Не без причин поэтому, для него совершенно необычных и не поддающихся объяснению, Филипп Куаффар с хитрым и глубокомысленным видом, вертя свою шляпу меж пальцами, пришёл доложить г-ну де Вердло, что ночевавший в замке гость уехал на самой заре, обменяв свою разбитую неподкованную лошадь на лучшего коня из конюшни Эспиньоль, и что он проделал это без всяких церемоний, угрожая ему, Куаффару, весьма красноречивым прикладом пистолета. Рассказав об этом, означенный Куаффар вынул из кармана записку, которую всадник велел ему передать г-ну де Вердло. Г-н де Вердло сломал печать и извлек из конверта листок бумаги, на котором было написано четким почерком:
«Капитан Сто Лиц благодарит г-на барона де Вердло за гостеприимство, столь любезно оказанное им кавалеру де Брежу. Он никогда не забывает благородных поступков»
Читая эту записку, г-н де Вердло дрожал от ужаса. Как! Он только что дал приют под своей крышей предводителю шайки разбойников! Он спал рядом с комнатой, которую занимал этот человек, и рисковал тем, что ему во время сна могли перерезать горло. Как! Этот красавец офицер с такими тонкими и вежливыми манерами всего только бандит самого низшего разбора, прирожденный негодяй! Это превосходило всякие предположения. Каким образом Анна-Клод не узнала в нем человека, напавшего на ее карету? Ах, если бы Аркенен был здесь, он сразу бы разоблачил незнакомца! Впрочем, приключение имело счастливый исход, так как, вместо того чтобы быть зарезанными, отделались только подменой лошади.
Г-н де Вердло был настолько взволнован, что успокоился только к вечеру. Что скажет г-н де Ла Миньер об этом событии, когда оно станет ему известно? Возвращаясь в памяти к происшедшему, де Вердло испытывал некоторую гордость от сознания, что он стоял лицом к лицу с таким опасным бандитом и еще принял его за дворянина. Он не уставал перечитывать записку, адресованную к нему разбойником, тем более что выражения, в которых она была написана, гарантировали ему на будущее некоторую безопасность. Этот капитан слыл за человека, который умеет держать слово. Разве он откажется когда-либо быть признательным за прием, полученный им в Эспиньоле? Эти рассуждения, во время которых Анна-Клод оставалась совершенно безмолвной, окончились только поздним вечером, когда надо было идти спать. Велико было удивление девицы де Фреваль, когда она, возвратясь в свою комнату, нашла на своем туалете старательно перевязанный пакет. Там находился прекрасный остро отточенный кинжал в шагреневых ножнах и маленькая склянка с наркотическим отстоем. Все это было завернуто в лист бумаги, на котором довольно хорошо было изображено сердце, пронзенное стрелой. Каким образом попали сюда эти вещи? Их присутствие здесь обнаруживало существование услужливой руки. Кто же иной мог быть в этом замешан, как не Куаффар, которого могли заставить силой выполнить данное ему поручение, если не удалось воздействовать на него путем убеждения? И Анна-Клод де Фреваль, со взором, устремленным на эту странную посылку, долго оставалась неподвижной, в то время как в руках у нее был жар, щеки пылали, а сердце билось в груди, как большая птица.
IV
В гулком и чистом воздухе прозвучал пистолетный выстрел, оставляя после себя небольшой дымок. Чучело, насаженное на кол, слегка покачнулось. Это была закутанная в плотный шерстяной плащ фигура толстяка, единственной ногой которого являлась вбитая в землю жердь. На верхней ее оконечности красовалась криво надетая треуголка. Пугало было водружено в дальнем углу парка Эспиньоль на украшенной газонами площадке. Тотчас же после того, как прокатилось эхо, чей-то голос воскликнул:
— Прекрасный выстрел, мадемуазель! Точка в точку!
И Аркенен устремился к мишени. Он внимательно осмотрел ее, сунул палец в круглую дыру от пули, пробившей сукно плаща, и вернулся обратно.
— Я возьму на себя смелость сказать вам, сударыня, что вы станете хорошим стрелком, если, следуя моим указаниям, сумеете надлежащим образом брать прицел и не слишком вытягивать руку. Пуля легла прекрасно. Теперь нужно постараться попасть в самое сердце.
Аркенен кусочком мела нарисовал сердце на верхней части плаща. Сделав это, он выпрямил жердь, поправил треуголку и вернулся к девице де Фреваль, которая стояла в конце аллеи, держа в руке только что разряженный пистолет.
