«Эпидемия уничтожила колонию на Марсе!»
«Российский сектор станции оказался источником смертельной заразы!»
«Три года жизни — вот и все, что отмерила колонистам красная чума»
«Привет от мертвеца: сообщение на Землю от последнего колониста»
«Величайший провал века в нашей космонавтике!»
«Первый шаг человека на Марс — шаг в никуда!»
«Кто виноват в смерти экспедиции?»
И вправду, кто виноват? Никто!
Всеволод повторял себе это «никто» раз за разом, но легче все равно не становилось.
Действительно, кто мог предположить, что авария при посадке нарушит все графики возведения жилых модулей, стройка пойдет не по плану, кто-то ошибется, и случится разгерметизация.
Кто мог предположить, что в результате землян ждет контакт с инопланетной жизнью в форме вируса. Прожорливого. Не боящегося земных вакцин, прививок, облучения… Против которого абсолютно бессильна пусть даже самая лучшая психология. И медицинская наука, за последние безоблачные годы на Земле привыкшая к приоритету профилактики над лечением.
Три года — с Земли это кажется таким малым сроком.
Три года — это так долго, когда ты каждую секунду борешься за свою жизнь.
«Хорошо, что я не полетел», — подленькая, мелкая, довольная мысль то и дело атаковала Всеволода Сергеевича.
Он поглаживал грудь с левой стороны — сердце пошаливало — и гнал мысль прочь.
Думать ему вообще не хотелось.
Ни о своей судьбе. Ни о судьбах России. Ни, тем более, о судьбах космоса в целом и Марса в частности.
Жить вечно не хотелось тоже.
* * *
Маленький юркий марсоход полз по ущелью, ловко обходя препятствия. Через каждые пятьдесят метров он останавливался и брал пробы грунта. Искал органику. Бактерии. Вирусы. Анализировал их модификации. Прогонял через свой электронный мозг гигантские массивы данных в поисках решения задачи: «Как победить врага, прежде чем засылать на Марс вторую экспедицию». Он день и ночь, без остановки, планомерно работал на эту победу.
Ущелье закончилось. Робот выпустил дополнительные манипуляторы и полез вверх, цепляясь за камни. Выбрался наверх и поймал блик от заходящего тусклого Солнца.
Вечернее небо над Марсом было сливово-серого цвета.
«Жаль, закурить нельзя», — рассеянно подумала копия Кириллового сознания, реплицированная в мозг робота-исследователя.
* * *
Марсоход замер на минуту, плавно раскачиваясь взад-вперед и любуясь закатом, а потом двинулся дальше — в сторону высохшего русла мертвой реки.
Молодые деревья. Герои на фронтире
Олег Титов.Собрать кубик Рубика
— Я охреневаю с этого сюрреализма! — воскликнул Шура, выбравшись из челнока. — Ты когда-нибудь такое видел, Миш?
— Нет, — угрюмо ответил я. — Такое — нет.
Красная тусклая пустыня от края до края. И небо над головой точно такого же оттенка. Кажется, что там, наверху, не воздушное пространство, а огромное зеркало, отражающее пески Марса.
Шура, вечно растрепанный крепыш-техник, подошел ко мне. Рука в грубой защитной рукавице хлопнула по плечу.
— Товарищ, верь! Еще лет пятнадцать, и здесь будет город-сад. Слушай, а отчего такой эффект? В прошлый раз даже днем звезды было видно.
— Атмосферники перестарались. Хотят вторую Венеру сделать.
— А, ну-ну. Удачи им.
Из челнока выбрались остальные два участника экспедиции. Денис, наш флегматичный капитан, присел и зачерпнул горсть песка. Красные ручейки протекали сквозь пальцы и падали, выбивая маленькие, но заметные облачка.
— Дождей все еще нет, — заметил он. — Маловато для семнадцатого года терраформа.
Анастасия, маленькая голубоглазая красавица, тут же засуетилась:
— Господа! Живо все ко мне за масками!
— Да нафига они нужны, — поморщился Шура. — Здесь воздух как на Земле.
— Пойдем, пойдем, Эликзандер, — сказал я. — Лучше маска, чем потом легкие от дерьма всякого чистить.
Я пошел к Насте. Шура задержался, присел и, с силой оттолкнувшись от поверхности планеты, сделал сальто назад.
