Несмотря на серьезную критику локализационизма и упование на то, что нашей речью управляют только умозрительные нейронные сети, ученые не могут отказаться от поиска конкретных мозговых структур, связанных с речемыслительной деятельностью. Вспомним, что в 1861 г. французский нейрохирург Поль Брока в задней трети первой лобной извилины левого полушария открыл моторный центр речи, ответственный за артикуляционные функции, а в 1874 г. Карл Вернике в задней трети первой височной извилины того же левого полушария открыл сенсорный центр, ответственный за понимание устной и письменной речи. В указанном полушарии находятся три центра, связанных с речевой деятельностью. В зоне Вернике слова отбираются из речевой памяти. При устной речи в действие вступает центр Брока. Когда требуется деятельность, связанная со зрением, в качестве связующего звена между зоной Вернике и зрительной корой в теменной области выступает ангулярная извилина.
По данным А. Р. Лурия, при поражениях глубинных стволовых структур мозга отмечается первичная речевая инактивность. При двусторонних поражениях лобных долей – эхолалические нарушения и бесконтрольные ассоциации. Передние отделы речевых зон коры левого полушария ответственны за синтагматическое (линейное, горизонтальное) построение высказывания (возможна речевая адинамия), внутреннюю речь, носящую предикативный характер. Теменно-затылочные зоны ответственны за нахождение нужных слов и парадигматическое (иерархическое, вертикальное) построение языковой системы. Здесь наблюдается семантическая афазия. При поражении левой височной области: распад декодирования лексических компонентов и сохранность просодических (интонационно-мелодических) компонентов; невозможность охватывания целого высказывания. При лобно-височном поражении страдает понимание синтагматического строя, предикативная группа замещается номинативным телеграфным стилем; дефект улавливания просодической окраски. При поражениях лобных долей становится недоступным контакт, метафоры воспринимаются слишком конкретно.
Много копий продолжают ломать исследователи по поводу гемицефальной латерализации мозговых функций. Установлено, что на правое полушарие возлагается гештальтная обработка информации, актуальное членение речи, временн ое видение, синтагматические ассоциации. На левое полушарие – аналитическая обработка информации, лексико-грамматическое развертывание высказывания, пространственное видение, парадигматические ассоциации. Считают, что полушария при уставании работают попеременно, обеспечивая непрерывное пространственно-временное видение. Японские ученые установили различающуюся латерализацию функций (по западному и восточному типу) согласно родному языку, который формирует уникальную культуру и психический склад каждой этнической группы.
Верхом локализациолизма можно считать проецирование речевых функций на структуры генетического уровня. Согласно сенсационному заявлению известного исследователя Т. Кроу, способность к созданию языка, этого инструмента, позволяющего непосредственно забраться в психику человека, является результатом мутации гена, общего (или смежного?) с геном шизофрении. Итак, если за прямохождение человечество расплачивается патологией позвоночника, то за речь – самым серьезным психическим заболеванием. Животные, как известно, ни тем, ни другим не страдают. Указанное заявление имеет много противников, но поражает своей оригинальностью.
В рамках психолингвистики образовалась патопсихолингвистика. Она выступает как некоторое обобщение речевой симптоматики тех или иных психических заболеваний. Вот блестящая характеристика речевой симптоматики ряда основных психических заболеваний, данная в свое время Э. Крепелиным: «Громкая, торопливая, ни на минуту не умолкающая, часто отрывочная, с явлениями „скачков мыслей” речь маниаков, представляющая неиссякаемый фонтан слов… При раннем слабоумии (для цитируемого автора это синоним шизофрении) негативизм ведет к упорному молчанию, манерность – к жеманным оборотам речи, преднамеренным искажениям слов и к их новообразованию, стереотипия – к бессмысленным повторениям (вербигерации)…»
В книге Т. Сперри «Языковые феномены и психозы» дается хорошо осмысленное описание речевых особенностей при различных психических заболеваниях.
Прогрессивный паралич: затрудненная артикуляция, невнятность, неспособность понять переносный смысл, интонационная немодулированность.
Корсаковский психоз: резкое расстройство памяти, парафазии (подстановка неадекватных слов).
Болезнь Альцгеймера: стереотипность высказываний, монотонность.
Эпилепсия: вязкость, персеверированность, витиеватость, обилие уменьшительных суффиксов; в тяжелых случаях – олигофазия.
Маниакальное состояние при биполярных расстройствах: телеграфный стиль, бессвязность, скачки мыслей, отвлекаемость, большое число ассоциаций по созвучию, рифмованность.
Шизофрения: резонерство и обстоятельность, семантическая разорванность или бессмысленность, монотонность с парадоксальными интонациями, вербигерация. В регулярно переиздающемся американском учебнике «Нейропсихиатрия» под редакцией Р. Шиффера на 15 страницах помещается отдельная глава «Языковая дисфункция при шизофрении», отличающаяся исключительной глубиной исследований современного состояния вопроса, к которой можно отослать наших читателей.