На ней был прекрасно сшитый кокетливый мужской костюм, делавший ее еще меньше ростом и превосходно подчеркивающий пышущую здоровьем гибкость молодого тела. В этом наряде, который мог бы показаться смешным, она была полна изящества и некоторой надменности. На каблучках ее высоких сапог из тонкой кожи поблескивали шпоры, а у ног лежал хлыст. Перед тем как приступить к упражнению в стрельбе, как, она это делала каждое утро, у нее был урок верховой езды под руководством все того же Аркенена, а сейчас предстоял о фехтование. В течение уже нескольких недель Аркенен служил девице де Фреваль учителем стрельбы, верховой езды и искусства владеть оружием. Полный гордости от сознания своих новых обязанностей, он воскрешал в памяти военные годы, когда ему довелось быть прекрасным кавалеристом, хорошим стрелком и недурным помощником фехтмейстера. О, до какой еще высоты могли вознести его эти подвиги в глазах м-ль Гоготты Бишлон! Трескотня выстрелов и звон рапир наполняли ее сердце страхом, но ей трудно было противиться чувству горделивого удовлетворения, когда она видела, как девица де Фреваль и Аркенен скакали рядом по двору замка Эспиньоль. Тем не менее она считала пустой забавой эту странную прихоть упражняться в искусстве верховой езды и боя на рапирах, увлекаться пистолетной пальбой в чучело, закутанное в плащ, с криво посаженной треуголкой на голове, которое по вечерам, в сумерках, принимало вид разбойника и заставляло вас дрожать с головы до ног.
Вскоре после странного визита самозваного кавалера де Брежа девица де Фреваль выразила г-ну де Вердло желание заняться различными военными упражнениями и теперь отдавала им все свое свободное время. Г-н де Вердло охотно на это согласился. Пребывание в замке подозрительного гостя заставило его призадуматься. Замок Эспиньоль стоял достаточно уединенно, а окружающая местность не внушала чувства безопасности. Здесь то и дело шатались бродячие торговцы со своими товарами, и их назойливость могла быть только предлогом, чтобы проникнуть в дом. Сделавшись весьма подозрительным после известного события, г-н де Вердло, чтобы оградить себя от этих разносчиков и бродяг, решил удвоить засовы на всех воротах и запастись большим количеством мушкетов и алебард, чтобы вооружить ими всех своих слуг и даже малышей-лакеев. Аркенен был поставлен во главе этих вооруженных сил. Вне всякого сомнения, все эти военные замыслы про сильное впечатление на девицу де Фреваль, в одно прекрасное утро она попросила у г-на де Вердло разрешения заняться верховой ездой, стрельбой из пистолета и упражнениями с рапирой, добавив, что все это послужит ей на пользу, так как ей приходится жаловаться на головную боль, легкий жар и бессонницу. Утомительные занятия на свежем воздухе избавят ее от всех недомоганий.
Легко согласившись исполнить эту просьбу, г-н де Вердло тем не менее, думая о ней, испытывал чувство некоторого недоумения. Он с трудом мог представить себе молодую девушку — а в особенности Анну-Клод де Фреваль — вскидывающей к плечу мушкет или стреляющей из пистолета. В некоторых книгах говорилось, что подобная воинственная грубоватость была некогда уделом мифического племени амазонок, но эти дамы с искалеченной грудью не казались г-ну де Вердло хорошим примером, и он испытывал некоторое сожаление оттого, что Анна-Клод подражает суровым девственницам, тем более что ее собственное тело становилось с каждым днем все прекраснее, а грудь начинала уже обнаруживать под шелком корсажа весьма приятную округленность. Однако он несколько успокоился, услышав, что во время волнений в годы несовершеннолетия покойного короля некоторые придворные дамы приняли участие в событиях и даже отправились в поход с ружьем в руках и развевающимися перьями на шляпе. Отнюдь не обрекая Анну-Клод на подобную же участь, он не мог находить ничего дурного в том, что ей нравятся удовольствия, полезные для здоровья. К тому же с самых первых шагов Анна-Клод обнаружила исключительные способности ко всем этим мужским забавам. Пуля ее пистолета никогда еще не миновала цели; Аркенен удивлялся ее успехам в умении ездить верхом и владеть рапирой.