— Люблю Марс, — весело воскликнул он. — Легко стелет.
Денис покачал головой.
— Детский сад, штаны на лямках. Ведь не в первый раз здесь.
— Вот именно! Я знаю, как наслаждаться этим обстоятельством!
Из соседнего челнока начали выбираться корабельные техники. Их задача — построить нам временный дом и улететь. Наша — собрать и проверить все данные, чтобы доложить затем Земле, как идет терраформ.
Денис все сидел и пересыпал песок из руки в руку. Потом растер его между пальцами.
— Интересная пыль, — сказал он. — Слишком быстро оседает для Марса. И цвет слишком насыщенный. Здесь месторождений рядом нет никаких?
Я пожал плечами и надел маску.
* * *
Обустроились мы в жилом комплексе, установленном километрах в пяти от моря Сирен. Стандартная предосторожность от бурь и прочей ерунды. Моря на Марсе вот уже года три перестали быть чисто номинальными. Сейчас в них по плану уже должны были появиться водоросли — особенные, вырабатывающие воздух в несколько раз активнее обычных, чтобы компенсировать его потерю из-за низкой гравитации.
Контроль терраформа проводился непрерывно. Обычно на Марсе всегда работало не меньше двух групп. В этот раз еще одна сидела в Амазонии, неподалеку от Никс Олимпика, другая — у озера Исмены.
Уже на третий день закипела рутинная работа: Настя проводила доскональный анализ воздуха и почвы, Денис составлял геологические и топографические карты, следил за изменениями в атмосфере. Шура решал все проблемы с аппаратурой, параллельно увиваясь за Настей. Мы с Денисом подозревали, что он периодически специально портит какой-нибудь прибор, чтобы побыть в ее обществе.
В моей епархии биосфера имелась. Животного мира на Марсе еще не было, но я на всякий случай раскидал датчики — терраформеры не всегда вовремя сообщали о своих планах, и мне не хотелось прошляпить какого-нибудь червяка-первопроходца. Но пока главной моей заботой стало море. Каждый день я мотался на мотовездеходе на берег, брал пробы воды, проверял фильтры-ловушки на предмет водорослей, которых здесь оказалось в избытке. Каждое утро я мрачно думал, что не то море назвали Красным — впрочем, здесь так пришлось бы называть любое море.
После работы собирались в общей комнате — мы называли ее кают-компанией: читали, болтали, играли в бридж и преферанс. Денис крутил кубик Рубика и периодически просил нас разобрать его так, чтобы цвета были расположены хаотично. Кубик, такой, что приятно взять в руки, был подарен Денису каким-то богатым филантропом и сделан из разноцветных титановых сплавов. Металлические грани сверкали всеми цветами радуги. С каждым днем мы все больше уставали от красного мира за стенами нашего дома, поэтому с удовольствием вертели в руках яркую игрушку.
* * *
Через неделю мы решили, что в масках нет необходимости. Марс казался необычно смирным, будто до начала терраформа, когда здесь вообще не было атмосферы. Поэтому мы недопустимо расслабились, и планета сразу же огрызнулась на непрошеных гостей.
В тот день Шура с Настей уехали вместо меня к морю взять пробы шельфового грунта. Мы с Денисом бродили по барханам, он делал замеры, я проверял показания датчиков, когда на горизонте показалось что-то необычное. Я заметил это первым и ткнул Дениса в бок:
— Смотри, у нас намечается развлечение.
Тому понадобилась буквально пара секунд на классификацию явления. Четко и спокойно, как всегда, он скомандовал:
— Песчаная буря. Собирай приборы и тащи все внутрь. Я предупрежу наших, вдруг они еще не заметили.
И, развернувшись, побежал в сторону моря. Я рванулся вытаскивать ближайший датчик, а когда снова глянул на бурю, обмер. Навстречу двигалась огромная красная стена в полнеба. Я плюнул на оставшиеся приборы и что было сил понесся к дому.
Успел. Сгрузив аппаратуру в ближайшем углу, я выскочил обратно и услышал рокот вездехода. Денис бежал рядом.
— Ворота! — закричал он.
Я открыл двустворчатые двери специальной пристройки, выполняющей роль гаража, и Шура завел машину внутрь. И в это время нас накрыло бурей. В дом ворвались клубы красной пыли.