Выделяют еще один раздел психолингвистики – психосемантику, изучающую речевые высказывания при психопатологии, некую, по словам В. П. Осипова, «атаксию речи». Не так давно два автора (Б. Е. Микиртумов и А. Б. Ильичев) выпустили очень интересную и полезную книгу «Клиническая семантика психопатологии», где они исследовали типичные высказывания психически больных на фоне тематических рядов, описывающих их ощущения. Приведем ряд примеров.
Клиническая семантика сенестопатий:
«Раньше такого не испытывал».
«Везде крутит и вертит».
«Весь организм заболел».
Тематические ряды: тяжесть, жжение, давление.
Клиническая семантика деперсонализации:
«Как будто меня нет, выпал из реальности».
«Как заводная кукла».
«Распадаюсь на части».
Тематические ряды: неопределенность, отчуждение. Клиническая семантика депрессии:
«Смерть в моих сосудах».
«Не могу работать».
«Ничего не помню. Совсем тупая».
Тематические ряды: виновность, ничтожество, страдания.
Полезность учета таких высказываний больными для психодиагностики очевидна.
Раздел речевого воздействия на психику, формально относящийся к психолингвистике, будет рассмотрен в следующих разделах главы, где это представляется более уместным.
Возрожденная психориторика
Считается, что риторика возникла около 2,5 тыс. лет назад и ее основоположником был великий Аристотель. За период столь длительного существования делалось много попыток определить эту науку. Центральная дефиниция у греков – искусство убеждения; в римской цивилизации, по Квинтилиану, – ars bene discendi (искусство хорошо говорить); в эпоху Возрождения – ars ornandi (искусство украшения); в наше время неориторики Льежской школы называют риторику теорией убеждающей коммуникации.
По античным канонам, риторику образуют:
Inventio (invenire quid dicas) – изобрести, что сказать.
Dispositio (inventa disponere) – расположить изобретенное.
Elocatio (ornare verbis) – украсить словами.
Риторический характер убеждения изображается в виде треугольника Аристотеля (рис. 2).
Логос апеллирует к разуму, этос – к здравому смыслу адресата, пафос – к чувствам. Все эти составляющие выступают в единстве и взаимодействии.
Риторику называли то наукой, то искусством; неизменной оставалась цель – убеждение. Это и умение воспринимать речь во всех ее видах, и облекать мысли в приемлемую речевую форму. Практически до недавнего времени риторика с навешанными на нее ярлыками краснобайства и пустословия была предана забвению. В связи с развитием теории информации и коммуникации ее возродили как научную и практическую дисциплину, изучающую и разрабатывающую способы повышения эффективности человеческого общения. Появились риторика менеджеризма, военная риторика, экологическая риторика, медицинская риторика. Если по аналогии можно говорить о психориторике (или психиатрической риторике), то с ней еще предстоит определиться в плане разграничений с той же психолингвистикой, суггестивной лингвистикой и т. п.
Рис. 2. Треугольник Аристотеля
Одно является неоспоримым: риторика как древняя наука накопила громадный опыт использования языковых средств. Врачам (особенно психиатрам и психотерапевтам) было бы неплохо ознакомиться с этим риторическим арсеналом. Например, с риторическими фигурами с их необычным построением речевых элементов во имя большей убедительности речи. Известны описания 11 риторических фигур доказательства (парадокс, умолчание…), 18 фигур страсти (клятва, заклинание…), 18 орнаментальных фигур (сарказм, намек…). Риторика пользуется также тропами с их переносным значением для достижения эмоциональной выразительности; прозаическими строфами с их смысловой и синтаксической законченностью; прочими приемами и уловками, выработанными ею за долгую историю.
Отдавая дань отечественной риторике, нельзя обойти риторическое наследие М. В. Ломоносова. В своем «Кратком руководстве к риторике на пользу любителей сладкоречия» он изложил концепцию рациональной риторики, представил разработку принципов «замысловатых речей и острых мыслей». Согласно его концепции, опорой риторики является понятийная структура речи, дополняемая эмоциональной выразительностью. Связь между понятийной и эмоциональной структурами речи осуществляется через теорию парадоксов. Риторическими фокусами увлекалась наша императрица Екатерина II, правда, с уклоном в компаративную лингвистику. Каждое утро она обычно переводила одно острое русское словцо на другие языки. В ее риторические упражнения вовлекались все отечественные посланники, которым было приказано высылать отдельные оригинальные переводы отрывков экзотических текстов. В 1787 г. был издан труд «Сравнительные словари всех языков и наречий, собранные десницею высочайшей особы».
Возрождение риторики продолжается, и психориторика, надеемся, вскоре заявит о себе в полную силу.
Вербальная суггестия
Психолингвистика речевого воздействия составляет основную часть научной проблематики социально ориентированного общения. Не вызывает сомнения постулат, что это воздействие есть преднамеренная (или не преднамеренная) перестройка смысловой сферы личности. Внушение (суггестия) есть явление побудительной (принудительной) силы слов.