Последний каприз Анны-Клод заставил все же немного поворчать доброго г-на де Вердло. В конце концов он уступил, и из Вернонса были привезены все необходимые принадлежности для фехтовального искусства. Вскоре г-н де Вердло мог уже наблюдать, как Анна-Клод, с лицом, закрытым решеткой маски, защищенная нагрудником, отбивает клинок рапиры, направленный в нее Аркененом, подвергая себя опасности при наступлении и обнаруживая большую ловкость в ответных ударах. Г-н де Вердло очень охотно присутствовал при этих уроках, которые, казалось, были ему более по душе, чем пальба из пистолета. Они происходили в огромном вестибюле замка. По полу рассыпались опилки, и Анна-Клод, сжав рукоятку рапиры, став вполуоборот, занимала позицию против Аркенена. С неподдельной яростью она бросалась в атаку и с самой естественной ловкостью парировала ответные удары. Аркенен все время держал ее в руках и не давал ей никакой пощады. Это вызывало ряд весьма красивых положений. А иногда и г-н де Вердло, побуждаемый чувством соревнования, топал ногою в знак вызова и делал несколько фехтовальных движений своей тростью, подражая правильным выпадам. Окончив урок, Анна-Клод поднимала решетку маски и вытирала пот на висках. Лицо ее бывало тогда полно оживления, а в глазах еще пылал отсвет боя.
Такие же счастливые способности обнаруживала девица де Фреваль и в искусстве верховой езды. По тому, как она бралась за поводья, трудно было поверить, что ей еще не приходилось иметь дела с лошадью. С редкой ловкостью приспособлялась она к движениям своего коня, как бы заранее угадывая все его намерения. В сравнительно короткое время она стала превосходной наездницей, не боящейся ни брыканья, ни прыжков, ни скрытых хитростей, и удивительно крепко сидела в седле, с настоящим мастерством умея пользоваться поводьями и шпорой. Удивляясь ее успехам, Аркенен все же не прощал ей ни одной ошибки. Вскоре перешли к урокам посадки в седло, и девица де Фреваль быстро научилась вскакивать по-мужски, вполне одобрив отныне этот способ, против которого г-н де Вердло сначала было стал протестовать; впоследствии он принужден был покориться, видя, как Анна-Клод превращается из амазонки во всадника, внося в это превращение удвоенную пылкость. Ей нравилось, бывая в конюшнях, подходить к лошадям, ласкать их, говорить с ними и самой давать им овес.
Кроме тяжелой каретной запряжки, г-н де Вердло держал недурных верховых лошадей. Эта привычка сохранилась у него со времени посещения Эспиньоля маленькими Морамберами, которым ему хотелось тогда доставить возможность приятных прогулок. Но с тех пор верховые лошади обслуживали одного только Аркенена, который неоднократно гарцевал на одной из них по дороге в Вернонс. Анна-Клод всех их весьма одобрила, но предпочитала ту, которая была оставлена в Эспиньоле в обмен на так дерзко украденного жеребца. Впрочем, вор не ввел г-на де Вердло в убыток. Эта бурая лошадь была прекрасных статей, но с большим норовом. Именно ее и выбрала себе девица де Фреваль, когда уже была в состоянии расстаться с манежем и отправиться в поле в сопровождении Аркенена.
Там совершали они длинные прогулки то шагом, то галопом, иногда одним прыжком перелетая через какую-нибудь изгородь или упавшее дерево. Местность, окружающая Эспиньоль, являла глазу большое разнообразие: обширные леса, озера, болота, ланды и обработанные поля. То тут, то там — деревушка, спрятанная в складках долины. Зима в этих местах бывала холодной, весна несколько запоздалой. Осенью воздух благоухал и был пронизан различными запахами; летом он тяжело давил все окружающее. Бедная, малонаселенная страна, лежащая в стороне от больших дорог. В окрестностях Эспиньоля существовали только очень плохо поддерживаемые проселки и едва обозначенные тропинки. Но ничто не могло остановить девицу де Фреваль. Ей чрезвычайно нравились прогулки верхом, и только вечерняя заря заставляла ее возвращаться в Эспиньоль, в особенности когда она пользовалась лошадью капитана, что случалось очень часто. Анна-Клод казалась тогда охваченной каким-то демоном стремительности и свободы. Необходимо добавить, что этот же демон вселялся и в странное животное, в общем послушное и разумное, но делающееся то капризным, как коза, то нежным как ягненок; оно внезапно подчинялось какому-то бешеному порыву, который уносил его в безумный галоп. В этих случаях Аркенен старался не терять всадницы из виду. Доходило до того, что они пересекали во всю длину болото Пурсод, оставляли за собой перекресток Бифонтэн и достигали рощи Вокрез. Здесь дорога суживалась и переходила в легкую тропинку, которая вела в местность, называемую Большой Холм.