— Вход! — крикнула Настя и кинулась к двери, которую я в спешке не позаботился закрыть.
Порыв ветра бросил ей в лицо горсть песка, она отшатнулась, но рядом уже оказался Денис. Я присоединился мгновением позже, и вдвоем мы захлопнули злополучную дверь.
Денис оглядел помещение, изрядно поменявшее раскраску, тяжело вздохнул и начал руководить уборкой.
* * *
Этой ночью в дверь моей каюты забарабанили маленькие кулачки.
— Что со мной?! — требовательно спросила Настенька, лишь я открыл дверь.
— В смысле? — не понял я спросонья.
— В прямом! Что со мной?! Внимательно погляди!
Глаза Насти были розовыми.
— Откуда я знаю, — смешался я. — Ты же у нас врач. Пыль в глаза попала, вот и все.
— Вот именно! В глаза! Она внутри. Она не снаружи, она внутри! Я не понимаю, как так может быть!
У Насти начиналась истерика.
— Погоди, погоди! — торопливо забормотал я. — Ты же себя хорошо чувствуешь? Это ни на что не повлияло, правильно? Подумаешь, глаза покраснели.
— Что это за пыль?!
— Настя, ты меня видишь?
Она подняла заплаканные глаза.
— Да.
— Нормально видишь? Четко?
— Да.
— Ну и отлично. Что ты беспокоишься? На Земле разберутся.
* * *
Буря была недолгой. К утру все уже закончилось, даже пыль улеглась, хотя снова надетые маски мы пока решили не снимать. Вопреки худшим прогнозам Александра, уверявшего, что мы будем похоронены под многометровым песчаным одеялом, нас завалило лишь наполовину. Тем не менее следующие два дня пришлось потратить, чтобы откопать свой дом. К счастью, двери в комплексе открывались внутрь, иначе мы бы просто не смогли выбраться наружу. Вернее, смогли бы, конечно, но пришлось бы развинчивать и отсоединять панели, а это работа не из легких.
Снаружи было солнечно, если можно так назвать тусклый свет маленького диска, висевшего прямо над головой. Ни ветерка. Буря пролетела и сгинула, прихватив мои приборы. Возможно, они были где-то рядом, под слоем песка, но найти их не представлялось никакой возможности.
— Дрянь! Дрянь! Дрянь! — послышался из дома голос Насти.
Пока мы занимались раскопками, наш врач драила комнаты от пыли, в обилии налетевшей во время бури и позже, когда мы раскапывали дверь. Питьевые запасы, хоть их и было у нас в избытке, Денис запретил тратить на уборку, поэтому пришлось использовать воду из моря. С этим решением была сопряжена одна проблема, на которую, как я полагал, и ругалась Настя.
Я пошел ее проведать. Настя сидела в центре кают-компании, размазывая по личику красные сопли. В ответ на мой вопросительный взгляд она ткнула пальцем в угол комнаты:
— Посмотри. Это вымытый пол.
— Нормальный пол, — покривил душой я.
— Он не нормальный! Он красный! Красный!
— Ты моешь пол красной водой от красной пыли. По-моему, это нормальное явление.
— Мне надоело, — всхлипнула она. — Здесь теперь тоже все будет красное. Все! Ты понимаешь?! Все!
* * *
Но красным стало не все.
По непонятным причинам капитанский кубик Рубика сохранил цвета практически нетронутыми. Сплавы, из которых он был сделан, не пропускали в себя пыль Марса. Каждый раз, когда Денис доставал свою игрушку, она неизменно притягивала взгляды всех, кто был в это время рядом. На фоне постепенно розовеющих стен, пола и даже потолка, красных лицевых масок и багровых от грязи комбинезонов кубик постепенно становился для нас символом разноцветного мира. Нашего мира.
* * *
Настя с той поры периодически приходила ко мне по ночам. Я утешал ее, и не только словами, хотя и чувствовал небольшие угрызения совести по отношению к Александру. Чувства эти, однако, становились все слабее и отстраненнее. Я будто постепенно тупел, мой разум словно находился в плотном красном тумане, который рассеивался только в одном случае — когда я смотрел на разноцветный кубик Рубика, волчком крутившийся в умелых руках Дениса.
