– Макаронник на коксе?..
– Да, я случайно слышала разговор. И Сандрони вроде бы употребляет. Говорит – для экстатического перевоплощения.
– Интересные религиозные разновидности. Духовный мир не терпит пустоты. Я это слышал, а теперь увидел. Вероисповедание с «Магнумом» в кармане. Любит лысый, наверное, пульки пускать. На них надеется. Не понимает, что бьет дух, а не какой-то там «Магнум». Ни одна пуля просто так к цели не полетит. Как палач не приведет в исполнение смертный приговор, не прочитав историю жизни смертника.
Он должен знать, что будет проводником смерти справедливо. Так же и пуля. Мишень – это совсем не то. Это мертвая материя. А вот пустить пулю, одухотворенное в ствольной камере существо, – одухотворенное стрелком, чья часть духа вселяется в нее и с ней улетает навсегда; пустить пулю в живого человека, в общем-то, сотворившего ее своим разумом; пустить пулю в ее родителя, можно и так сказать, – это уже не мишень, а вопрос жизни и смерти, решение которого, Бэтти, не в нашей компетенции, и даже не в компетенции самой пули.
– Ты говоришь, как настоящий Стрелок. Но твои пули когда-нибудь уносили часть твоей души?
– Да, Бэтти. Уносили. Это тяжелое чувство.
– Я бы, наверное, не смогла их выпустить в человека. Хотя по мишеням бы постреляла.
– Никто не знает, кто в нем сидит. «Смогла – не смогла» – вопрос, решаемый в последнюю секунду.
– Ну, сицилиец, или кто он там, наверное, так не считает.
– А как он считает, не имеет никакого значения. Это выясняется только в момент реального действия. Ты должна понимать, о чем я говорю.
– Да, в общем, понимаю. – Она помолчала. – Прочитать тебе стихотворение? Оно немного касается этой темы.
– Ты и правда поэтесса?
– Нет, я не знаю, почему он меня так назвал. Я не поэтесса. А просто записала то, что однажды почувствовала. Это даже не в рифму.
– Давай, Бэтти. Стихи есть квинтэссенция духа.
Стихотворение Бэтти Тейлор
Как велика ясность и сила сравнения
И только в поле величин этих мы существуем
Счастлив (если есть такой) кто отбросил сравнения
Ведь это и есть трехголовая гидра
Это и есть змей о трех головах
Сколько мерзости и крови прольется только
из-за завистливой силы сравнения
И как счастливо хватаются за крошечную
соломину сравнительно меньшего,
но в сравнении с другими все же большего
Но в сравнении с чем может быть пуля
прошедшая рядом? И говорящая
о себе все оставшееся время
В сравнении с чем ты можешь то,
что сидит в тебе? Есть ли у тебя
это сравнение?
Генерал задумчиво глядел на буддистку-стенографистку.
– Тебе нравится? – спросила Бэтти.
– Нравится. Это написала ты? Поразительно. Обычно женщины так не мыслят.
– А я и не мыслила. Но это было давно.
– Ты знаешь, и я баловался такими штучками. Тоже это было очень давно.
– Прочти!
– Я-то прочту, но сильно подозреваю, что бред и покажется бредом.
– Нет-нет! Я уверена, ты ошибаешься!
– Ладно, мне не жалко, но предупреждение я сделал.
Стихотворение Генерала Врангеля № 1
К линейности несем накопленную ношу
Чей выполнен заказ с таким потенциалом?
Я знаю, он придет, зеркальный заоконщик
Я знаю, он придет на наше рандеву
Теряя – не терять: искусство или похоть?
Они близки: они две стороны кристалла
И в тот последний миг линейности отточенной
Хотя они близки – я выберу одну.
Генерал замолчал. Побарабанил пальцами по столу и стал глядеть в потолок.
– Ты прав. Стихи не от мира сего. Ты, оказывается, глубоко религиозный человек. А ведь не скажешь так сразу.
– Я религиозный? Поверь, ты ошибаешься.
– Да нет, я не ошибаюсь. Трансцендентно прочувствованный текст. Великолепно. А еще есть что-нибудь?
– Есть, Бэтти. Мне нравится твой черный юмор.
– Так прочти.
– Я прочту, но больше не проси. У меня свой стиль, и я его долго выдерживать не в состоянии.
