- Вы убили Элис? - язык мой немел и еле слушался. Плохо. Не ко времени. Или наоборот?
- Что вы! Не я. Сейчас время разделения труда, узкой специализации. Имеем профессионалов. Он же, профессионал, и кровью вас вымазал. Требовалось изучить вашу реакцию. Дамочку-то вы приговорили, придя к ней. Испытание выдержали, в окно не бросились, молодцом. Пришлось поработать нашему специалисту, прекрасный семьянин, между прочим, дети к нему так и липнут. Поработал он и с Зоей Федоровной, нашим старым помощником.
- Ее-то за что?
- Ради вас. Чтобы вы в себя поверили. Поверит человек - и все сможет. А вы сдаваться собрались. Нехорошо.
- Зачем вы мне все рассказываете?
- Положено по плану. Реакция ваша записывается, затем изучаться будет, на будущее. И в конторе диссертации пишутся, кипит наука. Кажется все, ничего не упустил, - он пожевал губами. - Не упустил. Теперь финал. При задержании гибнет маньяк-убийца. Куда делся шахматист Петров - останется тайной. Вы ведь человек одинокий, не правда ли? Напоследок должен еще загадку загадать: когда вас взяли в работу, как думаете? И не потому ли вы одиноки, что так было нужно?
Альба Регия раскрылась. В густом аромате цветка я подался влево, со страхом ступая на внезапно онемевшую ногу; отброшенный стул падал спинкой вниз, словно погружаясь в мед, руки отзывались неохотно, с задержкой, туго проходя сквозь упругий воздух; я стелился у края стола, но Федор Николаевич продолжал смотреть прямо перед собой; низкий хлопок заложил уши, брызнуло пламя из ствола пистолета и истаяло, глаза конторщика поплыли в сторону в поисках цели, но я, прежде чем раствориться во тьме беспамятства, успел ударить его в грудь, хрупкую, ломкую, точно тончайший хитиновый панцирь гигантского насекомого.
9
Я сидел на краю ванны, левая рука болталась безвольно, а правая крутила ручку крана, блестящую, хромированную, оставляя на ней следы.
Напор слабый, струйка в ниточку. Время истекает. Ладонь - в горсть, собирая то, что можно собрать, но вода уходила сквозь пальцы и падала на белую эмаль, расползаясь по ней багровым пятном, а в ушах нарастал рокот штормового прибоя.
Конец второй части
ГАМБИТ СМЕРТИ
Часть вторая
1
Александр Александрович смотрел хмуро и безрадостно. Впустую были и толстая сигара с голубоватым дымком, и шикарная золотая цепочка с золотыми же брелками. Еще бы, такое событие, а он - в стороне. Виси на стене и любуйся, как люди съезжаются играть, загребать деньги, и какие деньги! Деньжищи! Досадно. Оттого и не в настроении господин Алехин кисти местного любителя шахмат и живописи.
Наскучась портретом, я вернулся в уголок, к мягкому засасывающему креслу.
Секретарша терзала двумя пальчиками "Олимпию-Зупертайп", а вентилятор качал головой, не одобряя надругательства над импортной техникой.
Заветная дверь тихонько приоткрылась, выпуская опередившего меня посетителя. Маленький, аккуратный старичок улыбнулся дамочке за пишмашинкой, рассеянно скользнул взглядом по господину Алехину и мне. Для него мы оба были явлениями бесплотными, нереальными. Пожалуй, процентов на семьдесят пять он прав.
Старичок просеменил к выходу, а я вопросительно уставился на секретаршу. Она старательно не замечала меня, но загорелась на столе зеленая лампочка, и она осчастливила:
- Заходите, директор ждет вас.
Зайду, как не зайти.
Директор очень мило попытался привстать при моем появлении.
- Ваши документы признаны оргкомитетом, - сразу порадовал он, - следовательно, вы имеете право участвовать в турнире. Но... - он сделал паузу, подготавливая меня, - видите ли, участник с вашим коэффициентом должен уплатить турнирный взнос.
- В положении указано, что наличие международного коэффициента освобождает от взноса, - попытался поторговаться я.
- При условии, что он не ниже двух тысяч трехсот пятидесяти. Это мы решили позднее.
- Какова же величина взноса?
Он назвал сумму.
- Естественно, в рублях.
Конечно, в рублях. Будь у меня столько долларов, только бы ты меня, мил друг, и видел.
- Платить через банк?
- Да, разумеется. Впрочем, - он наморщил лоб, - сегодня истекает срок приема заявок, боюсь, вам не успеть.
- Что же делать?
- Вы отдайте деньги прямо мне, а я вам выпишу квитанцию.
- Извольте.
