* * *
Море в «Корсаре» занимает главное место. Оно – фон к мятежной натуре вольнолюбивого Корсара, симфония его смятенных чувств, когда благородство борется в его душе со злобной мстительностью и мрачной решимостью. Но главная эстетическая функция моря традиционно байроническая. Неукротимая изменчивая стихия – море грозное, бурное, сияющее пронзительной синевой и отраженной небесной лазурью, пленительное и погибельное, как его изображает Купер, – влечет к себе и укрывает на своих широких равнинах вольнолюбивых людей, вступивших в конфликт с обществом и его законами.
Море в морских романах и лес в пенталогии о Кожаном Чулке играют одну и ту же роль: они – убежище для парий. В то же время море, лес – суровая школа, в которой ежечасно проверяются воля, собранность, мужество и стойкость человека.
Непрестанное ратоборство со стихией таит в себе неизменную загадочность: кто кого? Тем самым является обаятельной, притягательной силой для читателей всех возрастов. Корсар и его корабль – чудесное, почти одухотворенное существо, неотделимое от легендарного моряка, – поэтичны в самом высоком смысле слова. Оба они неуязвимы ни для ядер врага, ни для свирепых ураганов. Лишь сила страстей может восторжествовать над волею моряка.
Сергей Сергеевич Иванько (автор биографии Купера в серии «Жизнь замечательных людей», 1991)
В своих отношениях с окружающими Купер придерживался определенных взглядов. Он высоко ценил мужскую дружбу, был скрупулезно точным в финансовых расчетах, отличался доброжелательностью и терпимостью, верил людям и был глубоко разочарован, если эта вера не оправдывала себя. Он бывал излишне резок в своих суждениях и оценках, но, как правило, его выводы опирались на жизненные факты. Его не раз подводили люди, которых он считал своими друзьями, и он каждый раз глубоко страдал от этого. Куперу были чужды расовые предрассудки, он одинаково уважительно относился к белым, черным или краснокожим своим согражданам.
* * *
Лето 1827 года Куперы жили в небольшой деревушке под Парижем. Просторный дом стоял на берегу Сены, вокруг дома раскинулся большой сад, на самом берегу реки был деревянный настил и небольшой летний павильон. Купер любил работать в этом павильоне, здесь-то и были написаны многие страницы нового романа, который получил название «Красный Корсар».
* * *
В своем новом романе Купер исторически правдиво изобразил не только определенный этап борьбы американских колоний за свою независимость, но и реалистически обрисовал типичные образы участников этой борьбы – американских корсаров и приватиров, людей по-своему благородных, но оттого не менее жестоких и беспринципных. Личная судьба Красного Корсара вызывает у читателей сочувствие, но методы его борьбы за справедливость, как он ее понимал, были жестокими и бескомпромиссными, такими, каким было его время.
Отто Вайскопф (автор статьи «Новый свет в литературе» в журнале «Рандеву», 2005)
Образ Корсара двойственен. С одной стороны, он отщепенец, окруживший себя головорезами. Но с другой стороны, он мечтатель, который чувствует необходимость отстаивать национальную свободу. Он в одиночку ведет борьбу за независимость и счастлив только тогда, когда своей рукой сбрасывает в воду флаг Англии. В этой двойственности особая притягательность образа. Благородный пират – что может быть романтичнее?
Литература
Бальзак об искусстве / Сост. В. Р. Гриб. – М.; Л.: Искусство, 1941. – 527 с.
Белинский В. Г. Браво, или Венецианский бандит, исторический роман. Сочинение Я. Ф. Купера // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. – Т. 3: Статьи и рецензии; Пятидесятилетний дядюшка: 1839–1840. – М.: Изд-во АН СССР, 1953. – С. 158–160.
Белинский В. Г. Путеводитель в пустыне, или Озеро-море. Роман Джемса-Фенимора Купера… // http://azlib.ru/b/belinskij_w_g/text_2160.shtml
Боброва М. Н. Джеймс Фенимор Купер: Очерк жизни и творчества. – Саратов: Приволжское книжное изд-во, 1967. – 212 с.
