Скоро я уехал из Крыма, а когда вернулся через год, Ленку было трудно узнать. Она дни и ночи пропадала в ялтинских кабаках, похоже, с теми самыми бандитами. Собственное княжество ее больше не интересовало…
— Давно это было? — спросил командир, когда я, как мог, с пятого на десятое, пересказал ему эту историю.
— Очень давно.
— И ты ее с тех пор не видел?
— Нет. В позапрошлом году был там проездом, спрашивал у соседей. Говорят, умерла. Спилась.
— А что с картой? Потерялась?
— Не помню. Может, валяется где-нибудь дома…
— Но игру ты так и забросил?
— Да, в общем… так и забросил. Но сначала — не знаю, что уж мне вступило в голову — сначала я придумал Убежище. Тщательно вычертил планы залов, где спят жители, все до одного, потом проложил вот эту дорогу, зигзагом, минуя опасные места — к острову Фео. А на острове зажег маяк…
— Да-а… — командир неопределенно потоптался на месте, снова взглянул на кислородный датчик. — Трогательная история. Ладно, пойдем отдыхать. До старта у нас пять часов, надо еще много чего успеть.
Он махнул рукой Витьке.
— Пошли!
Я не тронулся с места.
— Гриша! Я не могу улететь! Мы должны их спасти.
Командир остановился.
— А вот это ты зря. Детство вспомнилось — хорошо. Скучаешь по Земле — бывает. Я на Фобосе тоже одно место видел — точь-в-точь мраморный карьер под Искитимом. Чуть до слез не разобрало. Но в истерику впадать не моги! Мало ли что примерещится!
— Ну так давай проверим, командир! Поедем по дороге на север. Там должен быть город!
— Какой город, Леха?! Ты что, картинку со спутника не видел? Там кратер здоровенный — и все!
— Это не кратер, Гриша. Это Стена вокруг Острова.
— Отставить лирику, Кузнецов! Мы на обычной, голой, как лысина, планете! Воды нет, растительности нет, кислорода, стен, островов, княжон — ничего нет! Одни кратеры! Нормальная планета, каких большинство!
— Может, потому мы и находим только голые, безжизненные планеты, что сами их забросили в детстве? Мы сами убили на них жизнь, Гриша. Мы выросли и перестали придумывать. Ничего, кроме лысины с кратерами, представить себе не можем. Вот и все наше терраформирование. Но меня это не устраивает. Я остаюсь.
— Где это ты остаешься?! — заорал командир. — Витька, а ну, хватай его!
— Он не слышит, — я отступил в темноту под аркой и тронул бугорок под сводом.
Между мной и землянами поднялась стена.
* * *
— Пап! Папа! — Катюня настойчиво дергала меня за рукав.
— Да, доча.
— Ну, чего ты замолчал? Что потом было?
Я смотрел в темноту.
— Потом? Потом пора спать. Завтра расскажу.
Дочь разочарованно отвернулась, вздохнула, тронула пальчиком завиток света, падающего от ночника на обои.
— Но ты добрался до города?
— Добрался. Хотя это было трудновато, если честно.
Она сейчас же повернулась ко мне.
— Тебе, наверное, помогли другие космонавты?
— Нет. Они меня не нашли. У них заканчивался кислород, и они улетели.
— Улетели?! — Катюнины глазищи еще больше расширились, хотя эту историю она слышала, наверное, в сотый раз.
— А как ты залез на стену?
— Говорят тебе — все завтра! Спи!
Недолгое сосредоточенное сопение.
— А в городе все спали?
— Да, в городе все спали. Что им еще оставалось?
— А принцессу ты нашел?
— Княжну. Конечно, нашел.
…Это как раз было просто. Куда проще, чем верить, что не сходишь с ума. План Убежища я помнил наизусть, но шел, задерживаясь перед каждой дверью на мгновение, чтобы представить, что именно увижу сейчас. Никак не хватало духу открыть дверь сразу, не задумываясь — а вдруг там ничего еще нет…
— А как ты ее разбудил? Наверное, поцеловал, она и проснулась?
— Вот видишь, ты и так все знаешь. Можешь сама себе рассказывать сказки.
