— Все это пустяки, мама, — сказал он. — Давай поговорим о другом… Я решил жениться. Завтра мы должны зарегистрироваться.
Валентина Марковна ахнула:
— Как — зарегистрироваться? С кем? Кто невеста? — расслабленным голосом спросила она. — Почему ты ничего мне не говорил об этом раньше?
Максим пожал плечами:
— Не было уверенности, мама, что так получится. А вчера все определилось окончательно. Моя невеста — Лида Нечаева, студентка строительного факультета нашего института. Очень хорошая девушка.
Валентина Марковна растерялась. Она еще не знала, радоваться или огорчаться от столь ошеломляющей вести, и спросила:
— Она тоже уезжает с тобой в эту, как ее… Степновскую область?
— Нет, мама… Ей еще целый год учиться. Потом она закончит институт, получит диплом и будет проситься на работу туда, где буду я.
— Лицо Валентины Марковны осветилось радостью — новая надежда осенила ее.
— Так вы хотите пожениться, и она останется в Москве? Как же ты ее оставишь?
— Ну, не совсем оставлю. Я же приеду в отпуск. А пока она будет жить у своих родителей.
Валентина Марковна сказала растроганно:
— Сыночек, милый… Но почему же у своих, а не у нас? Я и отец будем рады, если она… вы будете жить у нас. А потом отец постарается достать вам отдельную квартиру. Теперь тебе, милый, никак нельзя уезжать. Кто же оставляет молодую жену?
— Мама, не возвращайся к старому. А зарегистрироваться мы решили завтра. Завтра я приведу ее сюда, — твердо заявил Максим.
— Ты и не посоветовался с нами. Не познакомил нас с ее родителями, — упрекнула Валентина Марковна.
Максим поморщился:
— Ее родители — хорошие, скромные люди.
— Ну что ж… Тебе виднее.
Валентина Марковна вздохнула. Она поняла: скоро, очень скоро сын окончательно уйдет из-под ее власти.
29
На другой день, в полдень, Максим поехал на Белорусский вокзал встречать Лидию. Оттуда он хотел повезти ее прямо домой, чтобы познакомить с матерью, но девушка заупрямилась — не захотела ехать. Она была грустна, и его восторженный рассказ о том, как он обо всем поведал Валентине Марковне, почему-то не вызвал у нее воодушевления.
— Завтра, завтра… Давай отложим на завтра, — уклончиво оказала она.
Он сообщил ей, что через два дня, в воскресенье, мать готовит для него и его друзей вечеринку по случаю окончания им института.
— Вот там ты и представишь меня своей матери. Ведь я должна подготовиться… Неужели ты думаешь, что все это так просто?
— А когда будем регистрироваться? Ведь мы же договорились, — нетерпеливо настаивал Максим.
Она улыбнулась:
— И зарегистрируемся…
— Когда?
— Я тогда сама скажу тебе.
Он разочарованно вздохнул. В нем шевельнулось подозрение: все-таки эта старомодная мамаша, Серафима Ивановна, прочно стояла между ним и Лидией, и та не решалась что-либо обещать Максиму без ее ведома.
Максим проводил Лидию домой и поехал к Стрепетовым.
Сообщение о том, что он и Лидия договорились зарегистрироваться и, вероятно, на днях предстоит свадьба, привело Галю в восторг, а степенного Славика заставило состроить глубокомысленное лицо.
— Так вы уже договорились? — потирая свою плешинку, осведомился он.
— Договорились.
— И все взвесили? — спросила Галя.
— А что же взвешивать? — многозначительно промычал Славик, делая нарочито настороженные глаза. — Ты и Лидия… гм…
— Не каркай! — прикрикнула на него Галя. — Не слушай его, Максим. Он любит пугать.
— Так, та-ак, — загадочно тянул Славик. — Стало быть, в загс. И тебе нужны свидетели?
— А что? Разве обязательно нужны свидетели?
— А то как же! Раньше — шафера или там еще дружки, посаженые отец, мать, а теперь хотя бы два свидетеля.
— Ты уж мне, пожалуйста, советуй, что надо. Вот ты и Галя и будьте свидетелями…
Вид у Максима, как у всех женихов на свете, был растерянный, в движениях появилась несвойственная ему прежде суетливость.
