3
На собрании районного партийного актива Мартынов даже не использовал отведенных ему по регламенту двадцати минут — докладывал ровно семнадцать минут.
— Решения сентябрьского Пленума вы все читали. Нет надобности их пересказывать. Плохо мы выполняем решения Пленума. Не выполнили до сих пор главного: не укрепили все колхозы отборными кадрами. Давайте подумаем, как это сделать. И сделать, не теряя больше ни одного дня. Вот колхозы, — Мартынов зачитал список, — где, по нашему мнению, нужно немедленно сменить председателей.
Он рассказал собранию о положении дел в колхозе «Борьба».
— Кто может навести там порядок? Человек решительный, преданный делу колхозного строительства, честный, настоящий коммунист. С его помощью мы оздоровим там и партийную организацию.
— Там этих разложившихся повыгонять надо! — раздались голоса из зала.
— Для чего они примазались к партии?..
— На рядовых работах их проверить — достойны ли они называться коммунистами?
— Давайте приступим сразу к делу, — заключил Мартынов. — Выберем комиссию для подработки проекта решения, и пусть эта комиссия, невзирая ни на какие высокие посты, продумает: кого из нашего партийного актива следует послать в колхозы на постоянную работу. Предлагаю в состав комиссии: Опёнкина, Руденко, Глотова, Медведева… — Мартынов назвал еще трех председателей колхозов, редактора районной газеты Посохова, секретаря райкома по зоне Олешенской МТС Кольцова, нового директора Надеждинской МТС Долгушина.
Проголосовали.
— Созыв за товарищем Опёнкиным. Пока сделаем перерыв минут на сорок. Далеко не расходитесь. А потом откроем прения уже по проекту.
— Эх, — крякнул, улыбаясь, усевшись в кресло, толстяк Опёнкин, когда комиссия удалилась из зала в отдельную комнату. — Сколько раз участвовал я в таких комиссиях, но на этот раз, кажется, буду писать резолюцию с удовольствием! Наконец-то делом занялись!
— Одобряете, Христофор Данилыч? — обратился Мартынов к директору Надеждинской МТС Долгушину.
Долгушин, черноволосый, с проседью, с цыганскими глазами (кто-то в роду у него был из цыган), с глубоким рваным шрамом на щеке, искривившим рот, сняв пиджак, аккуратно повесив его на спинку стула, подтянув рукава свежевыглаженной рубашки, присел к столу.
— Вполне одобряю, Петр Илларионыч! Я, директор МТС, отвечаю не только за свой тракторный парк — отвечаю за все колхозы нашей зоны. Отвечаю даже больше, чем вы, первый секретарь райкома, — и в уголовном порядке отвечаю. Так дайте же мне хороших председателей колхозов, на которых я бы мог положиться!
— «Мне дайте», — прошептал на ухо Глотову Медведев. — Ишь ты! Министерская привычка. Он думает, вероятно, руководить колхозами путем приказов. А председателей — поставить на положение своих помощников.
— Пиши, Демьян Васильевич, — начал диктовать Руденко: — «Собрание партактива считает необходимым для успешного выполнения решений сентябрьского Пленума ЦК КПСС послать ряд руководящих товарищей в отстающие колхозы… Собрание принимает к сведению заявление товарища Руденко о его желании поехать в любой колхоз на постоянную работу в качестве председателя…»
— Вот это здорово! — воскликнул с восхищением Глотов. — Ход королем!
— Так, так, Фомич! — склонив голову набок, скреб пером по бумаге Опёнкин. — Был колхозником — и опять в колхоз. От земли взят, в землю изыдеши. Хорошее дело! Валяй! Бери «Вехи коммунизма», по соседству, посоревнуемся!..
— О причинах, побуждающих меня идти на работу в колхоз, я доложу товарищам на собрании, — сказал Руденко. — Пиши дальше.