Но Катюню на грубую лесть не возьмешь. Не та порода.
— А потом что?
— Потом кому-то влетит от мамы за разговоры по ночам! Вон она уже идет!
Это наконец подействовало. Глазищи перестали мерцать в темноте.
— Ну, все, сплю, сплю!
В коридоре легко прошуршали шаги, дверь приоткрылась.
— Ну что, спит?
— Спит, благословенная госпожа! Угомонилась…
— Почет строителю Стены! Пойдем ужинать…
Александра Давыдова.Вода живая и мертвая
2013 год
Карточка «самосборка» стоила шесть человеко-миллионо-лет. А еще требовала обязательного наличия в портфеле технологий «легких пространственных структур» и «искусственного интеллекта». Для последнего нужно было выкупать также «виртуальную реальность», а первым были необходимы «нанотехнологии». Которые, в свою очередь…
— Кирилл, собирай что угодно, но помни — я хочу жить вечно! — Сева был известным любителем громких фраз, вот и сейчас не изменил себе.
Кирилл шепотом выругался. Он терпеть не мог, когда сбивают с мысли. Особенно если собеседник повторяет одно и то же вот уже пятый раз за последний час.
— Живи, кто тебе мешает?
— Ты. Между прочим, это общее игровое поле. А ты его оккупировал со своими механизмами, вместо того чтобы…
— Чтобы…?
— Вот, например, биологическая реконструкция человека. Достройка ДНК. Прочие прелести. Гораздо перспективнее твоей инженерии в чистом виде, которая уже, по сути, прошлый век.
— Я хотя бы стараюсь построить логичное техно-дерево. На которое хватит игровых ресурсов. Чтобы не уйти в минус и не проиграть. А ты…
— А я хочу жить вечно в том будущем, которое мы строим! И мне плевать, сколько это будет стоить. Мечты сбываются, все дела.
Пока они спорили, противники с соседнего стола умыкнули из общей карточной колоды «холодный термояд» и совершили энергетический прорыв.
* * *
Перед подведением итогов игры Кирилл тайком выбрался из лектория, заставленного флипчартами и заваленного разноцветными карточками — ровным слоем по столам и даже немного по полу. Вышел на крошечный балкончик, смотрящий в тесный московский двор. Закурил.
Внизу цвели одуванчики, грелись на солнце полосатые коты. Дул теплый ветер, в воздухе кружились лепестки… Чего? То ли вишен, то ли яблонь. Кирилл всегда путал их на вид и даже под угрозой пистолета не смог бы различить. В конце концов, термин «цветущие по весне деревья» достаточно всеобъемлющий. А тонкости пусть волнуют садоводов.
Сева пришел следом. Сморщил нос:
— Перебивать куревом весенний ветер…
— Гораздо лучше, чем перебивать товарища, который пытается привести команду к победе.
— Под товарищем ты подразумеваешь себя?
Кирилл затушил сигарету о неровные деревянные перила, резко обернулся:
— Именно. Пока две трети команды треплются о судьбах России, о мире «Полдня», о прозрениях Азимова и о том, как нестерпимо хочется жить вечно, именно на плечи остальных ложится изучение правил и расчет ресурсов. Ладно, разговаривали бы о своих футурологических прозрениях, не мешая другим. Так нет же. Гораздо интереснее говорить под руку, так?
— Не мысли так приземленно, а? — Сева примиряющее улыбнулся. — Игра — это просто повод. Гораздо важнее обсудить мечты. Поставить самую высокую планку. Вдруг у кого-то случится прозрение? Вдруг мы вместе сможем заглянуть дальше, чем прогнозирует современная наука? Те же биотехнологии или новые способности человеческого мозга. Они живые, странные, гораздо более интересные, чем конструкции и механизмы, на которых ты пытался выстроить нашу стратегию. Непредсказуемые. В фундаменте будущего лежат именно они, а не твои скучные, предсказуемые роботы напополам с инженерией…
* * *
По результатам образовательной игры для старшеклассников «Футуросессия: Космос-2050», номинация «Полет к Марсу», их команда заняла второе место. Самое обидное.
Противники сумели лучше договориться между собой и вложили весь ресурс в энергетическую базу. Это и стало залогом успеха.
