Присутствовавшие в кабинете председатель колхоза и зоотехник выразили полное согласие с Кусковым:
— У семи нянек дитя без глазу!
— Вододобывающие бригады еще бы организовать, чтоб за водопой третий бригадир отвечал!
— Надо передать тех людей, что в кормодобывающих бригадах числятся, — продолжал Кусков, — в полное подчинение заведующему фермой или завживотноводством, и пусть они, животноводы, сами себе подвозят, заготавливают корма. Так лучше будет, товарищ Мартынов! И людей, и тягло, и инвентарь, какой есть, — все передать им. Чтоб один начальник полностью за все животноводство отвечал — и за заготовку кормов, и за содержание скота. Не будут тогда кивать Иван на Романа, а Роман на Петра!.. И слово-то какое выдумали: кормодобывающая! Добыть — это я понимаю: выпросить, либо украсть, либо из-под земли достать, как уголь или нефть. А чего ж добывать-то сено? Оно — сверху. Если посеял клевер, суданку, так добудешь сено. Скосить, заскирдовать вовремя — вот и есть корма, добыл без громких слов.
— Что ж, — заключил Мартынов, — в пятницу у нас будет районное совещание животноводов. Обсудим ваше предложение, товарищ Кусков. Предложение, мне кажется, дельное…
Грузный, широкоплечий седой человек, с могучей, атлетической шеей, остриженный «ежиком», в старомодном длинном, в обтяжку пиджаке придвинулся со стулом к столу, привстав, протянул Мартынову через стол широкую, как малая саперная лопатка, руку.
— Житель вашего района, пенсионер, бывший цирковой борец Андрей Кожемякин.
— Слышал, слышал, как же! — воскликнул Мартынов, с опаской вкладывая руку в ладонь Кожемякина. — Знаю, что есть у нас в районе такая знаменитость. Мальчишки однажды на базаре мне показывали: «Вот Кожемякин идет!» Садитесь, Андрей…
— Маркович.
— Что-то не часто видно вас в городе?
— В Озерках живу. В глушь забрался.
— На отдых? Как Поддубный? Поддубный, кажется, в Ейске жил на пенсии?
— В Ейске. Он-то родом был сам не из Ейска — с Полтавщины. А Озерки — родина моя. Домишко там у нас. Сад посадил, пасекой обзавелся. Вот привозил сегодня на базар мед продавать… Поддубного вспомнили?.. Между прочим, могу похвалиться — встречался с Иваном Максимычем на ковре. Правда, положил он меня на шестнадцатой минуте. А кого он не клал? Эх! Были богатыри!..
Старик, заметив, что собравшиеся у секретаря райкома люди и сам секретарь не прочь послушать его, стал рассказывать о своих встречах на ковре, о поездках по разным странам, о победах сильнейшего борца мира Ивана Поддубного, о европейском чемпионате 19… года, в котором он сам вышел победителем. Мелькали французские, турецкие, немецкие, английские имена борцов, забытые и полузабытые ныне. Вошел второй секретарь райкома Медведев, хотел что-то спросить у Мартынова и тоже заслушался, уселся на диван.
— Когда же вы бросили борьбу и сколько вам сейчас лет? — спросил Медведев.
— Лет мне сейчас шестьдесят пять. (Все сидевшие в кабинете заулыбались, переглянулись: попадись в «двойной нельсон» такому старику!) А с манежа я ушел в тридцать шестом году. Работал в Мухине, на механическом заводе. В военное время эвакуировался с заводом на Урал. Там еще в заводском клубе немножко тренировал молодежь по французской борьбе, — сейчас-то она называется классической, а после войны совсем пошел на отдых. Приехал в Озерки к своим родителям — отец мой с матерью еще живы были.
— А чего вы вздохнули, Андрей Маркович: «Были богатыри»? — спросил Мартынов. — И сейчас у нас есть хорошие борцы.
— Есть, есть… Я-то к вам, товарищ секретарь, по делу пришел.
— Слушаю вас.
Мартынов придвинул к Кожемякину коробку папирос.
— Спасибо, не курю. Никогда не занимался. Считаю, что легкие человека приспособлены для вдыхания чистого воздуха, не дыма, не в обиду вам, курящим, будь сказано.
Старый борец гулко, басом, откашлялся, окинул взглядом всех сидевших в кабинете.
