Император тут же спрыгнул с коня и принялся старательно разыскивать добычу, но безуспешно. Он весьма удивился, и вся его свита с везиром во главе была поражена не меньше. В глубокой задумчивости император сказал, что не может поверить в то, что это обычная лань. Он решил, что скорее этот облик приняла пери, чтобы позабавиться и обмануть охотников. Придворные согласились с ним.
Ризваншад устремил взгляд к источнику и вздохнул.
— Я решил, — сказал он, — провести здесь ночь. Любопытство побуждает меня проследить за этой пери. Надеюсь, что увижу ее, как только она выйдет из воды.
И он отослал всю свою свиту, за исключением везира. Они прилегли на траве и разговаривали о белой лани. С наступлением ночи император, утомленный охотой, захотел спать.
— Мухсин, — сказал он везиру, — пока я буду отдыхать, не спускай глаз с источника и, если что-нибудь случится, разбуди меня.
Но усталый везир тоже задремал и вскоре заснул крепким сном. Случилось так, что оба они проснулись одновременно при звуках чудесной мелодии, зазвучавшей неподалеку. Они вскочили, огляделись и увидели замечательный, красиво освещенный дворец.
— Что бы это значило, Мухсин? — прошептал император.
— Государь, — ответил везир, — это что-то сверхъестественное. По воле небес мы покинули источник! Быть может, этот дворец — ловушка, возведенная каким-то колдуном, чтобы завлечь ваше величество?
— Будь что будет, — сказал император, — не бойся, идем во дворец.
Видя, что его повелитель нисколько не испугался, Мухсин больше не произнес ни слова. Вдвоем они подошли к дворцу и увидели, что ворота открыты. Они вступили в большой зал с фарфоровым полом, где находилось несколько возвышений, убранных золотой парчой. Всюду чувствовался аромат изысканных благовоний. Никого не найдя там, они двинулись в следующий зал, где на золотом троне, усыпанном драгоценностями, сидела девушка небывалой красоты. Ей прислуживали пятьдесят-шестьдесят молодых женщин. Некоторые из них пели, другие играли на лютнях. Их одежды были из розовой тафты, сплошь расшитой жемчугом.
Хотя Ризваншада и восхитила музыка, но красота девушки подействовала на него сильнее. Когда служанки увидели императора, пение прекратилось. Поклонившись, Ризваншад вышел на середину зала и обратился к девушке с такими словами:
— О прекрасная царевна! Повелительница сердец! Один облик твой обратил в раба меня, независимого монарха Китая! Могу ли я умолять столь восхитительную пери, чья красота неотразима, открыть мне свое имя?
Улыбаясь, девушка ответила:
— Я — лань, побеждающая львов, я — та, которую ты нынче преследовал.
— Но госпожа, — сказал император, — что следует мне думать об этом превращении? Как мне убедить себя в том, что видимое мною сейчас — не обман зрения?
— Господин, это — мой обычный облик, и я могу изменять его по своему желанию. Я показываюсь мужчинам и исчезаю из виду. Я могу принимать любое обличье, какое захочу. Это преимущество мне даровало небо с самого моего рождения.
Сказав это, она спустилась с трона, приблизилась к императору, взяла его за руку и повела его с везиром в верхнюю комнату, к столу, уставленному изысканнейшими лакомствами. Там она усадила императора и везира, сама же присела между ними. Мухсин подозревал недоброе, но император был настолько покорен красотой девушки, что потерял способность рассуждать. Он умолял ее отведать кушаний вместе с ними, но она отказалась с такими словами:
— Для меня и для моих служанок достаточно запаха еды или благовоний.