И однажды, когда мы лежали на кровати, Настя спросила:
— Миша, как ты думаешь, из кубика можно выцарапать кубики? Ну, то есть которые маленькие?
— Зависит от конструкции. Центральные вряд ли, а остальные, думаю, можно.
— Я хочу разобрать кубик Дениса.
Я сам уже много раз думал о том, что кубик надо разобрать, чтобы каждый мог наслаждаться его разноцветными кусочками. Но до этого момента подобные мысли казались мне ребячеством. И вот другой человек предлагает то же самое. Я почувствовал себя увереннее.
Тем не менее я возразил:
— Денис не позволит.
— А кто его будет спрашивать? — Она поднялась на локте и посмотрела на меня красными глазами. — Мы его просто разломаем, и все.
На следующий вечер, когда я вернулся с обхода приборов, ко мне подошел Шура.
— У тебя есть журналы? — спросил он. — Ну, то есть я видел, что у тебя есть. Вопрос в том, есть ли у тебя совершенно ненужные журналы?
Он вел себя странно, нервно как-то, лихорадочно заглядывая мне в глаза.
— Вообще я их читаю, хоть они и подпортились из-за пыли. Но могу подобрать наименее полезные. А зачем они тебе?
— …Но обратно ты их не получишь, — предупредил он.
— Я попробую смириться с этим фактом, если ты расскажешь, на фига они тебе понадобились.
Шура почему-то оглянулся и пододвинулся поближе.
— Сжечь, — прошептал он мне на ухо.
Я подумал, что ослышался.
— Что?
— Сжечь.
— Вот как. А зачем?
— Э-э-э, — непонятно ухмыльнулся он и подмигнул. — После захода солнца приноси журнал, увидишь.
* * *
Я был заинтригован. Вечером я вышел наружу, сжимая в руках старый номер «Биосферы». Шура дожидался меня на самодельной скамейке, которую в свое время соорудил из пустых ненужных контейнеров. Рядом лежал терморезак.
— Принес?
Я без слов протянул ему журнал. Шура достал из кармана ножницы и аккуратно отрезал от журнала тонкую полоску. Затем взял резак, установил его на минимальную мощность и провел по концу бумажной ленточки. Она сразу вспыхнула оранжевым огнем.
В молчании мы сожгли несколько таких полосок. Затем Шура сказал:
— Видишь?
— Не слепой. Хорошо придумал.
— У меня к тебе просьба, Миш. У Насти едет крыша на тему кубика Дениса. Как ты сам можешь убедиться, на самом деле решений множество. Нам незачем ссориться.
— Тогда почему ты показываешь это мне, а не ей?
— Журнал же твой. И потом, — он повернулся ко мне, — ты почему-то имеешь на нее большее влияние. Отвлеки ее. Она просила меня разобрать кубик Дениса. Это надо же до такого додуматься.
Я не стал рассказывать ему, что кубик Рубика уже давно стал нашей с Настей навязчивой идеей и поэтому отвлечь я ее не смогу, как бы ни старался.
— А ты, я смотрю, тоже озабочен красным цветом, — сказал я вместо этого.
— Мы все им озабочены, — невесело усмехнулся он.
Я пожал плечами и встал.
— Мне кажется, что проблема не в том, что нас окружает красный мир. Причина в чем-то другом.
— В чем-то другом?! — озлился вдруг Шура. — Причина вокруг нас! Вот она, мать ее!
Он вскочил и начал топтать ногами песок, выбивая клубы пыли. Закат уже почти сошел на нет, и при свете догорающей журнальной полоски Александр казался шаманом, танцующим странный ритуальный танец.
* * *
Вечером, через три дня после того, как мы с Александром сожгли первую полоску журнальной бумаги, Денис широкими шагами влетел в кают-компанию и бросил на стол раскуроченный кубик Рубика.
— Кто это сделал?
Из двух слоев кубика были удалены все движущиеся, незакрепленные кусочки. Третий слой остался нетронутым. Похоже, перед «экзекуцией» кубик был собран, потому что оставшиеся фрагменты на каждой кромке третьего слоя были одного цвета. Игрушка лежала нетронутой гранью вниз, но все прекрасно понимали, какого именно цвета была обращенная к столу сторона куба.