— Ехал я сюда на колхозной машине и по пути, в селе Кудинцево, обратил внимание на такую картину: в одном дворе на крыше хаты — мельничный жернов. По размеру — пятерик, пудов двадцать пять. Как же он туда попал? Не святым духом, конечно, — люди его туда втащили. Кто? Зачем?.. И вспомнилась мне моя молодость, как мы в Озерках по ночам гуляли, разбойничали. И ворота, от нечего делать, от одного двора к другому переставляли, и амбары переносили. Силушки много, дури еще больше! А то, бывало, уснет хозяин летом во дворе на телеге на сене, мы возьмем его с телегой на руки, чтоб не разбудить стуком — и в речку на мелководье. Так, должно быть, и в Кудинцеве жернов на крышу попал. Гуляли ребята, пока улица разошлась, проводили девушек по домам, ночь длинная, спать не хочется, — чего бы еще такого сотворить? А давайте-ка вот этот жернов кому-нибудь на крышу втащим! Пусть потом хозяин попробует снять его оттуда! Попыхтели, должно быть, пока втащили!.. А не лучше бы эту силу молодецкую на полезное дело направить?
В дверь заглянул высокий парень в лыжной куртке, с русыми, пышными, зачесанными назад волосами, с двумя авторучками в нагрудном кармане.
— Ну-ка, зайди, — кивнул ему Мартынов. — Этот вопрос, кажется, и тебя касается. Познакомьтесь. Наш секретарь райкома комсомола. Товарищ Кожемякин, бывший чемпион…
— Знаю, знаю! — перебил Мартынова вошедший парень. — Был в Озерках, показывали мне и дом, где он живет. Здравствуйте! Рыжков.
— Не обращайте внимания на его спортивный костюм, Андрей Маркович, — сказал Мартынов. — Для фасону носит. Спортом не занимается. Погряз в бумажках. Ни разу не видел его на лыжах. Организу-уют, организу-уют всё товарищи! Кроссы, велопробеги, а сами не принимают участия. А вам бы вот, комсомольцам, в первую очередь райкомовцам, поучиться у товарища Кожемякина классической борьбе! Не в каждом районе найдешь такого учителя!
Широкое, скуластое, с мелкими оспинками лицо старого борца расплылось в улыбке.
— Товарищ секретарь! Да вы же угадали мои мысли! Я за этим к вам и пришел!.. Хочу переселиться из Озерков в город. Надоело уж мне что-то с огородом да пасекой возиться. Хутор — двенадцать дворов, до села далеко. Могу переехать сюда, если пожелаете. Сын у меня механиком в Олешенской МТС работает. Отдам ему всю домашность. А себе куплю здесь домишко. Только дайте мне занятие! Допустите меня к вашим школам. Буду ребятам борьбу преподавать. Могу и по самбо тренировать. А это же, знаете, какая борьба!
— Самооборона без оружия, — сказал Рыжков. — Особенно разведчику полезно знать самбо.
— Да, да, молодой человек! Очень полезно! Из разных видов борьбы отобраны приемы. И джиу-джитсу, и бокс, и монгольские приемы, и индейские. Каждый должен знать их. Чемпион-то не из каждого выйдет, но для себя нужно знать, для дела. Вдруг какой-то бандит на вас набросится — как его обезоружить, чтоб он и глазом моргнуть не успел? Или — как в разведке часового снять без шума, без выстрела?..
— Небось сколько нас тут есть: один, два, три… — пересчитал Медведев сидевших в кабинете, — от всех отбились бы приемами самбо?
— А выходите!..
Дружный хохот остановил увлекшегося старика, направившегося уже на середину комнаты, на ковер.
— В другой раз как-нибудь, Андрей Маркович! — смеясь, сказал Мартынов.
Старый борец, молодецки подкрутив усы, сел на место.
— А все же, товарищи руководители, нужно думать и о будущих чемпионах, — продолжал он. — Вы меня спросили, Петр Илларионович, отчего я вздохнул? Да вот — вспомнили Поддубного. Говорите — и сейчас есть хорошие борцы. Есть, но все же про таких богатырей, каким был Иван Максимыч, еще не слыхать. Так надо же их выращивать! Учить, тренировать нужно молодняк, который сызмальства силу и способности проявляет! Сам Иван Максимыч признавался, что от упражнений и борьбы стал втрое сильнее, чем был отроду. Мне, товарищ секретарь, — почти умоляющим тоном закончил старый борец, — и жалованья за это не нужно. По-любительски буду работать. Очень уж я соскучился по этому делу! Под старость даже как-то хуже стало. Так все в памяти прояснилось!.. Сам уже не могу выйти на манеж, так хоть на других полюбуюсь. Передам молодежи свое. Что ж мне его — в могилу уносить?..
