За окном замелькали хмурые дождливые окраины города, не успевшего стать Эрику родным. А ведь казалось, что всё постепенно налаживается, – но вот, не сложилось.
– Аэропорт, вокзал, пристань? – полушутливо спросил водитель, притормаживая на красный перед большим перекрёстком.
– Вокзал, – буркнул Эрик, выудил из кармана ключи от своей «Тойоты», положил в протянутую ладонь.
Водитель спрятал ключи и передал Эрику смотанную в трубочку стопку купюр:
– Здесь две.
Покупатель на редкость быстро считал варианты. Низкий лоб с зачёсанной вперёд чёлкой, бесстрастные алюминиевые глаза-пуговки, наглая ухмылка.
Впрочем, ухмылка быстро исчезла, когда взгляды водителя и пассажира встретились.
– С половиной, – неохотно добавил покупатель, вынимая ещё одну вязанку из нагрудного кармана.
На вокзале Эрик сел в ближайшую электричку на восток, успев до отправления только заскочить в газетный киоск и купить в отделе сувениров целую горсть китайских лазерных указок.
Через час он вышел в незнакомой деревушке, на такси перебрался в соседний городок, стоящий на другой железнодорожной ветке, и уже оттуда сел на поезд, уходящий к югу.
До сих пор, на удивление, было относительно светло. За низкими, но не слишком плотными облаками временами ощущалось присутствие закатного солнца. От бурых полей чуть парило, и дымка медленно сгущалась в вечерний туман. Между дамбами стальной рябью ерошилась вода. Готические шпили там и сям царапали горизонт.
В вагоне едва нашлось свободное место. Эрику пришлось сидеть чуть боком, чтобы плечом не задавить щупленького старичка-иностранца, то и дело фотографирующего заоконные красоты через толстое вагонное стекло.
Когда показалось открытое море, а солнце наконец выбралось из-под туч и прожгло в волнах огненную дорожку, Эрик оставил рюкзак на сиденье и вышел в туалет. Неторопливо и аккуратно изорвал паспорт. Оттянул вниз непослушное окно и выпустил в свободный полёт облако радужных клочков.
III
Лифт не работал. По настенной росписи можно было изучить историю целого поколения. Эрик поднялся на последний этаж и остановился перед тяжёлой солидной дверью, выглядящей слишком дорого для всего окружающего – подъезда, дома, квартала.
Русоволосый верзила, открывший дверь, едва умещался в дверной проём. Вся правая половина его лица лоснилась розовой послеожоговой кожей.
Люди таких габаритов редко находят себя в мирной жизни. Детина мог оказаться рэстлером, наёмником, уличным бойцом. Мог, конечно, и бухгалтером, но Эрик не поставил бы на это и ржавого сантима.
Хозяин квартиры не торопился заводить разговор. Окинув гостя бесстрастным взглядом, он попытался закрыть дверь, но Эрик успел сказать:
– Микаэль.
– Что – Микаэль? – спросил верзила из-за полузакрытой двери.
Эрик просунул в щель кулак с намотанной на него цепочкой.
– Где он? – цепочку вместе с жетоном сдёрнули с руки.
Чёрт!
– Покажу на карте. Три года назад. Friendly fire. Мне жаль.
Эрику действительно было жаль. Микаэля, оставшегося в хижине со связанными руками и простреленной ногой. Себя, бежавшего сразу после захода солнца, – как оказалось, лишь для того, чтобы встретиться двумя сутками позже с Тухлой Тенью. Дирка, брата Микаэля, незнакомого здоровяка, молча стоящего сейчас, три года спустя, за железной дверью.
– Он сказал, если будет трудная минута, я могу обратиться к тебе.
В квартире было на удивление чисто и уютно. Стены окрашены в тёплые тона, все углы сглажены и заштукатурены, со стены смотрит Мона Лиза. Сначала Эрику показалось, что репродукция вся потрескалась, а потом он понял, что это склеенный паззл.
Дирк завёл его в гостиную, показал, куда бросить рюкзак, куда сесть, что выпить. Сам устроился напротив, навалился локтями на стол, сплёл толстенные пальцы в замок.
– Давай по порядку.
Эрик понял, что как раз по порядку-то и не получится. Дирк не выглядел человеком, способным подменить дока Даймонда, а рассказывать первому встречному про причины своих бед не имело смысла.
– Мы служили в одном взводе, – начал Эрик.