Стихотворение Генерала Врангеля №2
Из длительности жму остатки оснований
Лишь дальностью ума понятен тайный ход
В своем сопоставлении – аритмика желаний
Вот корень основной – и длительности род.
Врангель немного злорадно глядел на Бэтти:
– Ну, как стишок? – Бэтти молчала.
– Чего молчишь?
– Ты знаешь, тебе нужно принять буддийское вероисповедание. Твои стихи стоит перевести на санскрит.
– Любопытная идея десантирования русской семантики…
В закусочную вошли еще два человека. Фигура одного показалась Врангелю странно знакомой. Он непроизвольно отодвинул бамбуковую штору и увидел перед собой ушастого параноика, избегающего спагетти. А с ним – гориллообразного китайца. Оба были в длинных плащах. Нос ушастого распух и почти удвоился в размере. Пауза опознавания длилась секунды две и была наполнена электризующей энергетикой предстоящего прямого действия. Генерал успел сказать итальянцу:
– Будет время – почитай Бобергауза.
В ответ параноик выхватил из-под плаща израильский «Узи» и, бешено глядя на сладкую парочку, дал очередь прямо от входа в заведение. В помещении никого не было, кроме Врангеля, Бэтти и официанта. При скорострельности этого оружия 900 выстрелов в минуту весь залп занял секунды три. Пули изрешетили стену, побили посуду, но ни одна не влетела за бамбуковый занавес. Китаец выхватил длинный метательный нож и с воплем метнул его в генерала. Стальное лезвие вонзилось в деревянную стену рядом с головой Врангеля.
Сицилийский живодер вытащил второй магазин и стал вставлять его в автомат. Китаец выхватил сразу два ножа – левой и правой рукой, – и, заведя их за спину, заорал наводящее на цель заклинание «Йааа!!!».
«Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах!» – прозвучало шесть выстрелов у самого уха генерала. Стреляла Бэтти из «Магнума». Стреляла стоя и держа револьвер двумя руками. Мафиози не ожидали такого апофеоза их оперного выступления. Две пули попали в лицо макароннику, и он упал, дрыгнув худыми ногами. Автомат отлетел в сторону. Остальные четыре получил дружелюбный китаец. Лицо его осталось цело, но все пули попали в грудь и живот. Он упал на бок и тяжело стонал. Вот тебе и маленький калибр. Скорее всего, пули были подрезаны.
– Уходим, – быстро проговорил Врангель. Он оставил деньги на столе (за рыбу и сакэ) и они быстро покинули заведение. Бледный официант не сказал им ни слова. Выскочив за угол, прошли, не очень торопясь, квартал, свернули на соседнюю улицу, дошли до следующего. Врангель остановил проезжавшее такси. Сели: «Нам до ближайшего супермаркета». Там была станция метро.
И только в подземелье обоих стала бить нервная дрожь. Но недолго. Несколько секунд. Хотя Бэтти, конечно, подольше.
– Ну, что я тебе говорил о разумности пуль? – спросил Врангель у буддистки-стенографистки-снайперши, выпив изрядную порцию сакэ и жуя маринованного лангуста, политого горячим соусом с рыбными фрикадельками. Они сидели в китайском ресторане недалеко от отеля «Тацуно». Все это было на достаточном отдалении от злосчастной закусочной, и ее теперь стоило лишь забыть, тем более что там, скорее всего, собралась вся полиция района. Генерал уже успокоился, но выстрелы короткоствольного «Магнума» еще гремели в ушах.
– Разум глазу не виден. Я тебе еще до практического эксперимента говорил об этом. Пули выпускает не человек. Это всеобщее заблуждение. Но, правда, есть случаи, когда их выпускает Сатана. Это уже посерьезней. Да только тот дружище тоже не так прост. И даром ничьи пули направлять не будет. Ему от этого только напряжение и никакого удовольствия. А плата за его помощь – нерентабельна. Ну, а пули Бога видят только божью цель. А эта цель нами не постижима. Представители структурализма, – есть такая неопределенная полувера, – возможно, будут со мной не согласны, и это, кстати, не совсем по твоим конфессионным взглядам. Но веры разные, а Господь один. Так что верь – мне.
– А я тебе верю.
– Где «Магнум»?
– У меня в сумке.
