Журнал ''ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ''. Сборник фантастики 1980-1983 - Коллектив авторов 24 стр.


Прошло несколько лет, и наконец желанный момент приблизился. Голганов решил войти в литературу. Специально копил Егор в безвестности неимоверное количество талантливых вещей: он придет эффектно! Тотально! Напечатается везде!

Голганов накупил больших конвертов по копейке штука и марок к ним, запаковал и разослал свои шедевры по редакциям. Только романы он оставил пока при себе: пустить их вторым этапом. В наилучшем состоянии духа он приготовился ждать.

4

А вечером инженер Филонов, с которым, как ни крути, Егор чувствовал себя натянуто, явился к писателю и пригласил к себе.

Когда они вошли, Егор сразу же узнал тот аппарат, который когда-то безнадежно погорел в его руках.

— Усовершенствовал! — похвалился сосед.

Действительно, рядом стоял еще один ящичек, соединенный с первым системой трубок и проводов. Ящик был прозрачен и пуст.

— У меня все уже настроено, — подмигнул Филонов и включил аппарат в сеть.

На экране засветилось… то самое собрание сочинений Голганова из двадцать первого века.

— Ух! — разыграл Егор потрясение, ибо никто не знал его тайны. Филонов был очень доволен.

— Это еще не все, — сказал он. — Я сделал приставку. В ней-то главное дело.

Сосед нажал на кнопку…

Раздалось мерное тарахтенье. И… в пустом ящике появилась книга. Та самая?!. Первый том!..

Голганов чуть не упал со стула.

Сосед приоткрыл крышку и извлек том из ящика.

— Мое главное достижение — материализующая приставка, — скромно заметил он.

Дрожащими руками Голганов раскрыл хрусткие корки первого тома.

Предисловие. Здесь-то и дается обыкновенно оценка писателю… Итак…

«Известный советский писатель Евгений Голганов родился…»

Евгений?

«…родился 14 мая 1990 года в семье…»

Перед глазами поплыло.

«Определенное влияние на творчество писателя оказали занятия его отца… ни одно из «произведений»… в кавычках? — …«произведений» которого не увидело свет… Писатель научился у отца трудолюбию…» И все?!

— Вот счастье-то! — смаковал Филонов.

Егор Голганов потерял сознание и все-таки упал со стула.

5

За ужином он долго мялся, наконец вздохнул и произнес:

— Машенька, а не подумать ли нам о ребенке?..

Это была ее мечта. Как хорошо, что он сам заговорил.

А она-то боялась помешать Голганову творить!

Михаил Пухов

ДВА ЛИКА ХРОНОСА

(Из «Дополнения к временной инструкции по технике безопасности на Септиме».)

— Посмотри, какой красавец! — сказал Шадрин, подымая голову от микроскопа. — Самый крупный за последние пять дней.

Черных без особого интереса наклонился к окуляру. На предметном столике под прозрачным колпаком сидел темно-красный паук. Как ни странно, он не казался омерзительным, подобно большинству своих соплеменников, даже наоборот — длинные и тонкие членистые ноги придавали ему какое-то изящество.

— Натуральный фрин из группы жгутоногих, — констатировал Шадрин. — Две пары легких на втором и третьем сегментах брюшка, два медиальных и четыре боковых глаза, педипальпы, как у обычных пауков, но в отличие от остальных не имеет ни паутинных, ни ядовитых желез. Фрины — это пауки, отставшие в своем развитии.

— И по вине этого недоросля мы торчим в кратере лишние семьдесят часов? — спросил Черных.

— Ты хотел сказать: по вине биолога Шадрина, который за эти семьдесят часов не нашел промежуточное звено?

— Нет, я хотел сказать то, что сказал.

Черных легонько постучал ногтем по тубусу микроскопа. Фрин подпрыгнул, как плетью, хлестнул передней ногой, которая оказалась раз в пять длиннее туловища, и по-крабьи боком начал кружить по нижней грани ограждающего колпака.

— Послушай, Владимир, — вмешался Янин, — а если этого промежуточного звена вообще нет?

— Исключено. Фрины — хищники, но, кроме них и прыгунчиков, которые по своим размерам никак не могут быть добычей пауков, я ничего пока в кратере не обнаружил: поразительно бедная фауна.

— Выходит, если мы с Георгием снова привезем тебе завтра пустые биоловушки, фринам грозит голодная смерть? — пошутил Черных

— Я могу поехать вместо тебя…

— Ты не обижайся, экстрабиолог, все в норме. Завтра наша очередь осматривать мышеловки.

Черных поднял тяжелую крышку и высунулся из люка вездехода.