— Пиши, — стал диктовать Мартынов: — «Собрание считает также, что для пользы дела следовало бы поехать на постоянную работу в колхозы коммунистам…» Посохов! — обернулся он к редактору районной газеты. — Фотоаппарат при тебе? Будем фотографировать добровольцев и ночью же — в номер. Весь завтрашний номер — о добровольцах!.. «Следовало бы поехать товарищам…»
После небольшого раздумья Мартынов и члены комиссии стали называть фамилии. В список попали: заведующие отделами райкома Жбанов и Быстров, райпрокурор Нечипуренко, заведующий райфо Курков, начальник милиции Сазонов, управляющий госбанком Щукин, директор ликероводочного завода Юрьев, зампредрайисполкома Федулов, судья Грибов, секретарь райкома комсомола Рыжков, заведующий отделом сельского строительства Коробкин, инспектор по определению урожайности Бывалых, директор мясокомбината Корягин, заведующий районо Плотников и инструктор райкома партии Николенко.
— Так это у нас добровольцев набралось даже больше, чем нужно, — сказал Опёнкин, подводя черту.
— Добровольцев? А ты не шути. Вот поговорим ними по душам — и будут добровольцами.
— Больше, чем нужно, это не беда — в запасе будут.
Просмотрели еще раз список. Опёнкин, зачитывая фамилии, давал каждому короткую, но меткую характеристику.
— Жбанов… Неврастеник. Не умеет спокойно с людьми разговаривать. Колхозницы кричат, а он еще пуще. Какой-то он тонкокостный, вроде этих остфризских бруцеллезных коров. Выдержит ли в деревне — без теплой уборной? Сядет на ветру — и воспаление легких схватит… Щукин — гож, пойдет! Из колхозных бухгалтеров выдвинулся в управляющие госбанком. Уж он-то колхозные финансы знает! Будет беречь колхозную копейку. А меня бы — на его место, в госбанк. Вот бы я его прижал безналичными расчетами!.. Сазонов. Давно бы надо было послать его председателем! Бывший тракторист и председателем колхоза работал, майор, три ордена Славы, — чего его занесло после войны в милицию? Да я же наблюдал за ним. Как увидит новый трактор, дизель, дрожит весь — так хочется ему землю пахать!.. Юрьев. Редкий человек. Директор ликероводочного завода и не пьет. Говорит, только в воскресенье перед обедом — сто грамм перцовки. Побольше бы с такими твердыми характерами в колхозы!.. Коробкин. Ну, зачем этого пустозвона? В колхозе же надо дело делать. Как его жизнь протекает? В райисполкоме за него люди работают, а он — вечный уполномоченный. Безответственное занятие. Ходит за председателем колхоза и зудит: «Надо нажать! Мобилизовать!» А запрети ему болтать, брось его в гущу массы, заставь самого мобилизовывать — он же пропадет, как голый на морозе!
— Оставим его пока в списке, для проверки — как он сам к этому отнесется, — сказал Мартынов. — Надо же нам наконец и маски снять с некоторых «активистов». Двух зайцев убьем.
— Судья Грибов. Толковый дядька. Спокойный. Смотрит на человека — насквозь его видит. Двадцать лет в партии. Поймет, что сейчас нужно всем на передовую идти… Рыжков. Конечно, в колхоз его! Такому молодому парню с этих лет засесть в канцелярии? Надо же и практически поработать, свежим воздухом подышать. Есть в комсомоле второй секретарь? Вот второй останется пока за него… Бывалых? Да-а… «Солдат» партии. Мне про него рассказывали наши соседи, черемшанцы. Его уже возили раз в колхоз, когда он в их районе работал. Так он что заявил там, на собрании! «Что ж, — говорит колхозникам, — я солдат партии, подчиняюсь решению райкома. Выбирайте меня председателем. Зарплату будете платить вы, из колхозной кассы, а сельского хозяйства я не знаю, не специалист, колхоз ваш угроблю, так что, может, денег только на зарплату мне и хватит». Не выбрали. Ухарь! Не специалист. А к нам приехал на должность инспектора по урожайности. Как же так? Определить правильно урожайность по корню сможет только опытный хлебороб!..
— Тоже оставим, для проверки, — сделал отметку в списке Мартынов.
— Федулов…
— Этого отведем, — сказал Мартынов, и вся комиссия согласилась с ним. — Тут уж нечего проверять. Покровительствовал ворам в «Борьбе». Из партии будем гнать! И опубликуем решение в газете. Покажем всем, что надо оберегать колхозы от таких, нечистых на руку, как от чумы!..
Когда огласили проект решения партактива и список намеченных к посылке на постоянную работу в колхозы, в переполненном зале Дома культуры минуты три стояла гробовая тишина. Первым нарушил тишину районный прокурор Нечипуренко.