– Подай сумку. – Бэтти безропотно протянула ему сумочку. Врангель залез в нее, держа на коленях, – они за столиком были одни, – и вытащил из барабана револьвера шесть гильз; зажал их в руке и ссыпал в карман пиджака. Потом закрыл сумку и вернул хозяйке:
– Оружие пусть будет у тебя. Как видишь, иногда это полезная в хозяйстве вещь. Но! Иди в туалет и вымой хорошо руки. И… минуточку, – он подозвал официанта и спросил, нет ли у того какого-нибудь растворителя или средства от пятен. Капнул соус на дорогой костюм.
Тот предложил пройти в туалетные комнаты. Бэтти пошла, Врангель двинулся следом, прихватив питоновую барсетку. У входа в заведение для лиц мужского пола официант вручил Музыканту бутылочку с надписью на английском языке «Ацетон. Яд ».
«Вы поаккуратней. Возьмите ватный тампон!» – «Спасибо». – «И хорошо потом вымойте руки!» – «Обязательно». – «Я уверяю вас, ваш «карден» не пострадает». – «Спасибо, я рад за него». – «Бутылочку оставьте на полке для бумажных полотенец». – «Там она и будет. Благодарю вас».
Официант отошел, а Врангель завел Бэтти в мужской туалет и хорошо протер ей обе руки ацетоном. «А теперь мой с мылом, да получше!» – Она сделала все, что он говорил. – «Вот теперь прекрасно!»
Они вернулись за стол и продолжили растянувшийся на весь Токио завтрак.
– Я надеюсь, там не было видеокамер. А если были – у них такое убийственное качество изображения, что узнать нельзя никого. Если вообще там видеомагнитофоны пишут с них картинку. В чем сомневаюсь. Эти народные кормильцы экономят на всем. Иногда даже вешают игрушечные видеосистемы, но на самом видном месте. И еще. Мы тут говорили по-русски. Но для японца что русский, что румынский, что цыганский – все одна муть. И помни: этого ничего не было.
Они расплатились и пошли пешком. Проходя через небольшой переулок, Врангель выбросил в мусорный бак гильзы, протерев их предварительно платком.
фрагмент романа "славянский стилет"
Вино из одуванчиков
– Мне совершенно ничего не приходит в голову…
– Мне тоже.
За окном переливчато ввинчивали в воздух свою мелодию парочка скворцов. Он указал рукой в сторону окна:
– Слышишь, как поют? На ноты сможешь переложить?
– Смогу.
– Попробуй.
Она долго подбирала интервалы на клавиатуре. Он хмуро слушал. Сказал:
– Танец пьяной кошки на льду.
– Да, похоже, ты прав. Но я не могу извлечь мягких обертонов. Не тот инструмент.
– А тональный ход?
Она молчала. Он сказал:
– Для того, чтобы сотворить, а не сочинить что-либо, надо стать этим «что-либо». Когда я готовлю салат, я становлюсь им. И мне не нужны рецепты.
– Ты хочешь, чтобы я стала скворцом?
Он пристально посмотрел на неё. Ответил:
– Скворцы поют за окном. Ты меня понимаешь? Я хочу, чтобы ты стала нотой. А потом пошла бы к ним, на нотный стан, и пробила бы, какая там ситуация. Выпей с ними пива. Обсуди последние новости. Заведи себе лесби-нотку для любви. И вообще, будь как дома.… А дом забудь.
– Я попробую.
Он отошел к окну и стал смотреть на верхушки лиственниц, тянувшихся зелёным морем до самого горизонта. Скворцы оборвали песню и, вспорхнув с ветки, помчались в даль, летя низко над деревьями. Солнце прорывалось сквозь горизонт алым пламенем рассвета. Утренняя тишь рождала новый день.
Она тронула его за плечо. Он повернулся.
– Я записала. – И протянула ему листок, исписанный нотами. Он глянул на партитуру.
– Ты считаешь, это любовная песня скворца?
– Да.
– Хорошо, я тебе верю.
Сел за инструмент и проиграл звуки, записанные на бумажке.
Помещение наполнилось дикостью диссонансов несоответствия интервальных разрешений. Он проиграл ещё раз. Потом ещё.… Повернулся к ней. Сказал:
– Да, я в тебе не ошибся. Это великолепно.
Она застенчиво улыбнулась.
– Ты так шутишь?
Он встал и подошел к ней вплотную.