Рубли произвели свое обычное действие: с невольным вздохом он пересчитал купюры - так кошка с голодухи грызет, морщась, на огороде огурцы. Кажется, это сказал Черчилль. Вот какой я образованный.
- Сейчас заполню квитанцию, - денежки исчезли в сейфе, а вместо них у меня в руках оказалась бумажонка, девять на восемнадцать, с печатью.
- Пройдете в комнату четыре, там объявление на двери, оформитесь - и успехов вам.
В коридоре я еще раз осмотрел бумажку. Сколько их прошло через мои руки - контракты "АМИТР", акции му-му-му, сторублевки в кубышке, волею Павлова обращенный в мусор, кредитная карточка очень устойчивого банка. Правда, Русская Недвижимость шиш от меня получила. Опытный я стал.
Бумага еле-еле пахла горьковатым ароматом. Наверное, у директора в сейфе стоит бутылка шотландского виски. Хотя, если честно, теперь я не отличу "Двин" от "Нистру", кажется, все теперь делают на мебельной фабрике Урюпинска. Времена меняются, и коньяки вместе с ними.
Полчаса спустя я вышел из шахматного клуба полноправным участником опен-турнира "Аэро", первый приз пять тысяч долларов, сумма призовых - двенадцать. А подковерные мне не положены. Я же не знаменитость.
Весь вечер впереди. Свобода!
Роскошный клен багровел среди зеленых собратьев. Зрение шалит, или локальная осень? Я зажмурился, затряс головой.
- Плохо себя чувствуете? - мягко спросил кто-то. Я открыл вежды. Добрый самаритянин лет шестидесяти внимательно смотрел на меня, в руках авоська с бутылками. Пустыми.
- Нет, ничего. Скажите, у этого дерева цвет....
- Дерева? А, это порода такая особенная, до войны их сажали, помню. Последний остался клен, остальные порубили.
Успокоил. И, чтобы удержать прохожего, я поинтересовался:
- Не подскажите, как на улицу Никольского пройти?
- Никольскую? Да мы на ней стоим. Какой дом нужен?
Я сверился с направлением оргкомитета:
- Десятый.
- Совсем рядом, вон, двухэтажный, желтенький. Видите?
- Спасибо.
Поспешил по делам самаритянин, побрел к домику вещей окраски и я. Ну, что делать, сегодня грустные мысли беспрестанно осаждают меня.
Гладкий с фасада, домик щерился полудюжиной дверей с тыльной стороны. Похоже, строился на одного хозяина, да уплотнили в бурях истории. Я прикинул, где прикрепят доску: "Здесь останавливался П.И.Денисов"
Нужная квартира - на втором этаже. Музыкальный звонок пропел что-то из Россини. Хорошо, не Бетховен.
- Что вам угодно? - на пороге стояла дама бальзаковских лет, приятная во всех отношениях.
- Меня направили из оргкомитета - я протянул квиток.
- Заходите, пожалуйста, - она провела меня в квартиру. - Надеюсь, комната вас устроит. Центр города, а тихо, будто в лесу.
Я огляделся. Быт помещика девятнадцатого века. Пузатенький комод, причудливый шкаф, горка, этажерка.
- Дед с войны привез, - пояснила дама. - Карельская береза.
Я притворился знатоком.
- Как насчет соседей? не шумят?
- Сейчас я живу одна, - нехотя ответила она.
- Мне подходит, - я глянул в окно. По газону с лаем бегал дурашливый пудель, пытаясь привлечь внимание шикарной колли.
- Хотите отдохнуть? - любезно осведомилась хозяйка.
- Нет, пройдусь по городу. Вещи взять нужно из камеры хранения.
- Погода прекрасная, - согласилась хозяйка. - Если меня не будет дома, ключ возьмете в шестой квартире, я предупрежу.
Славный летний вечер - зной ушел, дома вызолочены низким солнцем, и люди неспешно фланируют по главной улице. Я влился в этот ленивый поток и постарался беззаботно прошествовать до перекрестка. Получилось неплохо. Другой квартал. Здорово. Но не стоит злоупотреблять. Скверик, зеленый и чинный, соблазнил меня. Я уселся на скамье, окруженный приторно пахнущими цветами. Сзади зашумело, забурчало. Оказывается, включился фонтан. Забавно. Совсем как в далекой Африке. В обеденный перерыв, когда коллеги-французы тратили франки в ресторане, наслаждаясь европейской кухней и кондиционированным воздухом, мы, русские, экономили. Садились вокруг фонтана и вяло притворялись сытыми. Нищета преследовала везде, и за границей укусы ее были не менее болезненными, чем в России. Платили нам вполовину против французов, но на руки получали едва пятую часть. Остальное переводилось в банк - растите, проценты, большие-пребольшие. Потому и блюли диету, поражая всех в госпитале стройностью фигуры и замкнутостью поведения. А куда с нашими грошиками пойдешь после работы? Бассейны, бары и клубы трудящимся русским не по карману, надо же что-то прикопить на новенький "Форд", предел желаний. Купить, ввезти беспошлинно в Россию и тут же продать. Особо упорные мечтали о московской квартире, но кончали язвой толстой кишки из-за дрянной местной еды. Не каждый способен на подвиг. Я не выдержал режима, вступил в шахматный клуб - он дешевле прочих - и вечерами гонял партийки как с африканскими друзьями, так и со скрытыми агентами спецслужб, пытавшихся расставить капканы в дебрях ферзевого гамбита. На безрыбье я оказался порядочным раком. Даже защищал цвета клуба в дюжине матчей с шахматистами сопредельных стран, заработал международный коэффициент - казенную бумагу, оформленную и заверенную по всем правилам мировой бюрократии. Вот, пригодилась. Банк-то тю-тю...