Вспомним, что английский хирург Д. Брэд ввел технику усыпления с помощью зрительной фиксации и словесного внушения. Вызванный им сон он назвал гипнозом (от греч. hypnos – «сон»). Французский аптекарь Э. Куэ первым стал обучать приемам самовнушения. Правда, В. М. Бехтерев своим аутотренингом опередил его на четверть века. Гипноз – это словесное воздействие без критики. Здесь слово (сигнал сигналов) заменяет воздействие каких-либо физических стимулов, не исключая воздействия невербального. Язык можно считать питательной средой существования человека, который является непременным участником всех его психических проявлений. Это и суггестивная система, имеющая правополушарную ориентацию.
И. Ю. Черепанова, ведущий специалист в области вербальной суггестии, к ее средствам относит:
1) фонетические (ритм, тон, диссонанс);
2) синтаксические (инверсия, проективность предложения и его актуальное членение);
3) лексико-семантические (абстрактность);
4) экзотические (редкие и иностранные слова);
5) риторические (тропы и фигуры речи).
Суггестивные тексты, как правило, ненормативны, междометны и специфичны с точки зрения тема-рематических компонентов. Низший в плане лингвистики и высший в плане воздействия уровень – фонологический. Человек, в целом склонный к «лингвистической наркотизации», поддается прежде всего неотразимому обаянию звука, который, будучи старше языка и речи, имеет над человеком очень большую власть. Прекрасный стилист И. Бунин, начиная писать, старался найти звук, ритм повествования. О примате звука в писательском творчестве говорил и А. Белый. Особенно это касается поэзии. В прозе больше доходит до сознания смысловая сторона слова.
На эффективность суггестии начально влияют просодические элементы: речевая мелодия, ударение, временные и тембральные характеристики. На ритмичность работают и инверсия, и персеверация, и многообразие синонимов. В речи и даже простом разговоре важны кульминационные моменты и их чередование. Здесь весьма уместно упомянуть ныне модную «золотую пропорцию» (отношение большей части текста к меньшей равно отношению целого текста к его большей части и составляет 1,618…). Якобы квант информации в точке «золотого сечения» идет прямо в подсознание, так что именно здесь можно использовать акцент восприятия суггестии.
В лексико-семантическом слое нужно обратить внимание на глаголы, которые древнее существительных, ибо побуждают к действию. Подсчитываемый индекс глагольности (Шлисмана) свидетельствует о степени измененности сознания. Синтаксический уровень дает возможность определить положительные и отрицательные установки личности по числу сложных предложений. В первом случае их больше. К средствам вербальной суггестии экзотического уровня относится употребление чужестранных слов, которые обладают некоторыми магизмом.
Очень суггестивны короткие слова. В них кроется большая побудительная сила. Весьма заманчиво было бы сравнить эту силу, содержащуюся в военных командах армий ведущих стран, но ограничимся спортивными командами, например:
На старт! Внимание! Марш!
Ready! Steady! Go!
Achtung! Fertig! Los!
Слово – концентрация энергии духа. Будучи выразительным и магичным, оно может вселиться в сознание и захватить власть над ним. Это хорошо понимали политтехнологи (spin-doctors) Третьего рейха. Его ораторы – это элита провокаторов, мастеров слова, манипуляторов тоталитарным сознанием. Считается, что фашизм создала специальная языковая система, которая погнала на войну практически со всем миром 80 млн немцев.
Для врача (психиатра, психотерапевта), беседующего с больным, важно усвоить основы суггестивной нарративной (повествовательной) терапии. В частности, научиться соблюдать принципы речевой кооперации Г. Грайса (подача качественной, релевантной информации) и наименьших речевых усилий Л. Хорна (подавать не больше, чем нужно, и только то, что нужно). Следует ознакомиться и с основами паралингвистики (науки о знаковых кодах невербальной коммуникации) и, используя весь арсенал суггестивных средств, включая терапию паузами и молчанием, добиться желаемого психотерапевтического эффекта в отношении доверившегося ему пациента.
Забываемая библиотерапия
Концепция библиотерапии использовалась еще древними греками, называвшими библиотеки «аптеками для души». Римляне считали, что чтение больными молитв улучшает их душевное состояние. В XIII в. в больнице Аль-Мансура в Каире чтение Корана рассматривалось как часть лечения. На протяжении многих лет религиозная литература использовалась для больных и узников. В XVIII в. в Европе для лечения душевнобольных стали применять литературные источники. Во время Второй мировой войны в госпиталях наших союзников библиотечная служба в интересах психотерапии стала стандартом лечебных мероприятий.
Официальное определение библиотерапии в словаре Вэбстера: «Использование выбранных материалов для чтения как вспомогательное терапевтическое средство в медицине и психиатрии». Специалист в области библиотерапии из Великобритании Р. Рубина определяет ее так: «Программа деятельности, основанная на интерактивных процессах использования печатных и непечатных материалов художественного или информационного характера, обеспечиваемая библиотекарем или другим профессионалом для достижения инсайта или благоприятного эффекта при нарушении эмоционального поведения».
Цели библиотерапии:
1. Научить пациента думать позитивно и конструктивно, изгоняя из сознания элементы негативизма и пессимизма.
2. Поощрять свободные и честные рассуждения о своих проблемах без страха, стыда или чувства вины.