Мартынов поглядел на Медведева, на секретаря райкома комсомола.
— В школьных программах нет таких часов, — сказал Медведев, — чтобы можно было в учебное время борьбой заниматься.
— Как же нет! — возразил Рыжков. — А часы для физкультуры!.. А впрочем, я думаю, надо сделать иначе. Надо при клубе организовать кружки. В вечернее время. Если поздно придется домой возвращаться, Андрей Маркович, вас комсомольцы будут домой провожать, чтобы кто-нибудь в темном переулке вас не обидел.
Мартынов спросил у секретаря райкома комсомола:
— А тебе, Рыжков, известно, что в Лиственничном произошло?
— Нет, не знаю, Петр Илларионыч, что произошло.
— Плохо, что не знаешь. В Лиственничном трое учеников средней школы спутались с бандитами, участвовали в поджогах и грабежах. Прокурор мне сегодня утром докладывал. Серьезный сигнал.
— Так я же говорю, товарищ секретарь, сегодня жернов на крышу втащат, а завтра скирд подожгут!
— Да, одними политзанятиями молодежь не заинтересуешь…
— Учителя вот жалуются, Петр Илларионович, — продолжал Кожемякин, — что мальчики шумят на уроках, балуются. А я им все про спорт толкую: «Пусть побольше на переменах шумят! Пусть там они свою силу расходуют! Чемпионаты, соревнование за первенство! Дайте разгуляться силе молодецкой — в другое время, в другом месте, не в классе, не за партой. Тогда и на уроках будет тишина!»
— Договорились, Андрей Маркович! — встал, крепко, двумя руками, пожал руку Кожемякину Мартынов. — Переезжайте из своих Озерков в райцентр. В чем будет нужна вам помощь — поможем. И вы нам поможете. Не во всех районах есть чемпионы Европы. Уж из этого-то мы сумеем извлечь для себя пользу! Может, и нас вот с товарищем Медведевым подучите на всякий случай самбо?..
— А все же, товарищ секретарь райкома, — остановившись на пороге, приоткрыв уже своим могучим плечом дверь, сказал Кожемякин, — как-то у нас за последнее время насчет чемпионов ослабло. Не про борьбу говорю, а вообще… Помните, как было до войны? Валерий Чкалов — через Северный полюс. Вслед за ним — Громов. Девчата на Дальний Восток без посадки несколько тысяч километров пролетели. Папанин — на льдине. Коккинаки в гору лез, мировые рекорды покрывал. На стратостатах до седьмого неба добирались. Вот они, русские богатыри!.. Может, это только мне запомнилось потому, что у меня такая азартная душа? Всю жизнь на том провел: кто кого? Нет, вся Россия переживала! У радио толпы собирались. Газеты нарасхват. За папанинской льдиной целый год следили. Все ребятишки в зимовщиков играли. Интересная жизнь! А почему же сейчас затихло? Что у нас, нынче Чкаловых нет? Быть не может, есть они! И техника куда посильнее! Теперь уж можно без посадки подальше залететь! На планету Марс пора лететь!.. Каналы, колхозы, то, се? Так надо бы и этому внимание уделять. Вот о молодежи мы говорили. А это тоже влияет на молодежь — геройство, романтика! Опять же — первенства нам нельзя упускать! А то вдруг какой-нибудь черт возьмет да и махнет на эти планеты раньше нас?..
— Урожайный у нас сегодня день на людей, — сказал Мартынов, возвращаясь к столу. — Ну что ж, от борьбы и полетов на Марс — к нашим районным будням?.. Чья очередь?
— Моя, товарищ Мартынов, — отозвался мужчина лет сорока пяти, заведующий мастерскими колхоза «Искра», он же секретарь колхозной парторганизации, сам по профессии кузнец, Герасим Иванович Храпов. — Вот об этих самых буднях… Наш вопрос тоже жерновов касается, про которые этот борец рассказывал. Только с другой стороны… Почему этот жернов в Кудинцеве валялся не на своем месте, не на мельнице был? Так в Кудинцеве ж мельница уже лет десять как не работает!.. Товарищ Мартынов, товарищ Медведев! Вот мы на большие дела замахиваемся, всякие планы строим, чтобы и то было в деревне, и то было, мечтаем, чтоб со временем деревня с городом поравнялась, а самого маленького, простого для удобства жизни — нету! Мельниц в селах нет! Негде колхозникам муки себе смолоть. В Сухановский район возят — за восемьдесят километров. Ближе нету мельницы.
