Роуэн не ответила на звонки Скэнлона. Терпение обернулось неуверенностью. Неуверенность затлела убежденностью, а та стала медленно кипеть.
«Заперт здесь уже три гребаных недели, а она наносит мне десятиминутный визит вежливости. Десять вшивых минут, чтобы провякать „мои эксперты решили, что вы неправы“ и „это же азы, даже странно, что вы их не заметили“. А потом уходит. Сука, просто улыбается и уходит».
– А знаешь, что бы мне надо было сделать? – рычал он на телеоператора.
Стояла середина дня, но ему было уже совершенно наплевать. Никто не слушал, его здесь бросили. Может, и вообще позабыли о нем.
– Надо было пробить дыру в этой херовой мембране, пока Роуэн там стояла. Запустить то, что здесь летает, прямо ей в легкие. Спорим, это вдохновило бы ее на поиск некоторых ответов!
Он знал, что это всего лишь фантазия. Мембрана отличалась невероятной эластичностью и неимоверной прочностью. Даже если бы ему удалось ее прорезать, та бы заросла, прежде чем хоть одна газовая молекула проникла наружу. И все равно думать о такой возможности было очень приятно.
Хотя и недостаточно. Скэнлон схватил стул и метнул его в окно. Пленка поймала его обтягивающей перчаткой, облепила форму, позволила чуть ли не упасть на пол с другой стороны. А потом медленно выпрямилась, снова став двухмерной. Целехонький, стул перевалился обратно в камеру.
И только подумать, она еще имела дерзость читать ему лекции, тупые нотации про домашний арест! Как будто поймала на какой‑то лжи, когда он предположил, что вампиры останутся на месте и никуда не уйдут. Как будто подумала, будто он их прикрывает.
Да, он знал о них больше, чем кто‑либо, но это не значило, что он – один из них. Это не значило…
«Мы могли обращаться с вами получше», – сказал Лабин там, напоследок. «Мы». Словно говорил за всех. Словно, наконец, они приняли его. Словно…
Но вампиры – товар порченый, всегда им были. В том и состояла цель. Как мог Ив стать членом в подобном клубе?
Хотя теперь он точно знал одно. Он бы лучше стал вампиром, чем одним из этих сволочей наверху. Теперь это стало очевидно. Теперь, когда все претензии отпали и никто даже не заботился о том, чтобы с ним поговорить. Они использовали его, а теперь выбросили, так же, как и рифтеров. Разумеется, глубоко внутри он всегда знал об этом, но пытался отрицать, держал под спудом многих лет приспособленчества, добрых намерений и ошибочных попыток соответствовать.
Эти люди были его врагами. Всегда.
И сейчас они держали его за яйца.
Он крутанулся и ударил кулаком по диагностическому столу. Даже боли не появилось. Он продолжил, пока ее не почувствовал. Тяжело дыша, отдуваясь, с окровавленными, саднившими кулаками, он оглянулся вокруг, ища, что бы разбить.
Телеоператор проснулся и успел только зашипеть и заискриться, когда стул врезался ему в середину туловища. Какое‑то время одна из рук судорожно билась. Легкий запах горящей изоляции. И больше ничего. Лишь слегка покореженный, телеоп заснул над мусором изломанных парадигм.
– Совет дня, – прорычал ему Скэнлон. – Никогда не доверяй сухопутной крысе.
ЗЕЛЬЦ
ТЕМА И ВАРИАЦИЯ
Сквозь каменистое дно проносится дрожь землетрясения. Изумрудная решетка распадается изломанной паутинной сетью. Лазерные лучи вслепую отражаются в бездну.
Откуда‑то изнутри карусели доносится легкое недовольство. Усиленное осознание. Сместившиеся лучи шарят по илу, начинают выстраиваться заново.
Кларк видела и чувствовала все это прежде. В этот раз она наблюдает за тем, как призмы на дне вращаются и приспосабливаются, словно крохотные радиотелескопы. Одна за другой потревоженные спицы света возвращаются в исходное положение, параллельные, перпендикулярные, двумерные. За несколько секунд решетка полностью восстановлена.