Вайскопф О. Новый свет в литературе // http://www.jamescooper.ru/content/view/8/469/
Вяземский П. А. Старая записная книжка. 1813–1877. – М.: Захаров, 2003. – 960 с.
Горький Максим. Собрание сочинений: В 30 т. – Т. 24: Статьи, речи, приветствия (1907–1928). – М.: Худ. лит., 1953. – 575 с.
Иванько С. С. Фенимор Купер. – М.: Молодая гвардия, 1991. – 267 с. – (Жизнь замечат. людей. Сер. биогр.; Вып. 713).
Кашкин И. Купер // Литературная энциклопедия: В 11 т. – Т. 5. – М.: Изд-во Коммунистической академии, 1935. – С. 737–743.
Неизданные письма иностранных писателей XVIII–XIX веков (из ленинградских рукописных собраний) / Под ред. акад. М. П. Алексеева. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. – 380 с.
Паррингтон В. Л. Основные течения американской мысли. Американская литература со времени ее возникновения до 1920 года: В 3 т. – Т. 2: Революция романтизма в Америке (1800–1860). – М.: Изд-во иностр. лит., 1962. – 591 с.
Санд Жорж. Леоне Леони // http://lib.ru/INOOLD/SAND/leoni.txt
Скотт В. Дневники // Скотт В. Собрание сочинений: В 20 т. – Т. 20. – М.; Л.: Худ. лит., 1965. – С. 694–724.
Староверова Е. В. Американская литература. Фронтир и индейцы. Роман Дж. Фенимора Купера «Последний из могикан» и проза коренных американцев // http://lit-prosv.niv.ru/lit-prosv/staroverova-amerikanskaya-literatura/frontir-i-indejcy.htm
Твен Марк. Литературные грехи Фенимора Купера // http://lib.ru/INPROZ/MARKTWAIN/r_kuper.txt
Шейнкер В. Н. Исторический роман Фенимора Купера, его истоки и своеобразие: Учеб. пособие. – Иваново, 1980. – 62 с.
Antropologia kultury: Zagadnienia i wybór tekstów / Pod red. Andrzeja Mencwela. – Cz. 1. – Warszawa: WUW, 2005. – 488 s.
Conrad Joseph. Tales of the Sea // http://www.online-literature.com/conrad/notes-life-and-letters/8/
Cooper Susan Fenimore. Introductions to Novels by James Fenimore Cooper. The Red Rover (1828) // http://external.oneonta.edu/cooper/susan/susan-rover.html
Crawford J. James Fenimore Cooper and his Family in Samuel Finlay Morse’s Painting: The Gallery of the Louvre // http://external.oneonta.edu/cooper/articles/suny/2003suny-crawford.html
James Fenimore Cooper: The Critical Heritage / Ed. by George Dekker, John P. Williams. – L.: Routledge, 1997. – 299 p.
Lounsbury Thomas R. James Fenimore Cooper. 1882 // http://www.gutenberg.org/files/19463/19463-h/19463-h.htm
Memorial of James Fenimore Cooper. – N. Y.: J. P. Putnam, 1852. – 106 p.
Глава I
Пар. Пусть Марс примет вас в число своих любимчиков.
Кто знаком с суматохой и деятельностью торговых городов Америки, тот не узнал бы ныне в тихом порту Род-Айленда той гавани, которая в дни своего процветания считалась одним из самых значительных портов на всем нашем обширном побережье. На первый взгляд кажется, что природа будто нарочно создала этот порт, чтобы удовлетворить нужды и осуществить желания моряка. Благодаря четырем большим преимуществам – хорошему географическому положению, спокойным водам, свободному доступу и удобному рейду – наши предки-европейцы считали, что Ньюпорт предназначен служить единственным убежищем для кораблей и поставлять флоту целую расу опытных и умелых моряков. Последнее предположение отчасти оправдалось, но зато действительность развеяла ожидания относительно первого. Счастливый соперник появился в непосредственном соседстве с этим избранным природой местом, чтобы провалить все коммерческие расчеты и лишний раз доказать, что человеческая мудрость – это безумие.
