А когда он держит в руках самого себя маленького и говорит ему: «Ты чего?..» – а тот ему: «А ты чего?» – огромное обоюдное удовольствие и взаимопонимание, которое в просторечии называется счастьем.
Соседка
Пришла соседка – это сказать просто. Шарканье началось за полчаса до разговора. Крик стоял страшный. Она кричала и я. Она глухая. Я тоже не весел. Я орал как сумасшедший. Она просила позвонить вместо неё по телефону. Я орал, что у меня телефона нет. А как показать, что телефона нет. Она думала, что я не хочу. Она наорала, как я себя чувствую. Я зашёлся в крике, что хорошо. Она снова забилась в истерике, что ей нравится, как я пишу. Я кричал и бил себя по голове, мол, спасибо. Тогда она опёрлась на палку, набрала воздух и завизжала, что, если я собираюсь закрутить на зиму компот, она мне поможет. Ответить сразу я не мог. Я отдыхал. Я просил её подождать. Я встал и упёрся в дверную створку и, дико крича и артикулируя, намекнул, что давно этим не занимаюсь, живу возле хорошего магазина.
– Что? – прошептала она.
– Да, – закивал я. – Да.
– Извините. Я плохо слышу, – сказала она.
– Да, – сказал я. – Да.
– Если я попрошу вас позвонить, вы мне не откажете?
– Да, – сказал я. – Да. Но у меня нет телефона.
– Я вообще хотела бы с вами поболтать.
– Хорошо, – прошептал я, – это было бы здорово. Идите, – прошептал я. – Идите.
– Вы хотите сейчас?
– Ни в коем случае, – заорал я.
– Пожалуйста. Вы же знаете, я на пенсии. Может, погуляем?
– До свидания, – сказал я. – Пошли. Я тут знаю один маршрут.
И мы тронулись. Как только вышли за ворота, я пропал. Где я сейчас – не скажу.
В 12.00
Он спит на пляже. Она становится над ним и брызгает в лицо.
Он одурело приподнимается.
Она. Здравствуй.
Он. Здравствуйте.
Она. Ты меня на «вы»?! Ты меня на «вы»?!
Он (всматривается). Здравствуй. Я тут со сна не пойму.
Она. Да… А меня после той встречи чуть с работы не выгнали за лёгкое поведение. Настрадалась я из-за тебя. И продолжаю страдать.
Он. Да? А что случилось?
Она. То, что должно было. Я просила тебя быть осторожным? Я просила тебя?!
Он. Да, что ли?
Она. Что ли? А ты?
Он. Что я?
Она. Ты думал только о себе.
Он. Я не помню.
Она. Я помню. Знаешь, сколько я искала тебя? Ни адреса, ни телефона. Но я верила. Встречу, обязательно встречу. Вот ты сейчас трезвый, и спрашиваю, что будем делать?
Он. В каком смысле?
Она. Ты не замечаешь, что я поправилась?
Он. Да?
Она. Что будем делать?
Он. Может, можно что-то сделать?
Она. Поздно. Если б ты не уехал, мы б что-то решили.
Он. А я уехал?
Она. Ты сказал, что уезжаешь. Может, оставим?
Он. Как? Ты что? Меня же дома убьют.
Она. Что же ты раньше об этом не думал?
Он. Может, можно что-то сделать?
Она. Здоровье гробить я тебе не позволю. Хватит с меня. Будем воспитывать.
Он. Может, я что-нибудь придумаю, может, у тебя есть врач?
Она. Один может взяться. Но он без денег не будет.
Он. Сколько?
Она. Рублей сто.
Он. Держи.
Она. И платье.
Он. Какое?
Она. Будто он не помнит, а рукав оторвал, рублей 50 ремонт.
Он. Вот.
Она. И чтоб завтра был здесь ровно в двенадцать.
Он. Ровно в двенадцать?
Она. Ну, я пошла.
Он. Давай.
Он снова пытался уснуть, но не смог.
Я еду к вам
Итак, моя радость, я еду к Вам. Я сосредоточен. Я начал делать зарядку, пробежку и готовку. Собираюсь в поездку.
Как бы я хотел быть на Вашем месте в момент этой радости от встречи со мной! Я специально ем протёртую пищу, чтоб кожа была гладкой, а взгляд настойчивым. Я понимаю, Вам уже не хочется быть сильной. Вам хочется прислониться к плечу свирепого мужчины.
