Дженкинсон, служащий английской Московской торговой компании, отправился в 1557 г. из Москвы по Волге к Каспийскому морю, побывал в Бухаре, узнавал о путях в Индию и, вернувшись, привез массу заинтересовавших английских торговцев сведений. Его послали в новое путешествие, и в 1561 и следующих годах он побывал в Персии, где завел дипломатические и торговые связи, действуя и в качестве представителя Московской компании, и в качестве посланника английской королевы Елизаветы. Началась торговля с Персией через Россию, оттуда в Англию стали прибывать товары большой ценности и в громадном количестве. Нельзя не пожалеть, что представление о них мы имеем только по отрывочным данным. Если бы сохранившаяся история англо-персидских отношений не носила преимущественно конфессионального характера, мы бы, наверное, нашли в ней много материала для обобщений и выводов относительно экономической важности этих сношений для Англии. Даже из того, что мы знаем, ясно, что, по впечатлению англичан, на Персию падал отблеск индийской роскоши.
Но торговля англичан с персами длилась недолго. В конце XVI в. Персия стала терпеть такие жесточайшие удары от всемогущих турок-османов, что и торговля, и политическая ее самостоятельность на время свелись почти к нулю. Более или менее прочным приобретением от северных путешествий для англичан осталась торговля с Московией. Возникновение торговых сношений между Англией и Россией вызвало широкий отклик во всей Европе. В связи с этим представляет интерес любопытный комментарий к русско-английской торговле сторонника экономики дальнего прицела Корнилия де Бруина, настаивавшего на необходимости немедленного развития экспедиций за Атлантический океан. Он писал: «Если бы на каждые 10 судов, которые отправляются из Англии в Московию, хотя бы два корабля шли в Америку, они открыли бы новые, гораздо большие возможности. Но даже этого они не делают. Все англичане так увлечены торговлей с Востоком, что тратят на Москву все свои силы, энергию и капиталы».
Закончилось дело открытием Шпицбергена, голландцы устремились туда на новый в те времена (хоть и известный уже) китобойный промысел. О дальнейшем путешествии на северо-восток от Шпицбергена нельзя было думать, слишком трудными оказались условия плавания.
Тогда внимание моряков и купцов передовых в торгово-промышленном отношении народов севера Европы снова обратилось к мысли об объезде Америки, о продолжении дела, начатого, но недоконченного Девисом. Капитан Генри Гудзон, начавший службой в Московской компании, пустился в первое странствие в 1607 г. Корабль был ему дан Лондонским советом Московской компании. Он пошел восточным берегом Гренландии, а не западным, как шел Девис, затем после тщательных попыток пробиться сквозь ледяные массы к северу, идя все время вдоль этой линии льдов, он дошел до Шпицбергена (уже открытого, как сказано, голландцами).
В 1608 г. он пытался пройти от Шпицбергена к Новой Земле, но, спасаясь от затора льдами, оставил это намерение, хотя и успел набросать абрис части западного берега Новой Земли. Московская компания в Лондоне была недовольна результатами и отказала Гудзону в дальнейшей помощи. Тогда он перешел на службу к гораздо более богатой голландской Ост-Индской компании, которая могла себе позволить роскошь новых, почти безнадежных попыток.
Первое же из этой новой «голландской» серии путешествий Генри Гудзона повлекло за собою значительные последствия, хотя и не те, на которые рассчитывал настойчивый мореплаватель. Сначала Гудзон на голландском корабле попытался найти пролив, отделяющий Новую Землю от Сибири. Голландские моряки, измученные свирепой стужей и тяжкими общими условиями опаснейшего плавания по ледяному морю, взбунтовались. Гудзон повернул на запад и, очутившись у берегов Северной Америки, нашел то, что ему показалось началом пролива, но что на самом деле было громадным заливом и устьем большой реки, впадающей в этот залив Атлантического океана. Он вошел в этот залив и в устье реки (и залив и река были названы потом по имени Гудзона) убедился на этот раз в своей ошибке, но, впрочем, решил впоследствии еще обследовать этот огромный залив и повернул обратно.