— Так, так, — пристально вглядываясь в похудевшее и словно поглупевшее лицо Максима, тянул Славик. — Вижу: уже началось. Бегающие глаза, частое дыхание, как у загнанного цуцика…
— Перестань же! — вновь прикрикнула Галя и шлепнула мужа по макушке.
— Ну, а к отъезду-то ты готовишься? — спросил Максима Славик. — Не забывай — осталось три недели.
Максим невнятно пробормотал:
— А как же… Я всегда готов… Чемоданы в руки — и пошел…
Но на самом деле он совсем не был готов к отъезду.
— Вот-вот… Только ли одни чемоданы?.. А то я думал, ты и о дипломе совсем забыл, — продолжал подтрунивать Славик. — Где уж тут о работе помышлять… Вот только как же ты — женишься и уедешь? Как суженая твоя на это посмотрит?
— Лида согласна, — сказал Максим. — Она будет продолжать учиться. Потом приедет ко мне.
Славик покрутил головой:
— Сложное дело — начинать семейную жизнь с разлуки. Но не буду тебя расстраивать. Ты сейчас горячий, как конь на скачках.
Максим взглянул на него и Галю исподлобья:
— Вы приходите в воскресенье. Обязательно. Помянем студенческие годы.
— Придем. Спасибо, что не забыл. — И Славик вновь лукаво-насмешливо взглянул на товарища.
От Стрепетовых Максим поехал к Черемшанову.
Саша жил недалеко от Боткинской больницы, в новом доме. Его мать, работавшая в больнице санитаркой, занимала двухкомнатную квартиру на первом этаже. Максим быстро нашел ее. Саша был дома и встретил товарища с шумной радостью. Он схватил его длинными жилистыми руками, приподнял несколько раз, покружил вокруг себя и с силой поставил на пол.
— Шалопай, барчук, — похохатывая, шутливо набросился он на Максима. — Все-таки снизошел, а? За годы институтской учебы ни разу не заглянул — пренебрегал, что ли, а тут — нашел. Очень рад… Какой ветер тебя занес сюда, Макс?
— Пока московский, — ответил Максим. — В институте не было нужды забираться к тебе так далеко: виделись чуть ли не каждый день, а теперь… Принимай приглашение ко мне в воскресенье на банкет. Мама устраивает пир на весь мир. Отпразднуем счастливое окончание.
— Спасибо. Только ты извини — я вот так, как есть. Фраков и смокингов у меня нету.
«И всегда он так — за шуточками, дурачеством прячет что-то свое, серьезное, особенное», — подумал Максим.
Он окинул глазами небогатую обстановку — вещи стояли здесь в небрежном несоответствии, точно расставленные наспех… Всюду были разбросаны книги и журналы в разноцветных обложках. Максим стал разбирать их, бегло просмотрел названия. Это была литература преимущественно техническая, строительная, по самым различным видам производства — электротехнике, гидростроительству, шлюзам и плотинам, технике бетонирования, сварке конструкций и по многим другим видам знаний. Попадались тут и иностранные журналы в ярко-голубых и огненно-оранжевых обложках.
— О, да ты, оказывается, много читаешь по технике, — заметил? Максим. — Говорят даже, тут у тебя чуть ли не лаборатория.
Черемшанов засмеялся тоненьким дурашливым смехом:
— Кто тебе сказал? Чепуха. Ну есть у меня кое-что. Я тут новый бетоноукладчик сообразил. Он автоматически разравнивает и трамбует бетон сразу несколькими вибраторами. Иди сюда.
Саша потянул Максима за руку в соседнюю комнату, где у одной стены стояла кровать с никелированными шишечками, а у другой — почерневший от времени платяной шкаф. Между шкафом и стеной, в уголке, притулился небольшой верстак, а на нем лежали пилочки, напильники, зубила, мотки проволоки, клей в банке. К верстаку привинчены маленькие тиски, почти игрушечный сверлильный станок. Тут же стояла модель какой-то Мудреной, непонятной Максиму машины.
— Вот, — вдруг посерьезнев и скромно потупив взор, сказал Черемшанов, — эта самая штуковина. Гляди. Включаю.
Он воткнул в розетку тонкий шнур, и модель зажужжала, как электрическая бритва, колесики ее завертелись, застучали, засновали маленькие кривые разравнивающие скобы, заработали трамбующие вибраторы, то опускаясь, то поднимаясь, точно зубья бороны.
