и просачивается, размывая более легкие осадочные породы. Уходит все в речку в конце концов.

Назад Дальше