Дирк слушал молча, а смотрел не мигая. От Иностранного легиона и плена Эрик добрался до своего побега. В таких случаях всегда ждёшь вопроса: а почему ты живой, почему ты здесь, а он там, где-то в песках, это везение или что-то ещё? Но Дирк оказался молчуном. А может быть, хорошим слушателем.
– После контузии я не самый боец, – закончил рассказ Эрик. – Вернулся, отлежался, а так всё и не приду в себя. Темноты боюсь, – усмехнулся, хотя эта тема никогда его особо не веселила. – Встал на дотацию в ЦСР, да перемудрил с документами, хотел, чтоб пара лишних монет перепала… Короче, нужен новый паспорт, жильё на первое время. Ну и если с работой вдруг что посоветуешь.
При упоминании «цесарок» Дирк чуть подтянулся, напрягся. По умению засовывать нос в любую незакрытую форточку Центр давно сравнялся с полицией нравов или отделом страховых злоупотреблений, а для ветеранов всяких войн и конфликтов он был куда ближе и насущнее.
– Воевал? – спросил Эрик.
Здоровяк кивнул.
– Там же, где и вы. Только годом позже. Когда боевую химию растащили по племенам, сам знаешь, что вышло.
Помолчали.
– Поживёшь здесь. С паспортом посмотрим, подумать надо. В порту поговорю, на кусок хлеба дела найдутся.
Вот так, Микаэль. Ты был хорошим парнем, и брат твой, похоже, не подкачает. Спасибо.
IV
И всё обустроилось. В первый месяц пришлось погнуть спину на погрузке у рыбаков. Эрик выделялся из мелкорослой толпы арабов и китайцев, как риф, торчащий из моря. Физическая работа не обременяла. Запах рыбьей чешуи въелся в одежду и кожу. Основная работа приходилась на раннее утро, когда возвращались баркасы с залива и с открытой воды. Эрик выверил свой маршрут на работу, избегая неосвещённых проулков, углов, лестниц, и Тухлая Тень ни разу не преградила ему путь. Какая-никакая, но передышка.
Потом Дирк пришёл домой с фотографом, а через три дня принёс паспорт. Даже имя сохранилось: Эрик. Эрик Трамп. Что ж, нормально. Гражданство, правда, соседское, но так и спокойнее. Вид на жительство, разрешение на работу. Эрик Трамп.
Почти все наличные ушли в оплату работ. Дирк не занимался благотворительностью, а Эрик не искал подачек. Он вносил свою половину за жильё, покупал продукты и пиво, мыл полы по нечётным неделям. Дирк был не слишком словоохотлив и не особенно любопытен. Чем он занят днём, Эрик не знал и не спрашивал. Вечерами здоровяк, закрывшись в своей комнате, собирал паззлы.
Ближе к Рождеству нашлось место на верфях. Эрику приходилось раньше ковыряться в вертолётных движках, так что и с дизелем он разобрался без особого труда. Здесь приходилось вкалывать иногда и до ночи, но лазерная указка или фонарик всегда болтались в кармане. Нужно просто помнить, что не всякая тень – просто тень. Особенно старая, застоявшаяся. Проедет автомобиль, поезд, пролетит самолёт, мамаша прокатит коляску – какая от них тень, так, бессветие одно. А вот там, где света нет всегда, в закоулках, под лестничными пролётами, за распахнутыми к стене дверьми, за створками шкафов, в подвалах и полуподвалах, между ножками кроватей, в глубоких выдвижных ящиках… Без света пространство загнивает, портится, и рано или поздно там заводится она…
То, что Тухлая Тень всё ближе, Эрик отчётливо почувствовал в середине февраля. Неделю за неделей ветер гнал с моря тяжёлые набухшие тучи. Дождь перемежался снегом, в небе над заливом появлялись и быстро исчезали блёклые, почти бесцветные радуги. От частых скачков напряжения на верфи то и дело мерцал свет, а экономичные лампы тухли до сиреневых болотных огоньков.
Небольшой вельбот со снятым двигателем растопырился в сухом доке, как воспаривший кит. К старому дизелю никак не удавалось подобрать стакан поршня взамен разбитого, и металлическая махина двигателя на несколько недель раскорячилась в углу цеха.
Всё чаще и чаще полоска тени под днищем притягивала внимание Эрика. Приходилось бороться с собой, чтобы проверять её указкой хотя бы не каждую минуту. Док, почему вы со мной так обошлись? Зачем отказались от меня? Куда мне с этим идти?!