— Что там? — раздался в шлемофоне голос Янина.

— Валун тонн на пять, — ответил Черных.

— Откуда он свалился?

Прикатиться ему было абсолютно неоткуда. Они находились в самом центре кратера с идеально ровной поверхностью, покрытой слоем пыли, и до ближайших завалов базальта на склонах было не менее пятнадцати километров.

— Очевидно, шадринские прыгунчики приволокли.

Ни намека на волочение, конечно, не было. Чашу кратера пересекал только след гусениц вездехода двухдневной давности. Позавчера они установили биоловушки, до которых оставалось метров восемьсот, а сегодня след в след, как альпинисты, ехали тем же маршрутом, и вот обломок преградил им путь, придавив отпечаток правой гусеницы.

— Что думаешь делать? — спросил Янин.

— Пойду пощупаю. — Черных выбрался из люка и сразу стал похож на новогоднюю игрушку: задние стоп-сигналы окрасили скафандр красным светом, а боковые габаритные огни — зеленым.

— Подъехать ближе? — подал голос Янин.

— Оставайся на месте, — Черных спрыгнул с гусеницы, подняв зеленоватые клубы пыли, и, обогнув вездеход справа, вошел в яркий конус света.

— Убавь немного, — приказал он.

Янин переключил на ближний свет, и теперь след от гусениц казался таким контрастным, когда с трудом отличаешь впадины от выпуклостей.

До «монумента» было метров двадцать. Черных, сопровождаемый тремя тенями — впереди, самой яркой, от прожектора вездехода, по бокам, едва различимыми, от двух лун, — направился к валуну. Перед ним прыгали в темноту небольшие зверьки, похожие на тушканчиков.

И, может, потому, что его внимание было приковано к треугольной глыбе, он не смог сразу остановить занесенную для следующего шага ногу, когда вдруг заметил, что тень впереди него исчезла. Центр тяжести тела переместился всего лишь на каких-то пятнадцать сантиметров, но этого было достаточно, чтобы следующий шаг стал неизбежным.

Опустив левую ногу, Черных не почувствовал под нею опоры…

Янин только на долю секунды скосил глаза на шкалу топливного бака, как вскрикнул Черных — так непроизвольно кричат люди, падая с высоты. Янин чуть не разбил шлем о лобовое стекло — между вездеходом и валуном никого не было.

— Черных! — крикнул Янин и врубил освещение на полную мощность. В наушниках шлемофона появился свист.

— Черных! — снова закричал он, вращая прожектором по сторонам. Молчание и никакого движения, только на ребрах валуна вспыхивают синие звездочки кристаллов. Свист нарастал, и вдруг на его фоне Янин отчетливо различил вздох.

— Я сейчас! — крикнул Янин. — Я иду!

И стал карабкаться по вертикальной лестнице к люку.

— Стой! — раздалось в шлемофоне.

Янин повис на верхней перекладине.

— Стой! — повторил голос Черных. — Оставайся… на месте! Я… скоро. Подожди… на месте!

Черных говорил с трудом, прерывисто, как сквозь вату.

— Где ты?! — закричал Янин, срывая голосовые связки.

— Падаю… Не выходи… Включаю ранец…

При чем здесь ранец?.. И вдруг все стало на свои места: Черных случайно включил ранцевый двигатель, его подбросило, от неожиданности он выключил двигатель, стал падать, снова включил, чтобы мягче приземлиться…

В первое мгновение Черных от неожиданности вскрикнул, и, инстинктивно сгруппировавшись, ждал удара. Секунда… вторая… третья. Слишком долго. «Трещина!» — мелькнула мысль. Теперь уже группировка не поможет. Если не затормозить — конец!

Выбросил в стороны руки, пытаясь дотянуться до отвесных стен. Руки прошли сквозь пустоту. Встречным потоком воздуха его завертело. Открыл глаза… Яркий свет и больше ничего. Привычным движением рук и ног прекратил кувыркание. Стал падать лицом вниз.

Несколько секунд ускорения — и установившаяся скорость. Плотный поток воздуха извлекал из скафандра свистящую протяжную ноту. Теперь только уловить момент и включить ранец в нужную секунду. Для торможения ему достаточно ста пятидесяти метров… Если хватит топлива.

Пылевой столб снесло в сторону. Черных стоял посреди небольшого «пятачка» обнаженного грунта, приходя в себя после затяжного падения, во время которого у него не было ни секунды для осмысливания происшедшего. Теперь, когда он почувствовал под ногами твердую опору, естественный вопрос — куда это меня угораздило? — встал перед ним.

Назад Дальше