Из журчания фонтана стали складываться обрывки фраз. Я поспешно встал. Нет, это всего лишь транзистор: на соседней скамейке бабушка крутила ручку настройки. Напрасно, старушка.
Я обошел фонтан; за ним оказалось кафе. Блины в сметане, кофе со сливками. За соседним столиком зашелестели разворачиваемой газетой. Со своего места я разглядел эмблему турнира - самолет, взмывающий в небо с шахматной доски. Интересно, отмечен ли факт пополнения славной когорты профессиональных шахматистов Денисовым Петром Ивановичем? Конечно, нет. Ха-ха.
Я покинул славного преемника общепита, росток будущей экономики, недовольный сам собой.
Перед входом в парк у стенда "Аэро-турнира" собралась кучка знатоков.
- Семнадцать гроссмейстеров, семнадцать! - горячился почтенного вида эксперт. - И какие имена - он, полуприкрыв в экстазе веки, перебирал фамилии. Именно таким я представлял царя Кощея над златом. - Какие имена...
- Песок из твоих гроссмейстеров сыплется, - непочтительно возразил пятнадцатилетний интеллектуал. - Идет новая волна, и победит вообще кто-нибудь, никому не известный. Что имена, нафталин.
Потрясенный столь глубокой прозорливостью, я отошел от спорящих. Неизвестный шахматист. Могила неизвестного шахматиста.
Я изо всех сил старался сохранить бодрое настроение: покатался на карусели, выиграл флакон одеколона в тире - вонючего, противного, - но свежесть покидала меня еще быстрее, чем капитал Россию. Пришлось идти на вокзал, вызволять чемодан.
За те десять минут, что мы добирались до моего пристанища, таксист успел сообщить последние новости открывающегося турнира. Сбылся проект вдохновенного пророка О. Бендера. Все флаги в гости к Васюкам.
Хозяйки не было. Я не спеша распаковал чемодан. На стене отыскал незанятый гвоздик, повесил фотографию, на стол поместил книгу и бювар. Уселся на диван. Устроился.
В больнице сейчас - время процедур. В нашем "тихом" отделении - покой. Никакого шума, все лежат чинно, благолепно. Доктор Дима неслышно ходит по коридору. "Никто не знает своей судьбы - напутствовал он меня на прощание. - Каким бы серьезным не было ваше состояние, нельзя отчаиваться. Мы мало знаем об этой болезни, и еще меньше - о возможностях человека. Препарат приостановит развитие вируса, дальнейшее - непредсказуемо. Прислушивайтесь к себе, организм подскажет, что делать..."
Укус Стачанского не прошел даром. Вирус попал в кровь, в мозг и множится. множится...
Я открыл коробочку с давудином, выкатил на ладонь капсулу, прислушался. Глотать? Организм молчал. Значит, глотать.
Отдохну. Мне отдыхать полезно. Назойливая муха неосторожно пролетела рядом. Цап - и в кулаке. На это я теперь мастер - мух ловить.
Щелкнул замок. Хозяйка вернулась. Я подремывал. Деликатный стук в дверь - и Зоя Федоровна заглянула в комнату:
- Я не помешала?
- Нет, нисколько.
- Идемте чай пить, я мигом заварю.
Мы прошли в кухоньку.
- Я даже не познакомилась с вами как следует. Кроме фамилии ничего и не знаю.
Я пожал плечами:
- Незначащий червь мира сего и недостоин внимания великодушных особ.
- За правду пострадали? - подхватила Зоя Федоровна.
Я рассмеялся. Приятно встретить образованную особу.
- Вы на турнир приехали?
- Точно.
- Играть или судить?
- Играть, играть, дражайшая Зоя Федоровна. Выигрывать.
- Вы сильно играете?
- Самому страшно, как сильно.
- Мастер спорта?
- Берите выше.
- Неужели гроссмейстер?