Когда император и его везир окончили трапезу, две девушки поднесли им по агатовой чаше, наполненной пурпурным вином. Стоило только его выпить, как чаши вновь наполнялись до краев. Они поднесли вина и девушке, но она не стала пить, а только вдохнула запах. Это подействовало на нее так же, как вино на ее гостей. Разгоряченный вином, император наговорил ей тысячу страстных слов. Девушка ответила:
— О господин, хотя вы по сравнению со мной существо куда более низкого ранга, я ничего не могу поделать: я полюбила вас. И чтобы вы могли оценить свою победу над моим сердцем, я скажу вам, кто я такая. В этом море есть остров, называемый Шахристан, там живут пери и правит царь по имени Манучихр. Я — его единственная дочь, и зовут меня Шахристани. Вот уже три месяца, как я покинула двор моего отца для того, чтобы просто посмотреть страны, населенные сыновьями Адама. Я люблю путешествовать и уже повидала весь мир. Как раз в то время, когда я возвращалась, я случайно увидела на охоте вас. Я пристально посмотрела на вас и почувствовала смятение. Грудь моя стеснилась, я глубоко вздохнула и вопреки рассудку сделалась вашей пленницей. Сердечная нежность к вам заполнила меня без остатка, и отныне я стремилась только к тому, чтобы вызвать ваше расположение. Поэтому я и приняла облик белой лани. Вы погнались за мной, и, когда я бросилась в источник, вы не могли вообразить, с каким удовольствием я наблюдала, как вы разглядываете воду. Я решила, что это — доброе предзнаменование. Когда же я узнала, что вы решили остаться здесь на всю ночь, я была очень рада вашему волнению. Пока вы спали, я создала этот дворец, чтобы принять вас. Пери, которые служат мне, выстроили его в одно мгновение.
Она еще не кончила говорить, как вошла девушка, исполненная смятения. Царевна, читая в ее взгляде скорбную весть, разразилась слезами. Китайский император, до глубины души опечаленный ее горем, хотел поскорее узнать его причину. В этот момент вошедшая девушка приблизилась к царевне и сказала:
— О госпожа! Вы ведь знаете, что пери смертны, хотя их жизнь и длиннее, чем у сынов Адама. Вы потеряли своего царственного отца! Спешите же принять клятву верности от ваших новых подданных. Мой отец — великий везир — послал меня за вами, чтобы вы явились незамедлительно.
— Довольно, Маймуна, — ответила царевна. — Я отблагодарю твоего отца за его рвение и сейчас же отправлюсь с тобой. Прощайте же, император, — сказала она Ризваншаду и протянула ему руку, которую он горячо поцеловал. Она же прибавила:
— Я должна покинуть вас, но верьте — придет день, и снова мы увидимся с вами.
Сказав так, она исчезла.
Погасли тонкие свечи, озарявшие дворец, наступила темнота. Император и его везир оставались на том же месте до рассвета, который принес им новую неожиданность. Они полагали, что все еще находятся во дворце, но увидели вокруг лишь пустыню. Нигде не было заметно признаков жилья.
— Мухсин, — произнес император, озираясь, — неужели все происшедшее пригрезилось нам?
— Нет, нет, — возразил везир, — девушка, которую мы видели, какая-то злая колдунья, принявшая вид прекрасной пери, чтобы внушить вам любовь. И все те девушки — служанки — тоже джинны, подвластные ее колдовским чарам.
Но императору девушка приглянулась, и он не хотел, чтобы его переубеждали. Он вернулся в свой дворец, сохраняя о ней живое и нежное воспоминание. Ему никак не удавалось забыть о ней. Он даже стал избегать всяких развлечений. Лишь охота доставляла ему удовольствие, ибо он надеялся снова увидеть белую лань и потому каждый раз старался побывать на том самом месте, где встретил ее впервые.
По прошествии года любовь его к этой девушке не иссякла, и он начал было опасаться, что пленен призраком. Тогда он решил отправиться в путешествие, надеясь, что новые встречи незаметно заслонят образ Шахристани и он забудет ее. Ризваншад передал управление государством везиру и однажды ночью сел на прекрасного коня, седло и сбруя которого были покрыты золотом и украшены рубинами и изумрудами. Он облачился в пышное одеяние и опоясался большим мечом в ножнах, усыпанных алмазами.
Ризваншад пересек свою страну и приблизился к границам Тибета, направляясь к столице этого государства. После короткого двухдневного путешествия он подъехал к ней и остановился ненадолго под деревом. Едва он спешился, чтобы отдохнуть, как под другим деревом, совсем близко, увидел девушку, по виду лет восемнадцати. Она лежала на земле, подложив руку под голову. По выражению ее лица он понял, что с ней произошло какое-то несчастье. Хотя одежда ее была рваной и позволяла видеть ее наготу, легко было догадаться, что она была знатной девушкой. Ризваншад подошел к ней, предложил свою помощь и спросил, кто она. Девушка ответила:
— Я — царская дочь и жена царя, однако я — не та, за кого себя выдаю, я — царевна, но я — не я.