— Видишь, — сказал Черемшанов, — вместо нескольких человек с вибраторами — один автомат. Трамбовка ускоряется на большей площади. Эту штукенцию я повезу с собой. Там, на месте, с практиками посоветуюсь, добьюсь, чтобы изготовили опытный экземпляр, попробую, может, пригодится.
Должно быть, он впервые показывал свое изобретение и поэтому особенно волновался.
— Ты, Саша, просто гений! — сказал Максим полушутя. И у него опять, как когда-то, засосало под ложечкой. — И на работу ты едешь не с пустыми руками.
Саша фыркнул:
— Ну вот еще! Это только дань пионерскому возрасту. Там нас ожидают вещи посерьезнее.
— Но ты уже работаешь, над чем-то думаешь, — заметил Максим Завистливо.
— А думать и читать никому не возбраняется, — ответил Саша и засмеялся. — Как же иначе, если не думать? Я люблю свою специальность и предвижу в ней большие возможности. Всякая работа требует фантазии, любви к ней. Я еду в Ковыльную, как в неисследованную страну. Авось найду там что-нибудь новое. И меня уже разбирает любопытство… А ты как думал? Разве ты без этого едешь? Ехать на стройку только для того, чтобы получать зарплату, — это сонное дело, друг мой… Что это у тебя? — изменив тон, спросил Черемшанов и потрогал повязку на руке Максима.
— А так. Чепуха… Поцарапал немного, — ответил Максим и отвел глаза. Ни у Стрепетовых, ни здесь ему не хотелось рассказывать о своих приключениях. Ему казалось: этим он выдал бы какую-то душевную, связанную с Лидией тайну.
Максим уходил от Черемшанова по-новому взволнованный не домашним беспорядком, кипами технических книг, журналов, чертежей и даже не моделью изобретенной машины, а неукротимым огнем в глазах Саши, его неустанным стремлением к какой-то ему одному ведомой цели. Черемшанов похудел еще заметнее, бледные щеки его запали, лопатки острее выпирали из под поношенного, забрызганного машинным маслом пиджака. Туговато, видимо, жилось Саше, но от этого он становился еще деятельнее и беспокойнее. И Максим впервые по-новому позавидовал всему, чем жил и чем занимался Саша. Он старался найти в своей душе что-нибудь подобное его душевному жару и не находил, и от этого ему становилось не по себе.
К Бесхлебнову Максим приехал расстроенный и хмурый. Миша встретил его с веселым радушием.
— Ты что такой мрачный? — спросил Бесхлебнов. — Или разлюбила? — и он рассмеялся.
— Пока не разлюбила, но боюсь, что разлюбит, — в тон ему пошутил Максим, заражаясь ясной веселостью Бесхлебнова.
— Почему?
Максим махнул рукой:
— Никудышный я.
Увидев на левом лацкане Мишиного пиджака отливающий золотом и эмалью новенький орден Трудового Красного Знамени, Максим сказал:
— Вот видишь, ты уже орден получил.
— Вчера, браток. Вчера вручили.
Из ясных, честных глаз Миши, казалось, летели брызги стыдливой сдерживаемой радости. Он совестился показать ее, но, как ни старался скрыть, она все-таки вырывалась наружу застенчивой и добродушной улыбкой. Во всем облике Миши было что-то праздничное, приподнято-возбужденное…
«Вот и этот тоже, как Сашка…» — подумал Максим с завистью.
30
Вечером у Страховых собралась приглашенная Максимом молодежь — человек десять. Лидия приехала с Галей и Славиком. Максиму хотелось представить ее матери в самом выгодном свете. Но из-за пережитых накануне волнений Лидия выглядела очень смущенной, лицо ее казалось потухшим.
Как только она вошла, Валентина Марковна пристально, с головы до ног оглядела ее. И по взгляду матери Максим понял — Лидия ее разочаровала. В ее глазах все ценимые им достоинства Лидии не имели значения. Мать считала ее недостаточно эффектной и изящной, эффектность и изящество казались ей чуть ли не главным преимуществом всякой подлинно культурной столичной девушки. И она подумала, что Эля Кудеярова была бы для Максима гораздо более подходящей подругой жизни.
Валентина Марковна не хотела сразу высказать свое мнение Максиму, но, когда тот, выбрав момент, встретил мать в другой комнате и спросил: «Ну как? Правда, хорошая?» — она уклончиво ответила: «Очень миловидна, но слишком проста». — «Ты ничего не понимаешь!»— рассердился Максим и ушел к гостям.