— Та-ак, — протянул он неестественным, сдавленным голосом, будто у него что-то застряло в горле. — Значит, ликвидируем райцентр! В том числе и органы юстиции? К коммунизму подошли? Отмирание государства?..
— Вот теперь давайте откроем прения, — оставив его реплику без ответа, сказал Мартынов. — Есть пища для разговора. Не вообще будем рассуждать о новом подъеме сельского хозяйства, а решим здесь — что мы должны сделать для этого подъема. Сделать собственным трудом, руками, а не языком.
Слово попросил Руденко.
Он заметно волновался, не от робости перед большим собранием — сто раз выступал он с речами перед такими собраниями, — а от сознания важности минуты, важности принятого им решения.
— Я, товарищи, действительно сам, без всякого нажима со стороны бюро райкома, заявил о своем желании пойти работать в колхоз председателем, — начал он. — Что меня заставило?.. Если бы я стал здесь говорить вам, что мне в городе жить надоело, очень хочется переселиться из города в село, что иду я в колхоз с восторгом, — это было бы вранье… Кхм, кхм… — Прокашлялся, отпил воды из стакана. — Не знаю, как через несколько лет: может, тогда меня и клещами не вытянете из колхоза, когда сделаю уже там что-то видное, но сейчас, сказать честно, сам себя тяну за шиворот туда.
Редактор районной газеты Посохов, неплохой рисовальщик, тут же набросал дружеский шарж для «Колючки»: Руденко тянет одной рукой за шиворот, другой подталкивает себя в спину вперед по дороге, по направлению стрелки-указателя на столбе — «В колхоз!» Через пять минут рисунок уже висел в фойе, приколотый к фанерной доске для всеобщего обозрения во время перерыва.
Руденко продолжал:
— В общем, не с таким удовольствием еду в колхоз, как к теще в гости на блины. Я ведь поеду не во «Власть Советов», не в «Красный Октябрь», на готовое, а в какой-то колхоз из тех, о которых тут товарищ Мартынов говорил. Придется поработать очень напряженно. На первых порах и за хозяйственника и за прокурора. Это я все ясно себе представляю — как будет трудно. И вижу, что надо сделать, чтобы стало легче. Поднять материальную заинтересованность колхозников — и пойдет дело, завертится машина. Но для того, чтобы осталось в колхозе много хлеба после поставок, надо вырастить высокий урожай. А высокого урожая можно добиться лишь в том случае, если люди очень хорошо поработают, веря, что их труд не пропадет. Но в тех колхозах, где мы слишком долго держали в руководстве бездельников, люди потеряли веру в трудодень, потому и работают плохо. Видите, как оно запуталось, дело. Ее надо укрепить, эту веру в трудодень! Иначе мы не вытянем такие колхозы!.. Так вот, почему же я, товарищи, невзирая на трудности, решил идти работать в отстающий колхоз? Да потому, что, если мы только будем изучать решения сентябрьского Пленума на наших партсобраниях, этого мало. Разъяснять их колхозникам — дело очень нужное, но и этого мало. Так можно в культурников превратиться, если только читать постановления да разъяснять. Эти решения ЦК партии надо выполнять!
Руденко справился с волнением, голос его окреп, звучал сильно, слова падали в зал весомо, убедительно.
— Решения Пленума ЦК — прекрасные, все колхозники это почувствовали. Но думают про себя: решения Пленума хороши, да вот наши районные руководители не подведут ли? Не сыграют ли с нами в испорченный телефон? Знаете такую игру? Пока от первого человека до последнего дойдет слово — уже не то слово, что было вначале сказано. Нас-то, думают колхозники, взяло за живое, а вот их, деятелей наших, взяло ли? Способны они выполнить то, что ЦК партии от них требует? Короче говоря, к решениям сентябрьского Пленума нужно еще, чтобы люди поверили нам, местным руководителям, что мы беремся за дело всерьез. Что нам тоже, как и тем, кто живет, кормится от земли, очень хочется, чтобы ни в одном колхозе не было тощих колосков на полях, пустых трудодней! Вера в своего ближайшего руководителя, в его партийную душу — великое дело! Отсюда и трудовой подъем и урожай — все! Надо самым видным в районе людям идти в колхозы!.. А насчет того, как это, не унизительно ли нам, ответработникам районного масштаба, спуститься из района в село, я так думаю: сегодня тот масштаб самый большой и почетный, где труднее всего!