Бесчувственное удовлетворение. Холодные чужие мысли возвращаются к исходной проблеме.
А чуть дальше приближается что‑то еще. Тонкое и голодное, отдающееся в голове Кларк еле слышным пронзительным воем…
– Вот же дерьмо, – жужжит Майк, ныряя ко дну.
Оно ударяет из тьмы над рифтерами, неразумно упрямое, размером с Кларк и Брандера вместе взятых. В глазах существа отражается свечение сети внизу. Оно ударяется о верх карусели, пасть раскрыта, отскакивает, половина зубов сломана.
У него нет мыслей, но Лени чувствует эмоции. Те не меняются. Раны никогда не сбивают этих монстров с толку. Следующая атака приходится на один из лазеров. Чудовище скользит вдоль крыши установки, заходит снизу, заглотив один из лучей, врезается в эмиттер и начинает дергаться в конвульсиях.
Неожиданная компенсаторная дрожь пробегает вдоль позвоночника Кларк. Существо тонет, извиваясь. Лени чувствует, как оно умирает, еще не коснувшись дна.
– Господи, – говорит она. – Ты уверен, что это не лазер сделал?
– Нет. Он слишком слабый, – отвечает Брандер. – Ты разве не почувствовала? Электрический разряд?
Лени кивает.
– Эй, – осознает Майк. – Так ты этого еще не видела, так?
– Нет, хотя Элис мне рассказывала.
– Лазеры, когда мечутся, иногда их привлекают.
Кларк ищет взглядом труп. Внутри него тихо шипят нейроны. Тело умерло, но понадобятся еще часы, прежде чем клетки окончательно вырубятся.
Она переводит взгляд обратно на машину, убившую монстра, и жужжит:
– Повезло, что никто из нас не прикоснулся к ней.
– Я держусь от нее подальше. Лабин сказал, радиационный фон у нее низкий, никакой опасности, но всякое бывает…
– Я настроилась на гель, когда это случилось. Не думаю, что он…
– Гель даже не заметил. Подозреваю, он вообще не подключен к защитной системе. – Брандер оглядывает металлическую структуру. – Нет, наш зельц слишком себе на уме, чтобы тратить время на беспокойство о рыбах.
Она смотрит на него:
– Ты же знаешь, что это, да?
– Не знаю. Возможно.
– И?
– Я сказал, что не знаю. Просто есть пара идей.
– Давай, Майк. Если у тебя и есть пара идей, то это только потому, что мы тут уже две недели болтаемся и делаем пометки. Выкладывый.
Он плавает над ней, глядя вниз, и наконец произносит:
– Ладно. Только дай мне сначала проанализировать сегодняшние данные и сравнить с предыдущими. И тогда, если результат подтвердится…
– Давно пора, – Кларк хватает со дна «кальмара» и дергает ручку зажигания. – Хорошо.
Брандер качает головой:
– Не думаю. Я так не думаю.
– Итак. Умные гели предназначены для того, чтобы анализировать быстрые изменения в топографии, правильно?
Брандер сидит в библиотеке. Перед ним на одной из плоских панелей вертится картинка режима ожидания. За его плечами Кларк, Лабин и Наката тоже ждут.
– Существуют два способа быстрого изменения географического ландшафта. Во‑первых, можно быстро двигаться по сильно пересеченной местности. Вот почему гели устанавливают в грязекопателях, и они управляют автопилотами на машинах. Во‑вторых, можно сидеть на месте и наблюдать за тем, как вокруг все меняется.
Он оглядывается. Все молчат.
– И?
– То есть оно думает о землетрясениях, – замечает Лабин. – Энергосеть нам примерно об этом и сообщила.
Брандер поворачивается к консоли.
– Не просто о любых землетрясениях, – в голосе его появляется неожиданная хриплость. – Об одном и том же. Снова и снова.
Он касается иконки на экране. На дисплее появляются две оси, X и Y, рядом с каждой линией виднеется изумрудный текст: абсцисса – «Время», ордината – «Активность».
Линия начинает ползти слева направо по экрану.