Река показалась голландцам такой рыбной, берега такими богатыми по растительности, местоположение залива и устья таким удобным и выгодным для основания тут торгового порта, что вскоре после возвращения экспедиции в Европу голландская Ост-Индская компания объявила о своем праве собственности на открытую Гудзоном местность около устья этой «реки Гудзона», и вскоре, в 3626 г., там возник голландский поселок, названный Новым Амстердамом и переименованный, как увидим дальше, англичанами в 1664 г. в Нью-Йорк, Голландцы не ошиблись в том, что устье и бухта удобны для создания большой гавани: Нью-Йорк и в настоящее время является, как известно, одним из крупнейших торговых портов мира. Но сам Гудзон не был удовлетворен своим случайным открытием. Он не хотел успокоиться, пока не откроет северный путь в Индию. Он теперь решил искать его исключительно на северо-западе, а не около Новой Земли,
Быть может, завидуя удаче голландской Ост-Индской компании, финансировавшей и снарядившей путешествие Гудзона и получившей за это новое приращение своих владений, английские купцы постарались снова залучить Гудзона к себе на службу. Составилась специальная компания из 23–25 купцов, преимущественно лондонских, которые в складчину снарядили новую экспедицию для поисков северо-западного пути в Индию. Гудзон стал во главе экспедиции и в апреле 1610 г. вышел в море на корабле, названном им «Открытие» («Discovery»). Он сначала прошел проливом между Лабрадором и Баффиновой Землей и, выйдя в открытый им же в 1609 г. Гудзонов залив, стал его тщательно исследовать. Все ему казалось, что этот залив окажется проливом и приведет к Тихому океану. Долгая, страшная, голодная зима ждала его во время этих скитаний. Цинга косила экипаж, страдания матросов были нестерпимы. Когда матросы узнали (дело было уже в 1611 г.), что капитан намерен не возвращаться домой, как они надеялись, а идти дальше к северу, они возмутились, усадили Гудзона с сыном и еще несколькими людьми в лодку и оставили в море. Все посаженные в лодку погибли бесследно. Эскимосы уже во время обратного плавания голландцев перебили несколько человек, часть умерла от голода, всего несколько человек добралось до Англии. Шестерых из них судили в Англии, но неизвестно в точности, что с ними стало, признали ли виновными в происшедшем. Имя одного из них встречается еще впоследствии.
Во всяком случае, из рассказов уцелевших и добравшихся до Англии людей явствовало, что проход в Тихий океан найден.
Так, по крайней мере, полагали матросы, бывшие с Гудзоном в экспедиции. Им поверили, и для продолжения дела те же лондонские купцы (уже формально объединившиеся в Компанию лондонских купцов для открытия северо-западного прохода) послали в апреле 1612 г. новую экспедицию под начальством капитана Бостона. Но ни эта экспедиция, ни одновременно действовавший в тех же североамериканских морях датчанин Галль, присланный датским правительством с целью поисков золота, а также с целью открытия пути в Индию, ничего не нашли. Галль был убит эскимосами, мстившими за варварский захват и увоз датчанами нескольких из их соплеменников. Одним из младших морских офицеров на корабле Галля был Вильям Баффин, моряк с географическими познаниями. Компания лондонских купцов для открытия северо-западного прохода приняла его на службу, и в 1615 г. он отправился в северные моря, но вернулся со всей командой, так как лед заградил им путь. В следующем году он объехал почти весь остров, который с тех пор и получил название Баффиновой Земли, и вернулся в Англию, не открыв искомого пути. Вскоре эти попытки окончательно прекратились, и Компания лондонских купцов для открытия северозападного прохода окончила существование. Произошло это в 1621 г. Не только трудность дела была тому причиной. Наступали другие времена, Англия готовилась встать на тот же путь, на который уже вступила с блистательным успехом Голландия, — на путь открытой экономической и политической борьбы с целью овладения португальскими и испанскими колониями и, прежде всего, с целью завести самостоятельную торговлю.
В течение почти всего XVI столетия вплоть до отпадения Голландии от испанской монархии, даже до гибели (в 1588 г.) «Непобедимой армады» и в течение еще нескольких лет после этих двух событий колоссальная испанская держава и соединенная с ней тесными узами и солидарными интересами (Тордесильясским «разделом мира») Португалия представляли собой такую внушительную силу, что ни Англия, ни Франция, ни Нидерланды до революции и подавно во время революции не могли и думать предпринять против обеих держав Пиренейского полуострова открытую борьбу на океанах и в далеких колониальных владениях с целью хотя бы настоять на своем праве тоже заводить колонии и фактории в Южной и Центральной Америке, в Индии и на островах, где уже побывали испанцы и португальцы.
Но Англия, Франция и Нидерланды ни за что не желали мириться с этой испано-португальской монополией.