Кирилл сжал зубы и с бессильной злобой рассматривал итоговое решение победителей. Потом — карты своей команды. Роботы и биотехнологии, как те самые рак и щука, тянули получившееся техно-дерево в разные стороны. Вот что бывает, когда не концентрируешься на одной стратегии, а пытаешься угодить всем игрокам. Любители потянуть одеяло — каждый на себя. Индивидуалисты, черт бы их побрал. Гении, каждый со своим мнением. Позорище, лицейский класс, проигравший обычной непрофильной школе.
— Это все потому, что у нас в проекте недостает мечты. Из-за тебя, между прочим. — Сева был в опасной близости к тому пределу, за которым можно схлопотать подзатыльник. Спасало лишь то, что Кирилл знал его со второго класса и за восемь лет друзья уже успели обменяться достаточным количеством пинков и затрещин. К тому же взрослые уже. Надо держать себя в руках и побеждать в спорах дипломатично, без перехода к рукоприкладству.
— Это почему из-за меня?
— Не робот мечтает о полетах в космос, а человек. На человеке надо было акцент делать. На гуманистическом аспекте!
— Но человек на Марсе жить не может. А робот — может.
— Поспорим?
— С удовольствием.
2043 год
Они встретились в приемной галерее Роскосмоса, перед подачей заявок по тендеру.
В рамках межнациональной программы «Марс-2050» Россия выбирала, на какие решения ей опираться в разработке этапов колонизации. Если с полетным этапом вопросов вообще не возникало — ракетоносители «Протон-Энергия» исправно работали вот уже несколько десятилетий с выводом людей и грузов на орбиту, были опробованы в межпланетных маршрутах, и корабль «Земля — Марс», сокращенно «ЗМ», уже строился, то по остальным направлениям объявили конкурс.
Как и из чего возводить конструкцию.
С чего именно начинать этап терраформирования.
Кто будет первыми поселенцами на Российской марсианской станции…
Ведущие корпорации и научные институты готовы уже были схлестнуться в нешуточной битве. Тщательно проработанных теорий и технологий — множество. И, естественно, авторы каждой считали, что она лучшая.
* * *
— Кирилл Александрович, сколько зим!
— Всеволод Сергеевич, — Кирилл улыбнулся. — Присядем?
После окончания университета они оба остались в Москве и сначала пытались поддерживать дружбу, встречались… Но с каждым годом — все реже. Сева активно участвовал в образовательных программах и форсайтах, занимался какой-то инновационной психологией, то и дело мелькал на экранах — давал прогнозы о будущем, один красочнее другого. Стал публичным человеком. Последняя его громкая акция — сбор денег на проект амбициозных юных медиков «Живи втрое дольше!» — напомнила Кириллу ту самую позорно слитую игру. «Жить вечно», как же.
Сам Кирилл с головой ушел в робототехнику. Сначала занимался микроконтроллерами и сенсорами, потом взял другую тему для диссертации и сконцентрировался на разработке искусственного интеллекта. Он засиживался в лаборатории допоздна, и знакомые поговаривали о Кирилле, что железки для него интереснее, чем люди… Порой ему казалось, что это — с точки зрения многих, обидное — утверждение идеально подходит к его жизни. Потому что и вправду интереснее. «Железка» сразу давала ответ на вопрос, все ли ты правильно делаешь. Да — да, нет — нет, ошибся — работаем дальше, нет никакой трагедии. Люди же, если сравнивать их с моделями искинов, были гораздо более непредсказуемыми существами. С непрогнозируемыми реакциями. Увиливающими от ответов. Ненадежными, одним словом.
И Кирилл с каждым годом все больше утверждался в том, что его решение о выборе профессии — верное. Верное в десятой степени. Чем дальше, тем лучше он осознавал себя тактиком, а не стратегом. Занимайся тем, что востребовано здесь и сейчас, что можно безусловно верифицировать и при необходимости планомерно апгрейдить, и будет тебе счастье. Нет, не так. Будет всем счастье. Потому что «умные» системы управления домом, «разведчики» для исследования подводных глубин и новые компьютеры нужны повсеместно.
— Продолжаешь возиться со своими механоидами?