– Это обобщенный график наших наблюдений, – объясняет Брандер. – Я попытался сделать какую‑то разметку по оси Y, но единственное, что можно там поставить наверняка, – это «сейчас он напряженно размышляет» и «сейчас он расслаблен». Поэтому приходится обойтись относительной шкалой. Сейчас вы видите минимальную активность.
Линия выстреливает вверх примерно на четверть графика, затем опять выравнивается.
– Вот сейчас гель начинает о чем‑то думать. Я не нашел корреляции с какими‑то очевидными сдвигами, значит, он развивает активность сам по себе. Наверное, у него внутренне сгенерированная петля.
– Симуляция, – отзывается Лабин.
– Какое‑то время оживление минимально, – продолжает Майк, не обращая на него внимания, – а потом – вуаля!.. – Еще один прыжок, примерно на половину оси Y. Линия держится на новой высоте приблизительно пару пикселей, потом прыгает снова. – Вот здесь он развивает серьезную мыслительную деятельность, начинает расслабляться, а потом принимается думать еще больше. – Еще один маленький скачок, затем постепенный спад. – Зельц совсем теряется в мыслях, но потом наступает долгая пауза. – И действительно, линия идет вниз без перерывов почти тридцать секунд.
– И вот тут…
Линия выстреливает вверх, чуть ли не за пределы графика.
– Тут у него, похоже, чуть не случилось кровоизлияние в мозг. Картина не меняется, пока…
Линия вертикально падает.
– …не возвращается к минимуму. Тут у нас какой‑то мелкий шум, думаю, он сохраняет или обновляет результаты, и снова все по‑старому, – Брандер откидывается на спинку стула, рассматривает остальных, сцепив руки за головой. – Вот и все, что он делает. Пока мы за ним наблюдали. Весь цикл занимает примерно пятнадцать минут плюс‑минус.
– И все? – спрашивает Лабин.
– Есть интересные вариации, но это основной образец.
– И что это значит? – спрашивает Кларк.
Брандер наклоняется вперед, к библиотеке:
– Предположим, ты – эпицентр землетрясения, начинающегося на рифте и уходящего на восток. Угадай, сколько сдвигов породы тебе придется пересечь, чтобы добраться до континента.
Лабин кивает и ничего не говорит.
Кларк рассматривает график, предполагая: «Пять».
Наката даже не моргает, но сейчас она вообще мало что делает.
Брандер указывает на первый скачок:
– Мы. Источник Чэннера, – второй. Хуан де Фука, Осевой сегмент, – третий. Хуан де Фука, сегмент хребта Эндевар, – четвертый. Мини‑гидроразрыв Бельтца,– Последний и самый длительный. Каскадная субдукционная зона.
Он ждет их реакции.
Никто ничего не говорит.
Снаружи слабо доносится звук похоронной музыки ветра.
– Боже. Смотрите, любая симуляция в вычислительном отношении наиболее интенсивна, когда число возможных результатов максимально. Когда толчок проходит через сдвиг породы, то порождает сопутствующие волны, перпендикулярные основному направлению движения. При моделировании процесса на эти точки приходятся самые сложные вычисления.
Кларк пристально смотрит в экран.
– Ты в этом уверен?
– Боже, Лен, я основываюсь на бессистемных выплесках от кучи хреновой нервной ткани. Разумеется, я не уверен. Но я скажу тебе следующее: если предположить, что первый толчок – это непосредственное землетрясение, а финальный спад – континент, а также принять во внимание умеренно постоянную скорость распространения волны, то вот эти промежуточные пики выпадают прямо на сегмент Кобба, Бельтц и Каскадную субдукционную зону. И я не думаю, что это совпадение.
Кларк хмурится:
– Но разве это не означает, что модель останавливается, как только достигает Североамериканского побережья? По идее, именно оно должно быть для них интереснее всего.
Брандер закусывает губу:
– Вот в этом и дело. Чем ниже активность в конце периода, тем он дольше.
Она ждет. Ей не нужно спрашивать. Майк слишком горд собой, чтобы сейчас промолчать.