— А почему вы, товарищ Храпов, пришли с этим вопросом в райком? — спросил Мартынов. — Дело хозяйственное. Почему не в райсовет?
— Посылали мы в райсовет протокол общего собрания, — махнул рукой Храпов. — И я лично от себя писал письмо товарищу Руденко. Не только про наш колхоз, а вообще — какое нынче положение с мельницами. Ответили нам: «Ваши жалобы пересланы в облисполком»… Мой отец, товарищ Мартынов, был мастер по мельничным установкам, большой специалист, и я с детства ходил с ним по селам, помогал ему. Где строили мельницу, где ремонтировали, где жернова наковывали. Сколько было мельниц в округе — ни одна наших рук не минула. Уж я — то знаю, что было здесь, как было. И как теперь стало. Об этом я и писал товарищу Руденко. Было — в каждом селе не ветряк, так водяная мельница, а то и две-три. У кого и лошади нет — взял мешок на плечи, отнес, смолол. Близко, удобно. А сейчас одна мельница на район осталась в райцентре. По два месяца ждали люди очереди на помол. Закрылась на ремонт — и вовсе беда. Хоть в Сухановский район, говорю, вези. Да хоть по десять килограммов на трудодень давать колхозникам — мало радости людям, если негде смолоть! А сколько фуража зря переводим! Разве можно цельное зерно скармливать скоту? В навоз зерно идет. И половины нет той питательности, что в муке…
— В самом деле, — откинувшись на спинку стула, задумался Мартынов, — почему у нас мельничное хозяйство пришло в такой упадок?..
— Почему? А я расскажу вам, товарищ Мартынов, почему… Мельницы были кулацкие. Кулаков ликвидировали, а мельницы как-то к порядку не произвели. То колхозам их передавали, то трестам, то другим организациям. Не было хозяина. Опять же — глупости всякие. Скажем, плохо идут в области хлебозаготовки или семенные фонды не засыпаны. Распоряжение: закрыть мельницы! Чтоб зерно не утекало, чтоб не перемололи, часом, лишнее зерно, которое можно в заготовку сдать. Закрываются мельницы, специалисты уходят кто куда, оборудование портят, растаскивают. Объявление: можно пустить опять мельницы. А там уже пускать нечего и некому. И гарнцевым сбором прижимали. Хороший ли урожай, плохой ли, много ли дней в году работала колхозная мельница или, может, больше стояла, чем работала, а гарнец — сдай, сколько начислено! Выгоднее совсем закрыть мельницу, чем работать. Вот так оно и заглохло дело… А как же можно в сельском хозяйстве без мельниц? Если даже одна большая вальцовая мельница на район — и то мало! В каждом колхозе надо иметь мельничку — для хозяйства, хотя бы простого помола. Не водяную, так ветрячок. А где торфом богаты — локомобиль поставить. Но сейчас, должно быть, и заводов таких нет, где бы оборудование для маленьких мельниц выпускали?..
— Я, товарищ Мартынов, — продолжал Храпов, — и кузнец, и по мельничному делу мастер, могу камень наковать, веретено установить. Я и колесник и плотник… Вот еще в чем беда у нас. Одни старики остались в колхозах по мастерству. Помрут — нету смены им. Молодежь нынче прямо на большую технику прет, в МТС, на трактора, комбайны, а к ремеслу как-то уже не то рвение. Что ж, МТС, конечно, дело великое, там вся механизация. Но и коня в колхозе надо уметь подковать! И колесо ошиновать, и сани смастерить, и избу срубить! И эту самую мельницу установить!.. Какую бы тут работу провести, товарищ Мартынов, с народом, как бы рассказать, доказать, что это дело, мол, тоже нужное? Чтоб и к ремеслу у молодежи не пропадал интерес?.. Может, выставку такую сделать в районе — лучшие работы лучших колхозных мастеров? Прославить этих мастеров в газете, премии им дать?..
Продолжать прием Мартынову не пришлось, хотя среди тех, с кем он еще не говорил, тоже, вероятно, были пришедшие в райком не по пустякам. Позвонили из обкома: срочно выехать в Л-ский район, к часу дня, на кустовое совещание первых секретарей райкомов «по вопросу зимних мероприятий по повышению урожайности».
Второй секретарь Медведев увел Храпова и остальных, кого не успел принять Мартынов, в свой кабинет.