Лидия же, чутьем угадав произведенное на Валентину Марковну впечатление, еще более стушевалась и в продолжение, всего вечера, когда она с ней заговаривала, была очень застенчивой и неловкой. Это вызвало в Максиме досаду, и он тихонько сказал:
— Что с тобой? Почему ты такая — невеселая?
Она не ответила, а только подняла на него полные недоумения и тревоги правдивые глаза.
Настроение Максима начинало портиться. Кроме приглашенных им институтских товарищей, почему-то явились и те, кого он не приглашал и с кем давно перестал общаться. Одни были старше его и, окончив институт на год или два раньше, устроились по протекции родителей в Москве, с другими же он никогда не имел ничего общего. Среди неприглашенных Максимом был Серж Костромин, очень важный молодой человек, сын крупного инженера, сразу же по окончании строительного института занявший видный пост в Главном проектном бюро. Явился также сын Аржанова, Игорь, такой же толстенький, одутловатый, самодовольный, как и отец, паренек, оставленный в аспирантуре одного из технических вузов и вот уже третий год работавший над какой-то, судя по слухам, никому не нужной диссертацией.
Максим не был знаком с Игорем. Он недоуменно спросил мать, откуда тот взялся и зачем его пригласили. Мать заискивающе ответила:
— Ты извини, Максик. Как-то неудобно было не пригласить. Ведь я знакома с матерью Игоря.
Максим вспылил:
— Ты, может быть, и Бражинского пригласила?
Валентина Марковна замахала руками:
— Что ты?! Еще что выдумаешь!
— Тогда зачем здесь эти двое? Я же тебя предупреждал: гостей буду приглашать я. Вот теперь и занимай сама этих двух надутых карьеристов. Мне они не нужны.
Лицо Валентины Марковны стало покорно-жалобным.
— Макс, сыночек, Сержик и Игорь очень скромные, положительные молодые люди, и дай бог так устроиться, как они…
Максим гневно сказал:
— Так ты и пригласила их для того, чтобы я взял с них пример?
Валентина Марковна взглянула на сына еще жалобнее, упрекнула:
— Ты хотя бы сегодня не обижал меня.
Максим только рукой махнул и ушел к Лидии. Она все время держалась поближе к Гале, словно чувствовала себя рядом с ней более уверенно. Максим показал Лидии свою комнату, телевизор, радиоприемник, книги — в большинстве приключенческие романы и повести, затем магнитофон, на ленте которого были записаны голоса всех друзей, какие бывали у него, и голос его самого.
— Давай запишу и твой голос. Прочитай какое-нибудь стихотворение, — предложил Максим.
— Не хочу, — отказалась Лидия и как будто вскользь заметила: — У тебя хорошая комната.
— Ты будешь жить в ней, когда я уеду. Это идея мамы, — сказал Максим.
Щеки Лидии зарделись.
— Я буду жить у своих, пока не закончу института. А потом… потом будет видно.
Максим нахмурился, хотел было возразить, но в эту минуту в комнату шумно ворвались Черемшанов, Славик и Галя..
— Вот они куда забрались! Ай, как не стыдно! — защебетала Галя. — Хозяину не полагается бросать гостей и уединяться.
Саша подмигнул:
— Галочка, не мешай им. Максим и Лида обследуют бухту, чтобы надежнее бросить семейный якорь.
— Не тарахти, легкомысленный треплишка, — остановил его Славик. — Нам лучше удалиться.
— Нет-нет, и мы с вами, — запротестовала Лидия, прижимаясь к Гале. — Галка, не бросай меня. Не бросай! — повторила она и загадочно-отчужденно взглянула на Максима.
Все четверо друзей вернулись в комнату, где расположились остальные гости.
Кое-кто уже танцевал, а некоторые бросали нетерпеливые взгляды на дверь в столовую.
Особенно непринужденно вели себя Саша Черемшанов и Иван Бутузов. Черемшанов мог веселиться с таким же увлечением, как и работать. Его, по-видимому, ничто не смущало: ни собственная нескладность, ни поношенный костюм, ни то, что Валентина Марковна порой осуждающе посматривала на него, недовольная тем, что он своей неумеренной шумливостью нарушал чинный этикет.