Я сам мужчин не видел от рождения. Даже среди штангистов. Даже среди боксёров: диета подавляет. Все эти принципы, мнения, звание кормильца, крик «вон из моего дома!». Смешно, мой листик, на собрании аплодировать начальству, а дома говорить: «Знаешь, почему я так поступил?»
Я думаю, наша жизнь стала такой интересной именно благодаря исчезновению мужчин как вида. Женщины раньше взрослеют и дольше живут. Они и расскажут, отчего это произошло. Какая прекрасная судьба! Какое длинное письмо! А я ведь пишу не из ссылки. Просто размер чувств-с…
Мужчины исчезают от новостей. Они нежнеют, краснеют, приобретают невинность, пытаются в муках родить. Лозунг «Берегите мужчин» не лишён смысла, но их нужно сначала вырастить.
Эмансипация, моя змейка, как раз и породила то огромное количество сильных представителей слабого пола и слабых сильного, что Вас так огорчает. Я надеюсь. Я смело надеюсь, что эти времена прошли. Или, скажем смелее, проходят. Ибо то, что мы приобрели, укрепив женщин, мы потеряли, ослабив мужчин. Это же он, бедненький, шепчет по ночам: «Я не могу туда идти. Опять надо быть принципиальным. Опять надо его поддерживать. Зиночка, не пускай меня туда…»
За время нашего существования мы пришли к двум потрясающим выводам. Интеллигент – это не обязательно инженер. А спортсмен не обязательно мужчина. И женщины тут безошибочны.
Да, мой козлик. Как Вы меня с трудом учили, и я до сих пор в себе это ищу, мужчина – это человеческое достоинство, это сомнения до и твёрдость после решения. Это, как Вы меня учили, независимость и самостоятельность мышления, а не желания. Мужчина – кормилец, говорили Вы. Он – стена. Я за ним, как за камнем. Укрепление семьи, учили Вы меня, это укрепление в мужчине чувства хозяина дома. Не «в доме», как у нас любят говорить, запутывая язык, а дома! Тогда у него есть тыл. Тыл – это я. И при нападении сзади, со стороны ЖЭКа, водопроводчика и разных мастеров стою я. Так учили Вы меня. И я понял. Ибо! Ах, ибо, говорили Вы, мы с вами, Миша, опять упираемся в экономику. Да, моя куколка, да, опять в неё. Ибо! Ах, ибо! Быть хозяином, от которого ничего не зависит, тяжело. В то же время ловкость, смелость, удачливость, то есть самостоятельность, днём очень чувствуется в семье. Крик «Наш папа пришёл!» исторически в себе содержит основу семьи. Папой его называют все. Вот как учили Вы меня. И всё-таки я бы не лишал вас равноправия, которое вы добыли довольно нудной вековой борьбой. Женщина-лидер! Что-то в этом есть. Видимо, где-то на полигоне, на каких-то стрельбах это очень должно пригодиться. Но нельзя же, мой котёнок, лидеру искать защиты, жаловаться на гвозди и молоток. Приставила лестницу – залезай!
А женский день потому и стал таким праздничным, что его активнее всех отмечают мужчины. Вот уж кто веселится. Вот кто ликует. «И у меня возникли жуткие подозрения, – обнимали Вы меня, – что этот праздник их. И это вы, Миша, стали очаровательным украшением нашего стола…»
Да, да, мой птенчик, такие подозрения есть, но пропускать этот день не хочется.
А укрепление семьи есть укрепление мужчин в мужчинах. Ибо мужчина при разводе теряет очень многое и не торопится вступать во второй брак. А в наше время второй брак и есть первый. «И не надо отнимать зарплату у холостяков, – целовали Вы меня, – а надо добавлять женатым».
Но хватит о деле. Видите, я стал критичным и даже в праздник сохраняю трезвый взгляд и ищу проблему.
Кажется, я стал сильным. Во всяком случае, я уже хочу Вас видеть слабой. Вернее, я потребую этого от Вас. То есть скорее всего попрошу. Я попрошу Вашего разрешения держать Вас в Ваших любимых ежовых рукавицах.
Итак, решительно. Плечом в забор. А ну-ка, брысь! Все, ну-ка, брысь отсюда! Покой моей любимой и меня. Вот он, мужчина! Вот это да! И зашептали соседи, и затих таксопарк. И восхищённо сзади: «Как он идёт. Как он красив. Как он заботлив…»
Хотите, я даже ненадолго уйду к другой, чтоб укрепить?.. Ну, всё, всё, шучу.
В общем, я выезжаю. Откуда во мне эта сила?