Не много найдется хоть сколько-нибудь значительных городов на наших обширных землях, которые так мало изменились бы за полстолетия, как Ньюпорт. Еще прежде, чем полностью стали использоваться огромные природные богатства страны, прекрасный остров, на котором расположен этот город, избрали своим местопребыванием многие плантаторы Юга, пришедшие в поисках убежища от жары и болезней, от знойного климата, в стремлении подышать укрепляющим здоровье морским воздухом. Жители Каролины и Ямайки, подданные одного и того же государства, дружески объединились, чтобы сравнить свои права и обычаи.
Такие сравнения отразились на простых и неопытных потомках пуритан со всеми своими дурными и хорошими последствиями. Местные жители заимствовали некоторую мягкость манер, отличавшую колонистов южных английских колоний, но в свою очередь привили пришельцам свои особые воззрения на различие человеческих рас.
Род-Айленд был первой провинцией Новой Англии, отрешившейся от простоты нравов и традиций ее основателей. Она первая нанесла удар по резким и грубым манерам, которые некогда считались признаками истинной веры, внешней порукой внутренних достоинств человека; она первая резко отвернулась от спасительных принципов, которые могли бы заставить извинить еще более грубые нравы. По странному стечению обстоятельств, столь же несомненному, сколь и необъяснимому, негоцианты Ньюпорта сделались одновременно и работорговцами, и джентльменами, и торговля рабами началась именно с того времени, как нравы стали утонченнее.
Однако каково бы ни было моральное состояние жителей в 1759 году, сам остров никогда не был более цветущим и красивым. Гордые вершины еще были увенчаны лесами, старыми, как мир; маленькие долины покрыты цветущей зеленью Севера; простые, но чистые и удобные деревенские домики украшены богатыми коврами из цветов. Красота и плодородие этого края дали ему заслуженное имя, выражавшее больше, чем думали поначалу: местные жители назвали свои владения «Садом Америки», и их гости с жгучих южных равнин согласились с этим названием. Это гордое название сохранялось до нашего времени, до тех пор, пока здесь можно было любоваться прекрасными многочисленными долинами и густыми тенистыми лесами.
Год, названный нами, был замечательной эпохой британского могущества на этом континенте. Кровавая, жестокая война, начавшаяся неудачами и поражениями, заканчивалась триумфом. Франция лишилась последнего своего владения на материке, между тем как огромная территория от Гудзонова залива до земель Испании подпала под власть Англии. Жители колоний сильно содействовали успехам своего отечества. Первоначальные потери и поражения забывались в упоении успехом.
Ошибки Брэддока, небрежность Лаудона, бездарность Эберкромби – все было заглажено мужеством Эмерста и гением Вулфа. Во всех уголках земного шара торжествовала английская армия. Верные колонисты являлись самыми пламенными энтузиастами и шумно проявляли свои восторги, несмотря на ту ничтожную долю славы, которую им уступал могущественный народ, и уступал с пренебрежением: любовь к славе, как и скупость, по-видимому, возрастают по мере их удовлетворения.
Система угнетения и тирании, ускорившая неизбежное рано или поздно разделение, еще не была применена на практике. Родина-мать, за отсутствием справедливости, проявляла по крайней мере снисходительность. Как все древние и могущественные нации, она предалась приятному, но опасному удовольствию – любоваться собой. Достоинства и заслуги расы, на которую смотрели в Англии как на низшую, были забыты, а если их и вспоминали, то только для того, чтобы унизить, представляя в ложном свете. К этому добавлялись и политические разногласия, а все вместе вызывало недовольство, приводило к новым несправедливостям и ошибкам. Люди, которых опыт должен был бы сделать благоразумнее, не стеснялись проявлять, даже в высшем национальном учреждении, свое полное невежество относительно характера народа, с которым в сражениях вместе проливали кровь. Под влиянием развившегося высокомерия ветераны войны унижали свое благородное звание глупым самовосхвалением, недостойным даже примитивного слуги. Под этим низменным влиянием тогда же Бергойн дал в палате общин известное обещание пройти от Квебека до Бостона с названным количеством солдат; он, правда, сдержал впоследствии свое обещание, пройдя это расстояние с вдвое большим числом людей, но только товарищей по плену. Наконец, под этим же самым влиянием Англия бездумно принесла в жертву сто тысяч человек и растратила миллионы из своих сокровищ.