Собрание, среди участников которого было много низовых колхозных работников, проводило Руденко одобрительным гулом и громкими аплодисментами.
— Так держать! — выкрикнул с места секретарь парторганизации колхоза «Власть Советов» Демченко, моряк в отставке, главный старшина, участник обороны Севастополя. — Правильные слова, Фомич! Берите, товарищи, пример с него, не стесняйтесь!
В передних рядах поднялся коммунист с 1918 года Поликарпов, пенсионер, очень дряхлый старик, — его-то уж лично вопрос о посылке в деревню не касался.
— Товарищ Мартынов! А вы все же не ответили товарищу прокурору насчет отмирания государства. Как же мы обойдемся без председателя исполкома, без начальника милиции? Совсем, что ли, их не будет?..
В наступившей тишине внятно прозвучал голос инспектора по определению урожайности Бывалых, сидевшего где-то в середине:
— Помесь анархизма с народничеством…
— Так, начинается, — шепнул Мартынов усевшемуся на свое место Руденко и встал. — Что говоришь, Бывалых? Это ты насчет проекта решения?.. Нет, народничество тут ни при чем. Укрепление связей с народом — это не народничество, в том смысле, как знаем его из истории партии. И анархизма тут никакого нет. Я же не сказал еще, как мы думаем переставить кадры. Районные учреждения мы ликвидировать не собираемся, мы их будем укреплять. Анархизма тут нет… А вот меньшевизм, товарищ Бывалых, — карандаш, который Мартынов вертел в пальцах, хрустнул и сломался, — меньшевизм не мешает вспомнить. Большевики отличались от меньшевиков тем, что меньшевики лишь болтали о революции, а большевики ее делали…
— Так это же было сказано о революции, — возразил звучным баритоном несмутившийся Бывалых.
— О революции, да… А сейчас, спустя тридцать шесть лет после революции, ты считаешь, можно уже не проводить различия между болтовней и делом?..
Секретарь райкома комсомола Рыжков, сильно волновавшийся с той минуты, как услышал в проекте решения свою фамилию, порывисто вскочил, поднял руку:
— Можно мне, товарищ Мартынов?.. Революция была давно, товарищи, я ее не помню. Вернее, меня тогда на свете еще не было, когда была революция. Но я думаю, что и на долю моего поколения работы осталось немало… Мне двадцать пять лет. У меня отец был коммунист с подпольным стажем. Два старших брата погибли в Отечественную войну. Но разве они все сделали за меня? Раз партия требует, чтобы нам быть сейчас на передовой линии, где трудно, — надо идти! Если колхозники не доверят мне по молодости колхоз — возьму бригаду. Прошу считать меня добровольцем!..
И когда утихли аплодисменты в зале, Рыжков, весело, во весь рот улыбнувшись, повернулся к президиуму:
— Ну, что — на этот раз не перерасходовал регламент? По-спартански выступил?
— Коротко и ясно! — одобрительные голоса из зала.
— А насчет того, кто займет мое место в райкоме, я не беспокоюсь. Есть заместители. Да если бы я сегодня помер — нашли бы парня на мое место?..
— Не помирай!
— Живи, Вася, сто лет!
— К нам его, Петр Илларионыч, в «Восход» секретарем парторганизации! Он уже вырос из комсомола.
— Погодите, товарищи! — поднял руку Мартынов. — Кого куда — это мы уже потом решим, на бюро. Я отвечу для ясности — что мы думаем насчет районных учреждений.
Он доложил собранию свой, «засекреченный» пока, план — то, о чем рассказывал уже Медведеву и Руденко: как он будет просить в обкоме кадры после того, как всех посланных в колхозы товарищей изберут там председателями.
— Я думаю, что нас поддержат, подкрепят кадрами. Но если даже на какое-то место нам не дадут из области человека, право же, обойдемся своими людьми, теми, что есть у нас. Куда труднее, — доказывал Мартынов, — подобрать хороших председателей колхозов, нежели заполнить те бреши, что образуются в районном аппарате. Свято место не будет пусто! Ну вот взять хотя бы тебя, Андрей Семеныч, — обратился он к прокурору Нечипуренко. — Сколько лет ты работаешь в районе?