Щёлк-щёлк. Пусто. Луч прорезает темноту насквозь, отскакивает от блестящей втулки, карабкается по изъеденному морем металлу винта. Ничего там нет, Эрик, кроме пустого неосвещённого воздуха и твоих дурацких страхов. Щёлк-щёлк.
Работы море, нужно перебирать, шлифовать, точить, сверлить, подгонять, клеить, выравнивать, замерять, лакировать, а не пялиться через плечо, чёрт возьми, в пустое место, Эрик!.. Или не в пустое?.. Щёлк-щёлк. Ещё минута спокойствия выкуплена у длинного-длинного дня.
К концу смены, кое-как доделав самое срочное, Эрик бросился домой. Он уже успел почувствовать домом шестиметровую комнатку с видом на лес телевизионных антенн соседней крыши и на трубы электростанции. Привык к молчаливым ужинам в компании Дирка. И бежал домой как неандерталец, ищущий в родной пещере убежище от страшного и опасного внешнего мира.
Поближе к фонарям, по широкому кругу обходя любое пятнышко мрака. Через ступеньку, пытаясь на ходу успокоить колошматящееся сердце. Только закрыв за собой тяжёлую «осадную» дверь, Эрик выдохнул чуть спокойнее.
Непривычно хмурый Дирк встретил его в коридоре кивком головы. Дверь в комнату здоровяка была открыта, и Эрик заметил, что новая мозаика – судя по ярким цветам, что-то из Ван Гога – почти собрана.
– Красивая картина, – неуверенно сказал Эрик.
Дирк только тяжело вздохнул и удалился к себе.
Из тёплого и светлого убежища все вечерние страхи показались Эрику чуть-чуть ненастоящими. Он ли это был – то трусливое создание, что улепётывало от любой разбитой лампочки? Ему ли, прошедшему настоящую войну, стрелявшему в других людей и подставлявшему себя под их пули, бояться темноты, присваивать ей черты живого существа? Что же за вздор…
Дирк закричал. Эрик даже не мог предположить, что у его соседа-великана могут прорезаться в голосе такие писклявые ноты. Дирк верещал протяжно, на одной ноте, пока Эрик не ворвался в его комнату, едва не вынеся дверь.
V
Весь паззл, собранный почти до конца, светился по швам. Изнутри, от стола под мозаикой, бил мощный огненный свет. Дирк, не переставая кричать, пытался заткнуть последним кусочком огненный столб, бьющий снизу вверх из незаполненной ячейки.
Не зная и не понимая, что делать, Эрик одним толчком свалил Дирка вместе со стулом на пол, схватил с дивана шерстяной плед и поспешно закрыл им мозаику.
– Что это… – слова как-то не подбирались.
Дирк с выпученными глазами так и лежал на полу. Стул отлетел в другой конец комнаты.
– Что это… такое?.. – Эрик закончил фразу механически, поскольку его внимание привлекла тёмная полоска тени под диваном.
Кусочек мозаики улетел из руки Дирка в поддиванную щель, и теперь здоровяк машинально попытался просунуть туда свою широченную лапу. Тьма, потревоженная его рукой, шевельнулась.
– Нет! – крикнул Эрик, уже и без указки видя, что там такое.
Дирка что-то дёрнуло за руку и затянуло под диван по локоть. Эрик схватил великана за шиворот и в несколько рывков вытащил на середину комнаты, прямо под люстру.
Дирк непонимающе разглядывал свои скрюченные пальцы.
Когда Эрик опустился рядом с ним, рука здоровяка попыталась вцепиться легионеру в горло. Эрик перехватил запястье и попытался обездвижить руку Дирка на безопасном для себя расстоянии. То же самое, что удержать осьминога за щупальце.
– Дыши! – рявкнул Эрик. – Дыши. И думай о хорошем! – отличный совет, в общем-то, на все случаи жизни.
Хорошо, что в Тухлую Тень попала только одна рука Дирка, и всего по локоть. Иначе бы Эрику нипочём не справиться. Дирк лежал не шевелясь и во все глаза наблюдал, как пальцы его собственной правой руки тянутся к горлу соседа.
– Что это было? – выдохнул он, когда Эрик счёл возможным выпустить обмякшую руку.
– Давай-ка ты первый.