Император не знал, что ему делать с девушкой. Он подумал, что она потеряла рассудок.
— Госпожа, — сказал он, — придите в себя. Я помогу вам, насколько это в моей власти.
— Господин, — ответила она, — нет ничего удивительного в том, что вы смотрите на меня как на безумную. Мои слова могут показаться вам лишенными смысла, но вы извините меня и поймете, когда узнаете о моих несчастьях, которые я поведаю вам в благодарность за ваше участие.
ИСТОРИЯ МОЛОДОГО ЦАРЯ ТИБЕТА И ЦАРЕВНЫ НАЙМАНОВ
Я — единственная дочь царя найманов. Когда он умер, то с общего согласия моих подданных меня провозгласили царицей, хотя мне было всего четыре года. До моего совершеннолетия управление находилось в руках везира Али ибн Хайтана, который был женат на моей кормилице. Он обучал меня искусству управления страной, и, когда я почти овладела им, судьба, которая жалует венцы и отбирает их по своему усмотрению, сбросила меня с трона на самое дно жизни. Дело в том, что мой дядя с отцовской стороны, царевич Муваффак, которого все считали убитым в сражении с моголами, явился в страну найманов. Некоторые из вельмож, ранее стоявшие на моей стороне, поддержали его притязания и подняли мятеж. Весь мой народ поддался соблазну и провозгласил Муваффака царем.
Взойдя на престол, Муваффак решил первым делом схватить меня и убить. Но везир Али и его жена сумели увезти меня. Тайными тропами они вывели меня из Албазина к границам царства Тибет. Мы поселились в столице, где везир выдал себя за индийского художника. Меня же считали его дочерью. Он был большим мастером в искусстве рисования, которому выучился в юности, и скоро добился успеха. Несмотря на то что у нас были с собой драгоценности и мы могли окружить себя роскошью, мы довольствовались более скромной жизнью, как если бы у нас были только те деньги, которые зарабатывал Али. Мы боялись попасться на глаза соглядатаям Муваффака и вновь подвергнуться преследованию.
Так мы прожили два года. Понемногу я забывала свое былое величие и привыкала к безвестности. Я стала смотреть на себя как на дочь простого человека, а если иногда и вспоминала о том высоком положении, которое некогда занимала, то это было как воспоминание о грузе, который спал с меня. Я простила своей судьбе то, что она освободила меня от забот, неизменно сопутствующих государственной власти, и наслаждалась покоем. Если бы небо пожелало, чтобы все оставшиеся дни я провела в подобной счастливой безмятежности! Но мой удел был не таков. Приговор судьбы неотвратим, и столь же бессмысленно стараться избежать его, сколь и невозможно его предугадать.
Везир так хорошо нарисовал несколько картин, что вызвал восхищение всех, кто их видел. О них услышал царь и пришел сам посмотреть на них. То, что он увидел, доставило ему такое удовольствие, а разговор с Али так увлек, что он остался у нас на некоторое время. Пока они беседовали, я вошла в комнату, где они сидели, влекомая любопытством, не думая, что царь может обратить внимание на дочь художника. Но я ошиблась. Он пристально поглядел на меня, продолжая беседу с везиром, а я скоро вышла. На следующий день он снова пришел, и каждый день стал навещать нас под предлогом осмотра рисунков Али. Царь непременно хотел осмотреть все комнаты нашего дома и никогда не пропускал той, в которой находилась я. Он ничего не говорил мне, хотя по тому жару, каким горели его глаза, я полностью распознала чувства, овладевшие его сердцем.
Во время очередного визита он предложил везиру большое жалованье и место в своем дворце. Царь сделал вид, будто им руководило намерение пригласить ко двору столь редкостного художника. Но Али разгадал причину этого предложения и представил себе его последствия.