С одной стороны, в течение всего XVI в. в названных странах, как было уже отчасти показано, особенно в Англии, не перестают ломать себе голову над поисками нового, непортугальского морского пути в Индию, посылают экспедиции в обход Северной Азии и Северной Америки, мечтают подойти к вожделенной Индии и островам Индонезии с той стороны, где их не смогут уничтожить ни в пути, ни по прибытии ненавистные португальцы и испанцы. С другой стороны, возникает и утверждается практика перехвата испанских и португальских товаров на море во время их перевоза по океану из Америки и Индии в Европу. Этим делом занялись пираты.
Пиратство, как известно, — одна из древнейших «профессий». Но пиратов XVI–XVII вв. так же нельзя сравнивать, скажем, с теми пиратами, которых перевешал в свое время Цезарь и с которыми боролся Помпеи, как ненаучно сравнивать «колонии» Древнего Рима с колониями Испании, Португалии, Англии, Франции, Голландии. Пираты XVI–XVII вв. — это пионеры, добровольцы, «вольные стрелки», лазутчики и деятельные борцы, делающие дело, нужное купечеству и стоящему за купечеством правительству их страны. Правда, многие из них увлекаются и грабят иной раз подвернувшееся под руку судно собственной страны, а их самих, если только подвернутся после этого под руку, вешают за это на реях, но, если они избегают подобных увлечений или, во всяком случае, действуют с должной осторожностью, их приветствуют сограждане, им устраивают триумфальные встречи, их ласково принимают короли и королевы, с ними делит добычу королева Елизавета Английская, их возводят в сан баронетов, им дают должности губернаторов.
Присмотримся ближе к этому крайне важному феномену экономической действительности XVI–XVII вв.
Пиратство составляет в XVI, XVII, XVIII столетиях очень заметную часть того общего исторического фона, на котором перед нашим взором развертывается история европейского капитализма, пустившегося в заморские предприятия. Ни вся история европейской торговли, ни история колониальных захватов и борьбы за колонии просто непонятны, если не отдать себе полного отчета в том, чем было пиратство в эти 300 лет.
Надо, прежде всего, настойчиво обратить внимание читателя на то, что почти во весь этот период и уже, во всяком случае, приблизительно до половины XVIII в. пираты европейских, американских и азиатских морей были двух категорий: 1) специалисты, видевшие в этом занятии свою единственную жизненную карьеру; 2) судовладельцы и купцы, усматривавшие в морском разбое подсобный промысел, полезно разнообразивший их коммерческую деятельность. Ни предки финансовых королей нынешнего лондонского Сити или амстердамской биржи, ни их ныне здравствующие потомки не любили прежде и не любят теперь вспоминать об этой стороне «первоначального накопления» своих миллионов и делиться семейными документами этого рода. Иначе {в наши неспокойные для этих господ времена) очень осложнилась бы их идейная борьба в защиту извечных, неприкосновенных прав частной собственности против справедливых посягательств.
Пиратское происхождение некоторых теперь еще существующих больших состояний в Англии, Южной и Северной Америке и т. д. тем не менее не подлежит сомнению. Делалось это так. Купеческое судно отплывало с товарами для далеких стран. Если торговое предприятие было большим и богатым, то на судне оказывалась и довольно большая команда в 30–40, а то и больше человек и достаточное количество огнестрельного и холодного оружия. Такой вооруженный «купец» (технический термин для торгового судна), отойдя на известное расстояние от берегов родины, зорко следил, не попадется ли навстречу другой «купец», поменьше и послабее, чем он, и, по возможности, чужого происхождения (со своими дело могло впоследствии принести неприятности). Встретив подходящее судно, вооруженный «купец» его останавливал, брал на абордаж и грабил. Экипаж в лучшем случае спускался в шлюпках в море, а чаще всего выбрасывался в море без шлюпок, и наш «купец» продолжал путь. Он, обыкновенно, вовсе не отклонялся для этих подвигов от прежнего, предуказанного торговыми целями маршрута, и в этом-то и сказывался случайный, побочный, «совместительский», так сказать, характер такого морского разбоя. Делу (т. е. коммерции) было время, а потехе час, и вооруженный «купец» в этом смысле из пиратства дела не делал, но и от дела не бегал. Сплошь и рядом случалось, однако, так, что эти попутные разбои приносили больше чистого барыша, чем непосредственная «легальная» коммерческая сторона всего предпринятого рейса. Часть доходов, добытых разбоем, распределялась между капитаном и командой, остальная доставлялась хозяевам, правительству. Рекомендовалось избегать легкомысленного риска, поэтому «купец» нападал лишь на явно более слабые и хуже защищенные суда, а при встрече с кораблем сколько-нибудь серьезных размеров салютовал ему встречным сигналом и мирно продолжал путь. Если оба рейса (туда и обратно) были особенно продуктивны в смысле этих непредвиденных сверхсметных доходов, правила хорошего тона и благоприличия требовали, чтобы по возвращении домой купец-судохозяин и капитан пожертвовали солидную сумму на украшение и благолепие местных храмов, на помощь бедным, наконец, на массовые городские увеселения, чтобы они вообще кое-что уделили от своих щедрот как для спасения души, так и на пользу сограждан.