Наш человек в постели
Так. Хорошо… Теперь повернись…
Не так… Чуть левей…
Вот так… Нормально…
Нет… Нет, нет. Чуть-чуть правей…
Ещё, ещё правей. Ещё…
Вот. Не, не, не.
Левей, левей, левей. Ага… Ага. Ага…
Назад, назад, назад. Ага. Ага…
Стой. Стой. Остановись. Остановись. Сдай назад. Чуть-чуть, чуть-чуть. Назад.
Нормально…
Ага… Неа…
Неа… Не-а… Ага… Ага…
Повернись… От меня…
Ко мне… От меня…
Во, правей… Ещё… Ещё… Ещё правей…
Правей!
Во, во… о… о… о, во, во…
Не, не, не…
Стой! Стой! Сто… сто… стой…
Повернись… Ещё, ещё. Вниз…
Ниже… Ниже… Нет…
Это убери, вот это дай. Да… Постой. Да…
Ко мне… От меня…
Ко мне… Левей, левей…
Во, во, во… о…о… о, во. Не, не, не…
Не разгоняйся! Не ра… Во, во… о… о… о, во…
Смотри в окно, в окно. Во… о… а… А. Во, во, во…
Вот это возьми, а вот это отпусти. Во… о… О… О… А!.. А!.. А!.. Во. Хорошо, хор… Во, во…
Ни… ни… ниже. Ни… О… О… О. Ой… й. Ой, ой…
Стоп!.. Стой. Не разгоняйся! Вот так. Вот. Ой. Ой… О… О.
Хр-ррр…
Всё. Завтра купим! Спи!
Красивая женщина
Красивая женщина лучше своей внешности. И глубже своего содержания.
Её появление мужчины не видят, а чувствуют.
Некоторые впадают в молчание.
Кто-то вдруг становится остроумным.
Большинство, вынув авторучки, предлагают помощь в работе и учёбе.
Даже врачи декламируют что-то забытое.
У некоторых освежается память. Кто-то садится к роялю.
Неожиданно «Брызги шампанского» полным текстом.
Сосед волокёт альбом фотографий, жена с присвистом сзади: «С ума сошёл!..»
И наконец, самый главный посылает своего помощника: «Тут должна быть распродажа… Если есть проблемы… по этому телефону лучше не звонить, а вот по этому. Мы спонсоры конкурсов красоты. Если есть проблемы, у нас влияние. Я член жюри. Тем более если вас это интересует…»
– Мы, извините, снимаем фильм… Мне сдаётся, вы не без способностей. Не хотите ли на фотопробы… в любое время… я как раз режиссёр… Нет… не самый он, но я его самый непосредственный помощник. Говоря откровенно, он уже… Так что милости просим – 233-28-22. Грех скрывать такую красоту 233-28-22…
– Извините… Может, вам чего-то налить?..
– Молодой человек, я же разговариваю…
– Девушка попросила меня…
– Итак: 233-28-22… Вы так не запомните… 28… Нет… 28 предыдущая…
– Молодой человек, позвольте подойти, девушка сама просила…
– Нет-нет, 413-й не мой… А 28, предыдущая… там 22…
У неё один недостаток – ею нельзя наслаждаться одному.
У неё одно достоинство – она не бывает счастливой.
Красивая женщина – достояние нации.
Их списки и телефоны хранятся в специальных отделах ЦРУ, ФСБ и МИ-6.
Красивая женщина разъединяет мужчин и сплачивает женщин.
Она творит историю и меняет ход войны.
Она, она, она…
Она, оказывается, ещё и поёт на некотором расстоянии при ближайшем рассмотрении.
И неожиданно что-то вкусно взболтает в кастрюльке, и в фартучке. Который так обнимает её своими ленточками, что каждый мужчина на его месте висел бы, свесив голову, обжигая спину горячими брызгами, и молчал, принимая на себя все пятна и подозрения…
Красивая женщина пройдёт по столам, не опрокинув бокалы, и опустит взгляд, под которым ты ляжешь.
У неё нет хозяина, но есть поклонники…
– А что делать некрасивым? Повеситься? – спросила меня какая-то студентка и посмотрела с такой ненавистью, что мы не расстаёмся до сих пор.
Пойми меня
– Пойми, мне ничего от тебя не нужно. Мне нужно только твоё понимание.
– Понимаю.
– Мне очень нужны сапоги, понимаешь?
– Понимаю.
– Мне нужна шуба. Понимаешь?