— Скорее, с их мозгами.
— Вот и посмотрим, кто из нас был прав. Ты же помнишь?
— Спрашиваешь. По-моему, последние тридцать лет мы только и делаем, что доказываем друг другу свою правоту.
Всеволод вздохнул и поерзал в удобном кресле. Проклятая спина, ноет, как будто туда гвоздей забили. Врачи предлагают съездить в санаторий-клинику на реабилитацию, говорят — месяц, и будешь как новенький… Только где его взять, этот месяц? Вот и откладываешь поездку раз за разом. А ведь когда-то голосил о «новом здоровье», о реструктуризации ДНК… Всеволод усмехнулся. Горизонты мечты у него остались прежние, но все никак не получалось приложить их на себя.
Потолок в галерее был выполнен в виде витража — серебристый космический корабль, плывущий по небу из прозрачного голубого стекла между планетами. То тут, то там вспыхивали искорки звезд. У дизайнеров получилось отлично создать атмосферу холодного космоса, поэтому пальмы и фикусы в кадках, стоящие на полу у окон, создавали забавный диссонанс.
— И как ты думаешь, кто выиграет?
Кирилл пожал плечами:
— Зачем гадать? Результаты объявят скоро, где-то через месяц.
— Зануда. Ну, хоть предположить, помечтать ты можешь? Это же не в игрушки играть. Это те, кто первыми заселят российский сектор Марсианской станции!
— Хм. Твои специально обученные люди с командой психологов и передовыми достижениями медицины в арсенале против моих самосборных конструкций и роботов? Бесполезный спор. Я считаю, что первое — опасно, а ты — что второе бездуховно. Какие тут еще могут быть аргументы?
— Не становись скучным, как твои подопечные. Ладно, попробую по-другому… Помнишь детские сказки? Где героя посылают за живой водой?
— Ну.
— Там вопрос решается однозначно. Если герой умер, там не ищут обходных путей, замен, уступок. Только чудо, мечта может спасти. Живая вода — и точка! Никаких компромиссов. А в нашем случае — пойми, человечество столько лет мечтает о Марсе! И именно живой человек должен ступить на его красную почву и начать освоение. Наконец прийти уже на смену нелепым марсоходикам, каждый третий из которых ломается, и исследовательским комплексам, которые могут замерять содержание химического элемента в атмосфере, но не могу полюбоваться на закат.
Кирилл усмехнулся:
— Ты сам дал мне в руки контраргумент. Никакая живая вода не поможет герою, если до этого его не полили водой мертвой. Той, которая склеивает между собой куски, если тебя предварительно изрубили на эти самые куски. Нельзя претворять мечту в жизнь, если ты не готов к ней. Нужны идеальные скафандры, экзоскелеты, системы жизнеобеспечения и помощники-роботы, которые поддержат в любую секунду. Иначе произойдет не чудо, а бесполезное смертоубийство. Я не разделяю идею героического фронтира.
Всеволод тяжело поднялся и протянул собеседнику руку для пожатия:
— А я, пожалуй, романтик. Надеюсь выиграть и самому слетать на Красную планету. Если здоровье позволит.
* * *
Итоги выложили в сеть через три недели. По результатам тендера в работу был принят проект по колонизации Марса от Камаева Всеволода Сергеевича. По всей видимости, высоконаучные романтические идеи, поддерживаемые десятками психологических аргументов и медицинских выкладок, письмами поддержки от междисциплинарных университетов и медийных личностей, сделали свое дело.
Роботы оказались на втором месте. Некоторые из разработок Кирилла все же взяли на вооружение. «На всякий случай, для дублирования инженерных функций команды во время перелета и посадки».
Невеликое утешение.
— Можно подумать, я не мечтаю слетать на Красную планету, — пробормотал Кирилл и постучал стаканом о свой любимый рабочий монитор. Тот в ответ покраснел и пошел волнами.
2053 год
Всеволод Сергеевич третий день не выходил из дома. Он отключил комм и визор — журналисты не давали покою! — оставил только ленты новостей. Собственно, их тоже стоило отрубить, чтобы хотя бы попробовать не волноваться, но он просто не смог. Хотя уже страшно от них устал.