Были целые купеческие династии, которые в конце концов сочли нецелесообразным дилетантское и неорганизованное ведение таких операций и решили именно морской разбой поставить в центре своей экономической деятельности. Оговариваюсь: пираты этого происхождения, у которых морской разбой вырос, так сказать, органически из их чисто торговых путешествий и постепенно из побочного занятия повысился в ранг основной специальности, ничего общего не имеют в смысле социального происхождения и классового облика с той главной массой пиратов, о которых речь у нас будет дальше.
Возьмем для иллюстрации этого своеобразного явления семью баронета сэра Джона Киллигрью, вице-адмирала королевской эскадры в Корнуэлсе и губернатора укрепленного прибрежного замка Пенденис. Это были купцы, вышедшие в дворяне и продолжавшие заниматься сначала купечеством пополам с пиратством, а потом пиратством пополам с государственной службой. Их потомки до наших дней заседают в палате лордов, и между членами этой семьи были и министры, и епископы, и генералы. Сэр Джон Киллигрью был сыном купца-пирата и сам в свободное от служебных занятий время занимался тем же.
Дело было во времена королевы Елизаветы, во второй половине XVI в., в героические времена владычества пиратов на всех омывающих Англию морях. Семья Киллигрью держала в страхе и повиновении юго-западный берег Англии, т. е. весь Корнуэлс и Девоншир, и противолежащий берег, юго-восточный берег Ирландии — Корк, Уотерфорд, Керри. У них была целая флотилия и всюду свои агенты. Они старались, по возможности, не грабить англичан, особенно местных, но зато всем прочим спуска не давали. Киллигрью создали целое акционерное общество, конечно не давая делу излишней огласки. Родовой их замок был за городом Фалмут (в Корнуэлсе), на берегу моря. Они принимали у себя всю местную знать, которая всячески добивалась, чтобы Киллигрью допустили ее хоть на паях участвовать в организованном морском разбое. Капитаны судов, служившие этой семье, получали '/ 5награбленной добычи, 4/ 5шло семье Киллигрью, которая уже выделяла должные паи (смотря по вложенному капиталу) тем или иным участникам. Знаток и исследователь истории английского пиратства Филипп Госс говорит даже о «синдикате» Киллигрью, но он неточен в терминах, это был не синдикат, а, скорее, общество на паях с «ограниченной ответственностью» (limited), т. е. в случае неудачи его участники теряют только пай, не отвечая иным своим имуществом. Впрочем, неудач было очень мало, и счастливцы, которых семья Киллигрью принимала в долю, богатели не по дням, а по часам. Конечно, случались и неприятности, но это бывало лишь изредка, когда уже не прямой коммерческий расчет, а спортивное, так сказать, чувство заставляло иных членов этой семьи переходить пределы должной осторожности. Видит, например, однажды (в январе 1582 г.) старая леди Киллигрью из окон своего приморского замка, что в Фалмутский порт вошло, скрываясь от бури, большое ганзейское торговое судно. Мужчин дома не было, они были все на своей работе, далеко, и скучавшая дома старушка решила действовать по собственной инициативе. В ту же ночь она, лично предводительствуя баркой, куда посадила вооруженных людей, подкралась и напала на ганзейцев врасплох. Ганзейцы (кроме случайно находившихся на берегу в эту ночь) были все перебиты и выброшены в море, их судно отведено по приказу леди Киллигрью в укромный уголок на берегу Ирландии, а сама старая леди с обильной добычей вернулась на заслуженный покой доканчивать ночь в своем замке. Но дело было слишком уж дерзким, уцелевшие подняли шум, выставили свидетелей, и старую леди с ее соучастниками отдали под суд. Двух из них по приговору повесили, а старушке, которую тоже чуть-чуть не повесили, смягчили в последнюю минуту меру наказания.