– Понимаю.
– Я без денег. Понимаешь?
– Понимаю.
– Что же делать?
– Не понимаю.
– Пойми, мне от тебя ничего не нужно, но я вправе рассчитывать на взаимопонимание.
– Конечно.
– Ты хотя бы понимаешь, что я без денег?
– Понимаю.
– Нет. Ты не понимаешь.
– Понимаю.
– Не понимаешь. Вот тебе и всё твоё взаимопонимание.
– Пойми. Если бы я был богат…
– Я-то понимаю. А вот ты пойми.
– Понимаю.
– Ты не понимаешь, что денег нет, что на улицу не в чем выйти, не понимаешь!
– Понимаю! Но и ты пойми. У меня нет…
– А мне ничего не нужно. Мне только нужно, чтоб ты меня понял.
– Я тебя понимаю.
– Нет. Я могу человеку простить всё. Но если нет взаимопонимания, нет и жизни. Мы не можем жить вместе. Понимаешь?
– Понимаю.
– Наконец-то ты меня понял.
Софья Генриховна
Я говорю тёще:
– Софья Генриховна, скажите, пожалуйста, не найдётся ли у вас свободной минутки достать швейную машинку и подшить мне брюки?
Ноль внимания.
Я говорю тёще:
– Софья Генриховна! Я до сих пор в неподшитых брюках. Люди смеются. Я наступаю на собственные штаны. Не найдётся ли у вас свободная минутка достать швейную машинку и подшить мне брюки?
Опять ноль внимания.
Тогда я говорю:
– Софья Генриховна! Что вы носитесь по квартире, увеличивая беспорядок? Я вас второй день прошу найти для меня свободную минутку, достать швейную машинку и подшить мне брюки.
– Да-да-да.
Тогда я говорю тёще:
– Что «да-да»? Сегодня ровно третий день, как я прошу вас достать швейную машинку. Я, конечно, могу подшить брюки за 5 шекелей, но если вы, старая паскуда, волокли на мне эту машинку 5000 километров, а я теперь должен платить посторонним людям за то, что они подошьют мне брюки, то я не понимаю, зачем я вёз вас через три страны, чтобы потом мыкаться по чужим дворам?
– Ой, да-да-да…
– Что «ой, да-да-да»?
И тогда я сказал жене:
– Лора! Ты моя жена. Я к тебе ничего не имею. Это твоя мать. Ты ей можешь сказать, чтобы она нашла для меня свободную минутку, достала швейную машинку и подшила мне брюки?! Ты хоть смотрела, как я хожу, в чём я мучаюсь?!
– Да-да.
– Что «да-да»? Твоя мать отбилась от всех.
– Да-да.
– Что «да-да»?
Я тогда сказал тёще:
– Софья Генриховна! Сегодня пятый день, как я мучаюсь в подкатанных штанах. Софья Генриховна, я не говорю, что вы старая проститутка. Я не говорю, что единственное, о чём я жалею, что не оставил вас там гнить, а взял сюда, в культурную страну. Я не говорю, что вы испортили всю радость от эмиграции, что вы отравили каждый день и что я вам перевожу всё, что вы видите и слышите, потому что такой тупой и беспамятной коровы я не встречал даже в Великую Отечественную войну.
Я вам всего этого не говорю просто потому, что не хочу вас оскорблять. Но если вы сейчас не найдёте свободную минутку, не возьмёте швейную машинку и не подошьёте мне брюки, я вас убью без оскорблений, без нервов, на глазах моей жены Лоры, вашей бывшей дочери.
– Да-да-да. Пусть Лора возьмёт…
– Что Лора возьмёт? У вашей Лоры все руки растут из задницы. Она пришьёт себя к кровати – это ваше воспитание. Софья Генриховна! Я не хочу вас пугать. Вы как-то говорили, что хотели бы жить отдельно. Так вот, если вы сию секунду не найдёте свободной минутки, не достанете швейную машинку и не подошьёте мне брюки, вы будете жить настолько отдельно, что вы не найдёте вокруг живой души, не то что мужчину. Что вы носитесь по моей квартире, увеличивая беспорядок, что вы хватаете телефон? Это же не вам звонят. Вы что, не видите, как я лежу без брюк? Вы что, не можете достать швейную машинку и подшить мне брюки?
– Да-да-да…
– Всё!!! Я ухожу, я беру развод, я на эти пять шекелей выпью, я удавлюсь. Вы меня не увидите столько дней, сколько я просил вас подшить мне брюки.