— Я вижу, — сказал он, — что царь Тибета полюбил тебя, госпожа моя. Не мои рисунки, а эта страсть побудила его сделать нам такое предложение. Мы должны переселиться во дворец, где каждый день он будет проявлять свою любовь. Но помни о своем происхождении и не покоряйся ему на позорных условиях. Сопротивляйся его ласкам, покуда он не разделит с тобой корону. Если же он рассчитывает на другое, то мы сумеем ему воспротивиться.
Я пообещала везиру следовать его совету, но никак не обнаружила перед ним, что еще раньше заметила любовь царя, и тем более ни слова не сказала о том впечатлении, которое произвело на меня это открытие. Царь был молод, красив и строен, и вопреки моему желанию меня одолела такая же страсть, какую и я внушала ему.
Я решила скрывать свое чувство, боясь, что царь хочет лишь испытать мою добродетель, но он избавил меня от этой тревоги. Вскоре после моего появления во дворце он объявил о своей любви ко мне и высказал это в столь почтительной форме, как я только могла того пожелать.
— С той минуты, как я увидел вас, — сказал он, — я был очарован вами. Уже тогда вы завладели всеми моими помыслами. Я не могу существовать без вас. Но как бы сильно ни было мое стремление к вам, не подумайте, что я стану обращаться с вами, как с невольницей! Мое обращение с вами будет столь же уважительным, как если бы вы были китайской царевной, и в доказательство моей любви я сделаю вас царицей Тибета.
Я поблагодарила его за честь, которую он собирался оказать мне, и рассказала ему свою историю, которая его очень растрогала.
— Дорогая царевна, — говорит он, — небеса предначертали мне честь отомстить за тебя. Это очевидно! Предатель Муваффак жестоко поплатится за насилие. Согласись сегодня же выйти за меня замуж, и завтра я отправлю послов, чтобы они объявили войну Муваффаку.
Я снова стала благодарить его и призналась, что если мои глаза ему понравились, то и его собственные оказались для меня небезразличны. Он был в восторге от этого признания, с жаром поцеловал мою руку и поклялся в вечной любви. В тот же день он женился на мне, и нашу свадьбу с большой радостью праздновал весь город.
На следующее утро царь выполнил свое обещание и сразу же отправил послов в страну найманов. Прибыв ко двору Муваффака, они заявили, что царь, их повелитель, женился на мне, и потребовали, чтобы Муваффак вернул мне мое царство. Если же он откажется, то они объявят ему войну. Муваффак пренебрег этим, и тогда по всему царству Тибет был разослан приказ всем мужчинам собираться на войну.
Вскоре собралось многочисленное войско. Но когда оно уже было готово выступить в поход против найманов, оттуда прибыли избранные народом посланники, которые сообщили, что дядя мой умер, и заверили царя Тибета в своем повиновении ему. Тогда царь распустил свое войско и решил отправить к найманам Али, чтобы он управлял от моего имени. Али был уже накануне отъезда, но случилось происшествие столь невероятное, что и вообразить невозможно; в результате путешествие пришлось отложить.
Однажды вечером я пошла в свои покои и села на софу, чтобы прочитать главу из Корана. Закончив чтение, я поднялась и направилась к царю, который уже лег спать. Внезапно я увидела перед собой ужасный призрак, тут же исчезнувший. Я завизжала от страха и разбудила царя, который, прибежав ко мне, спросил, в чем дело. Запинаясь, я сказала, поскольку его присутствие меня подбодрило, что это… была игра воображения, возбужденного чтением. Помолчав, царь ответил:
— Я удивлен больше, чем ты, ибо не могу понять, как это ты можешь находиться одновременно в моей спальне на моем ложе и в этом покое.
— Не понимаю вас, государь, — сказала я.
— Ну что ж, — продолжал он, — тогда пойдем к нашему ложу, и ты увидишь самое удивительное в мире зрелище.
Подойдя к изголовью постели, я увидела девушку, походившую на меня невероятно.
— О небо! — вскричала я. — Что это за чудо?
— Ах обманщица, — возразила девушка, — что это за бесстыдство! Что же это ты задумала, злая колдунья? Неужели ты думаешь, что моего царственного мужа можно обмануть твоими уловками? Мой муж прекрасно видит, что ты — всего лишь негодяйка.