Эрик поднялся и осторожно приподнял край пледа. Мозаика была на месте, в целости и сохранности. Стыки между кусочками паззла слабо светились красным. Сначала Эрик подумал, что это отсветы адского огня, полыхавшего под мозаикой минуту назад, и осторожно заглянул в брешь от недостающего кусочка.
Там был песок. Струящийся, переливающийся оттенками красного песок. Пустыня на закате. Бархан сменяется барханом, и так до горизонта – неотличимые, неразличимые песчаные холмы. По ним можно идти бесконечно. Можно сто километров пройти за две ночи и два дня. Чтобы на закате выйти вон к той белой точке – то ли выбеленным ветром костям, то ли алюминиевому обломку крыла самолёта. Солнце низко-низко, и от белой точки тянется тёмное тире густой, непроглядной, полуживой тени. Когда услышишь шум погони, просто спрячься в ней целиком. Без остатка…
– Сдаётся мне, – сказал Дирк, так и не поднявшись с пола, – «цесарки» тебе не из-за пары монет хвост подпалили.
Эрик осторожно укрыл выступающую из-под Ван Гога пустыню пледом.
– Сдаётся мне, – сказал Дирк, – что ты самый настоящий сталкер. А таким, как мы, – только два пути: либо в ЦСР, либо в «Касту».
VI
Пустынная пыльная улочка. С одной стороны – промзона, с другой – разнорядье двухэтажных домов, от скромных особнячков до бетонных страшилищ, все времена и стили.
Над большим торговым ангаром помигивала щербатая надпись. При некоторой догадливости из цепочки лампочек можно было сложить надпись: «Кресла Тани Т.».
На пыльной до непрозрачности витрине висела приклеенная скотчем листовка. «Семинар для торговых агентов – каждый четверг в 19:00. Только по предварительной записи». Ни телефона, ни е-мэйла.
Эрик толкнул дверь, оказалось заперто. Огляделся в поисках звонка. За стеклом наметилось движение. Молоденькая китаянка открыла дверь ровно на ширину своего лица.
– Васэ имя, позалуста.
– Ум… – Эрик замялся, – Трамп. Эрик Трамп.
– Это не надо, – хихикнула девушка, – надо «Эрик» тока. Идёмтя!
В первом помещении предполагалось нечто вроде розничного магазина. Несколько офисных кресел разных модификаций сиротливо занимали одну десятую часть подиума длиной во весь фасад здания. Многократно перечёркнутые ценники и яркие ярлычки «Распродажа» явно говорили о состоянии бизнеса, близком к закрытию.
– Сюда, позалуста!
Китаянка увела Эрика в коридор за офисной конторкой. Обшарпанные стены, позапрошлогодний календарь от страховой компании, зелёное «волшебное деревце» освежителя воздуха, засунутое в вентиляционный люк, расколотые плитки под ногами – всё вокруг источало уныние.
Коридор заканчивался двустворчатой дверью, за ней находилось тонущее в мягком сумраке складское помещение.
– Здите, вас здесь здут! – не совсем ясно выразилась китаянка и оставила Эрика одного.
Он сдержал желание сразу пройтись по углам указкой. Да и, пожалуй, света хватало. Ни одного действительно затенённого места вокруг не наблюдалось.
Склад был заполнен креслами. И совсем не той скучной офисной мебелью, что пылилась в торговом зале. Строгие викторианские стулья с жёсткими подлокотниками и вертикальными высокими спинками соседствовали с роскошными кожаными увальнями размером с бегемота, модерновые пластиковые «бокалы на ножках» – с высокотехнологичными конструкциями из металлической сетки. Плюш рядом с флисом, благородное дерево рядом с изысканным плетеньем из тика и ротанга.
Кресла стояли хаотично, и только у задрапированной брезентом дальней стены наблюдалось некое подобие рядов, полукружием обращённых к условной авансцене – видавшему виды письменному столу.
Увлёкшись разнообразием образцов кресельной промышленности, Эрик не сразу заметил, что на складе он не один.
На парусиновом шезлонге в последнем сформированном ряду устроилась симпатичная девушка, упакованная в кожаный мотоциклетный костюм. Рядом с ней стоял пожилой клерк, лысоватый и сутулый. Старомодный галстук, потрёпанный джемпер и всё такое. Он с опаской и недоверием смотрел на Эрика сквозь сантиметровой толщины линзы, смонтированные на носу при помощи чудовищной оправы.