– Нет. Ты сделала всё правильно. Ты сделала всё наоборот. У тебя получилась песня любви. Ты можешь рвать розы с небесного куста. Но помни, за каждый цветок есть плата – разочарование.
Она улыбалась и смотрела на него.
– У меня не будет разочарования, пока я с тобой.
Он смотрел ей в глаза и ничего не говорил. Сказал:
– Будет. Творец всегда платит за цветы, сорванные с божественных полян. А ты творец. Тебе не повезло.
Она улыбалась. Прошептала:
– Я не пила с нотами пиво. Мы с ними развели в лесу костер и искупались в озере. А потом я рассказала им про тебя.
– И что они сказали?
– Они тебя знают. Ты приходишь к ним в гости. Иногда, по вечерам.
– Да, бывает. Когда нечего делать.
– Они ждут тебя даже сейчас.
– Подождут, никуда не денутся. Они у меня строятся в шеренгу и ходят строем. А потом делают забег на десять километров. Те, которые добегают до финиша, входят в группу, которая записывается на бумагу. Но добегает очень мало особей. Остальные валяются в траве и ловят кузнечиков. Я к ним хорошо отношусь, но без приказа они не могут делать то, что хочу я.
Она улыбнулась и поцеловала его. Прошептала:
– Прикажи что-нибудь мне. Я буду твоей нотой.
– Ты не сможешь меня терпеть. У меня очень своеобразный характер.
– Мне нравится твой характер. Я люблю его.
– Нет, это тебе просто кажется. Но я–то всё понимаю.
– Пойдём к нотам. Посидим у костра, искупаемся в озере, послушаем кузнечиков, выпьем вина из одуванчиков…
Он молчал. Она шептала:
– А потом станем скворцами и полетим к солнцу. А ноты будут нам махать в след. Они будут ждать нас. Ведь мы вернёмся. Ведь мы вернёмся… Мы вернёмся…
Нам повезло - мы одни из них
– Да я тебе просто не верю!
– А зачем тебе верить? Собаки тоже не верят, что умрут, но это им только помогает жить.
– Я не собака.
– Естественно, ты фотомодель. Но не забывай, что на самом деле ты размалёванная сучка, заманивающая на свою течку кобелей.
Красивая брюнетка с яркими серыми глазами молча уставилась в лицо мужчины, говорившего с ней.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что ты сука, рождённая заманивать кобелей в западню. Хорошо подумай и ответь мне, так это или нет?
– Так, - нехотя согласилась красотка, предчувствуя неприятность. Добавила:
– А ты кобель, рождённый гоняться за всеми суками мира.
– Гоняйся, не гоняйся, за всеми не угонишься. И догонять не есть убегать. Убегать можно даже не сходя с места. Вот это ты и должна сделать.
Хмурый инструктор красотки надел на себя упряжь с двумя пистолетами и поверх них накинул пиджак. Сказал:
– Как только начнётся стрельба, падай на пол и лежи до тех пор, пока я тебя не подниму.
– А если не поднимешь?
– Подниму. Можешь не надеяться. Моя пуля ещё не выплавлена.
– Мы взяли четырнадцать банков. Может, хватит? Твой трюк с тепловым отпечатком лица скоро раскусят.
– Не думаю. И не думай ты. Твои деньги в надёжном месте?
– Да.
Он молча продолжал экипироваться, поглядывая на монитор компьютера, где бежал ряд цифр. Проговорил, кивнув на монитор:
– Индексы полезли вверх, как я и рассчитывал. Брокеры сейчас обезумеют от запаха денег.
Помолчал.
Добавил:
– И не будут слишком жалеть о расставании со старыми накоплениями.
Она молча глядела на него. Тихо проговорила:
– Слушай, милый, у меня нехорошее предчувствие.
– Да к чёртовой матери твоё предчувствие, плевал я на твоё предчувствие, да если бы я хоть раз в жизни послушал своё предчувствие, то уже даже тропа к могиле давно бы заросла. Помоги одеть сканер.
Она помогла укрепить на спине радар заднего обзора.
– И запомни, бояться должен я. Точка. Ты не при каком раскладе не попадаешь в поле действия. Ясно? Укол я тебе сделал, так что все химические детекторы лжи будут отдыхать минимум сорок дней. Сорок дней! И помни об этом даже тогда, когда всё-таки появится пуля, которую для меня выплавляют.