- Эх, сударыня, что гроссмейстер. Я - третий призер Президентского клуба.
- Какого-какого?
- Президентского. В одной африканской стране президент шахматы любит. Хобби номер два. Лучший друг шахматистов. Никто больше так шахматы во всей Африке не любит.
- Умный, наверное, человек. А первым номером у него что?
- Бомбометание. Садится за штурвал самолета и - напалмом по деревням. Справедливый человек, не только повстанцев жег, а и своих, кто подвернется.
- Какие вы страсти рассказываете, - загрустила она.
- Увы... В поисках покоя я и прибыл в ваш город. Счастья искать.
- Город у нас хороший. Жизнь плавно идет, почти по старому.
- Спасибо за чай, Зоя Федоровна. Я пойду, отдохну. Завтра игра, знаете ли.
Душ, лампа под зеленым абажуром, "Телефункен" мурлычет на подоконнике, верно, тоже дедушкин трофей. Уют.
Зачем я здесь? Скучный, насквозь искусственный, мысли вычурные, засахаренные немилосердно. Делайте мне красиво.
Лампа мягко погасла. За окном - щедрая августовская россыпь звезд. Я пригляделся. Сатурн, опоясанный кольцом, висел над городом, спирали галактик оживляли небосвод. Не хватало подписи под созвездиями.
Никуда не деться. Изъеденный вирусом мозг бредил наяву. Я лег на хрустящую простыню, вслушиваясь в прибой кровотока в ушах. Море. Я гулял по Куршкой косе в кривом сосновом лесу, а рядом в редком кустарнике мелькала серая волчья спина.
2
Зал гудел роем злобных не по сезону мух, яростных, кусачих.
Распорядитель сверился со списком.
- Денисов, Денисов... - он водил пальцем по строчкам, укоризненно хмурясь. - А! Зайцев - Денисов, столик семьдесят три, - он победно поднял голову. - Семьдесят три, верно. Вас проводят, - распорядитель подозвал мальчугана с красной повязкой на рукаве.
Разгороженное шнурами пространство походило на испытательный лабиринт. Лабораторной крысой плелся я за мальцом, а тот уводил меня куда-то в угол, за колонны. Отыскав моего томящегося соперника, он оставил нас.
Часы оттикивали седьмую минуту моего времени. Белая королевская пешка с вызовом стояла впереди всех.
Я извинился, сел, внимательно осмотрел соперника. Эффектного кроя белый костюм, на лацкане пиджака - мастерский значок. Для него турнир - работа, хлеб. То-то расстроится...
Очень улучшенная защита Стейница. До восьмого хода я отдавал отчет в своих намерениях...
...Моросящий дождь заставил искать укрытия. Беседка, увитая темно-зеленым плющом, манила запущенностью. Я осторожно глянул внутрь. Тихие-то мы тихие, а вдруг?
Одинокая фигура шевельнулась в плетеном креслице.
- Не потревожил? - спросил я.
- Чего уж там, - приветливо кивнул он. Бесформенная больничная пижама не могла скрыть худобы. На коленях - раскрытый блокнот. - У вас ручки не найдется?
- Нет.
Дождь брызгал на коротко стриженые газоны.
- Незадача, - он озабоченно защелкал языком и с ожесточением зацарапал шариковой ручкой по бумаге. - Не пишет, совсем не пишет, - он порывисто встал, подошел к выходу, выглянул.
- Дождик славный, грибы пойдут, - я попытался завязать спокойную беседу.
- Боюсь, погода нелетная, - он вглядывался в беспросветную пелену туч. - Мне нужно отправить письмо авиапочтой. Обязательно сегодня. Обычной не могу. После гибели "Титаника" не доверяю я пароходам. А какой ход пропал!
- Ход? - некстати удивился я. Нашел место для удивлений - в психиатрической лечебнице. Ну ладно, в лаборатории патологии мозга, если угодно. Сути это не меняет.
- Тихо! - он перешел на шепот. - Могут подслушать! Я играю матч с Джеймсом Робертом Фишером на звание чемпиона мира по переписке! И если срочно не отправлю ход, у меня будет просрочка, поражение - в абсолютно выигранной позиции! Теперь вы понимаете, как необходима ручка. О! Есть способ! - он подобрал на полу спичку, чиркнул об обложку блокнота, поднес к пламени острие ручки. - Сейчас распишется!
- Николай Егорович, Николай Егорович! - Санитары шли по саду, заглядывая под мокрые кусты. Собеседник скривился:
- Прихвостни Фишера! Помешать хотят! Не выйдет! - и он отчаянно попытался начертать что-то в блокноте.
- Не пишет! Не пишет! - он со злобою уставился на ручку и вдруг резко, твердо воткнул ее острием в собственный глаз. - Получай, скотина!