История этой памятной борьбы знакома каждому американцу. Осознав, что его отечество победило, он отводит этой победе достойное место в истории. Теперь он видит, что власть его родины покоится на прочных и естественных основах, и, для спокойствия своей совести, так же как и для утверждения своего достоинства, он понимает, что благоденствие республики не должно покупаться ценой унижения соседних наций.
Наша тема уводит нас в эпоху тишины, предшествовавшей буре революции.
В первых числах октября 1759 года Ньюпорт, как и другие города Америки, предавался одновременно и радости, и печали. Жители оплакивали смерть Вулфа и в то же время торжествовали его победу. Квебек, ключ Канады и последний значительный пункт, находившийся в руках народа, на который колонисты с детства смотрели как на врага, только что переменил своих хозяев. Верность английской короне, претерпев массу бедствий, тогда особенно укрепилась: не было ни одного колониста, не считавшего делом чести призрачную славу Брауншвейгской династии.
День, с которого начинается наша история, как и тысяча дней потом, огласился колокольным звоном и пушечными выстрелами по случаю победы королевского оружия. С раннего утра население высыпало на улицы с явным желанием повеселиться, желанием, которое обычно не приводит к истинному удовольствию. Оратор излил все свое красноречие, произнеся речь в честь павшего героя, и убедительно выразил свою преданность короне, униженно повергнув к подножию трона славу не только этой жертвы долга, но и тысяч других храбрых соратников, павших вместе с победителем.
Народ, удовлетворенный таким проявлением верности, стал расходиться по домам. Солнце склонялось к широким просторам, тогда еще пустынным и диким, а нынче плодородным и изобилующим всеми благами цивилизации. Жители окрестных деревень и гости возвращались в свои далекие жилища, руководствуясь своей расчетливостью, характерной для местных обывателей: даже в минуты, когда они, похоже, беззаветно предаются веселью, не забывают, что наступающий вечер вовлечет их в лишние расходы, которые они не считали необходимыми для выражения своих чувств в этот день. Одним словом, возбуждение улеглось, и все возвращались к своим обычным занятиям с обязательностью, показывающей, что они и так много времени потратили на выражение своих чувств.
В городе снова стали раздаваться удары молота, топора, шум пилы. Окна некоторых лавок были полуоткрыты, как будто их владельцы заключили некий компромисс между своими интересами и своею совестью. Можно было видеть, как хозяева трех гостиниц, единственных в городе, стояли у своих дверей, провожая уходивших крестьян взглядами, явно демонстрирующими их желание привлечь клиентов, всегда более готовых скорее продать, чем купить. Однако лишь несколько праздных матросов со стоящих на якоре кораблей да еще небольшая группа завсегдатаев кабаков откликнулись на их дружеские кивки, вопросы о здоровье жен и детей и, наконец, прямые приглашения.
Народ, живущий в так называемых провинциях Новой Англии, отличался тем, что он был полностью поглощен повседневной жизнью, а также заботой о будущем.
Однако великое событие дня еще не было забыто, хотя праздно болтать о нем за бутылкой никто не стремился. Прохожие собирались в группы на улицах, толковали о политических результатах великого национального события и делились впечатлениями о тех, кто играл днем главные роли. Все согласились, что благодарственные молитвы были искренни и безупречны. Большинством голосов было решено, что речь, которую можно назвать исторической, столь же изящна, сколь и поучительна; хотя это мнение и встретило некоторое возражение со стороны клиентов одного адвоката, выступавшего против оратора. В общем все согласились с тем, что никогда ни из чьих уст не прозвучала речь более красноречивая, чем произнесенная сегодня в их присутствии. Это напоминало разговор рабочих о корабле, построенном в их порту: по своей провинциальной восторженности, стремящейся обессмертить здания и даже некоторых людей в пределах их местности, они называли этот корабль драгоценнейшим образцом самых совершенных пропорций морского кораблестроения.