С этого Большого Холма расстилался широкий вид в сторону деревни Бургвуазин, скрытой довольно высокими пригорками. Доскакав до этого места, лошадь девицы де Фреваль впадала в беспокойство, начинала ржать, дергать поводья, кусать удила; все это кончалось тем, что она вставала на дыбы и делала бешеный прыжок. Выйдя из повиновения, лошадь уже отказывалась идти назад, и необходимо было, чтобы заставить ее сделать это, выдерживать с ней настоящую борьбу, которая вселяла в нее боязливую настороженность во все время обратного пути в Эспиньоль. Кроме всех этих развлекающих Анну-Клод упражнений в стрельбе, в фехтовании и верховой езде, она вела самую однообразную, ровную жизнь; г-н де Вердло нашел в ней приятного для себя товарища. Теперь он был благодарен судьбе за счастливый случай, который послал ему эту очаровательную девушку для того, чтобы облегчить его одиночество, и ему уже казалось смешным то предубеждение, с каким он встретил ее первое появление. В общем, г-н де Шомюзи очень хорошо сделал, что умер, а еще лучше, что оставил после себя дочку, плод своих любовных интриг. Г-н де Вердло не мог нахвалиться ее пребыванием в Эспиньоле. Он ни в чем не мог бы ее упрекнуть. Правда, скакать по дорогам в мужской одежде рядом с Аркененом и возвращаться в грязи и пыли с головы до ног — довольно странная затея. Не менее непонятны и ее развлечения — стрельба из пистолета и бой на рапирах, но все же эти в общем невинные и безвредные забавы его не пугают. Анна-Клод извлекла из них некоторую пользу, так как приобрела редко встречающуюся у девушки ее возраста крепость сложения, ничего не утратив из своего природного изящества. Личико ее равным образом выиграло в миловидности, и г-ну де Вердло доставляло удовольствие его рассматривать. Все это, несомненно, создаст счастье ее будущего мужа. Г-н де Вердло, впрочем, не любил долго останавливаться на этом предположении. Мысль о том, что в один прекрасный день Анна-Клод покинет Эспиньоль, чтобы броситься в объятия супруга, доставляла ему весьма мало удовольствия. Он пытался утешать себя тем, что ее незаконное и до некоторой степени темное происхождение не будет благоприятствовать скорому браку. К тому же уединенный образ жизни обитателей замка Эспиньоль делал замужество Анны-Клод в достаточной мере затруднительным. И она сама, казалось, не очень этого хотела Когда г-н де Вердло, преследуя свои планы, предложил ей, как это советовал г-н де Ла Миньер, познакомиться поближе с обществом Вернонса, она не поторопилась пойти навстречу его доводам. Анна-Клод мало заботилась о том, чтобы появиться в свете. Эспиньоль, казалось, отвечал всем ее потребностям, и ей ничего не оставалось желать, хотя она и впадала иногда в то состояние мечтательности, которого г-н де Вердло не мог не заметить.
Она часто предавалась задумчивости в те часы, когда г-н де Вердло приглашал ее сыграть партию в бирюльки. Эта игра весьма занимала г-на де Вердло. На большой стол высыпались крошечные безделушки из слоновой кости, и нужно было вытаскивать их одну за другой из образованной ими кучи так, чтобы ненароком, неловким движением не разрушить ее. Продолжительные упражнения в этом деле наделили г-на де Вердло некоторой ловкостью, и он легко извлекал бирюльки из кучи, где они были беспорядочно перемешаны друг с другом. Ему удавалось иногда совершать настоящие чудеса ухищренности, но Анна-Клод показывала еще лучшие достижения, тем более заслуживающие восхищения, что она выполняла их, не заботясь ни о какой осторожности, с таким видом, точно думала в это время о совершенно посторонних вещах. Сама она была погружена в свои мысли, а ее рука чудесным образом повиновалась демону проворных и точных движений. Приятно было смотреть, как Анна-Клод с непоколебимой уверенностью трогала неустойчивые и хрупкие кусочки слоновой кости, которые никогда не шатались под ее пальцами. Но еще удивительнее было то, что она достигала этого, оставаясь совершенно невнимательной и погруженной в видимую рассеянность. Ее успехи повергли г-на де Вердло в величайшее изумление. Одаренная такой легкостью руки, легкостью, в которой было что-то таинственное, Анна-Клод могла бы выполнять самые сложные задания, если бы ей заблагорассудилось приняться за часы и кошельки своих ближних. Она проникала бы в карманы и жилеты так, что никто ничего бы и не заметил, и совершала бы самые восхитительные кражи, какие только можно себе вообразить. Г-н де Вердло в шутку говорил ей об этом, и иногда довольно придирчиво, на что она отвечала только одним движением своих прекрасных молчаливых губ, после чего снова погружалась в свои грезы.