– И если предположить, что низкая активность в конце периода отражает воздействие относительно слабого землетрясения, это значит, зельц большую часть времени просчитывает толчки, чье влияние приведет к наименьшему воздействию на континент. Обычно все его размышления останавливаются, как только ударная волна достигает берега.
– Есть порог, – говорит Лабин.
– Что?
– Каждый раз, когда гель предсказывает береговое землетрясение выше определенного порога, модель отрубается и все начинается снова. Неприемлемые потери. Большую часть времени он проводит, размышляя о слабых толчках, но все они пока приводят к неприемлемым потерям.
Брандер медленно кивает:
– Я об этом думал.
– Прекрати думать, – голос у Кена еще более мертвый, чем обычно. – У этой штуки только одно на уме.
– И что же? – спрашивает Кларк.
– Лабин, у тебя паранойя, – фыркает Майк. – Просто потому, что она немного радиоактивна…
– Они нам солгали. Забрали Джуди. Даже ты не можешь быть настолько наивным…
– Что? – переспрашивает Лени.
– Но зачем? – требует ответа Брандер. – В чем смысл?
– Майк, – тихо и четко произносит Кларк, – заткнись.
Тот моргает и замолкает. Она поворачивается к Лабину:
– Что у зельца на уме?
– Он изучает местные плиты. Он спрашивает, что произойдет с побережьем, если тут прямо сейчас произойдет землетрясение. – Кен размыкает губы, и очень мало людей приняло бы этот оскал за улыбку. – Пока ответ ему не нравится. Но раньше или позже возможный удар станет ниже некоторой критической отметки.
– И что тогда? – спрашивает Кларк.
«Как будто я не знаю».
– Тогда он взорвется, – произносит очень тихий голос.
Элис Наката снова заговорила.
ЭПИЦЕНТР
Довольно долго все молчат.
– Это безумие, – первой произносит Кларк. Лабин пожимает плечами.
– То есть вы считаете, что это какая‑то бомба?
Он кивает.
– Бомба достаточно большая, чтобы вызвать землетрясение в трехстах – четырехстах километрах отсюда?
– Нет, – говорит Наката. – Все эти хребты, которые придется пересечь ударной волне, должны остановить ее. Как файерволлы.
– Если только, – добавляет Кен, – один из них сам не готов съехать.
Каскадная зона. Никто ничего не говорит вслух. Никому и не надо. Однажды, пятьсот лет назад, плато Хуан де Фука сказало «хватит». Оно устало от того, что его вечно попирает пята Северной Америки, прекратило свое скольжение и повисло над пропастью, держась за край кончиками пальцев, провоцируя весь остальной мир стряхнуть его прочь. Пока остальной мир не смог. Но давление растет уже полтысячелетия. Это всего лишь вопрос времени.
Когда Каскадная зона падет, много карт отправится в мусорную корзину.
Кларк смотрит на Лабина:
– Ты утверждаешь, что даже маленькая бомба может отправить Каскадную зону в полет. А ты сейчас говоришь о большой, так?
– Именно, – подтверждает Брандер. – Так почему, Кен, приятель? Это какая‑то азиатская махинация с недвижимостью? Атака террористов на конгломерат Н’АмПасифик?
– Подождите минуту. – Лени поднимает руку. – Они не хотят вызвать землетрясение. Они стараются его избежать.
Лабин кивает:
– Если подрываешь атомный заряд на рифте, то запускаешь землетрясение. Точка. Насколько серьезное, зависит от условий детонации. Эта штука сдерживается, пока не сможет нанести как можно меньше ущерба побережью.
Брандер фыркает:
– Послушай, Лабин, тебе не кажется, что это слишком? Если бы они хотели расправиться с нами, то просто спустились бы сюда и всех перестреляли.
Кен смотрит на него пустыми глазами:
– Я не верю, что ты настолько глуп, Майк. По‑моему, у тебя просто стадия отрицания.
Тот встает со стула:
– Послушай, Кен…
– Дело не в нас, – произносит Кларк. – Ну не только в нас. Так?
Лабин качает головой, не сводя глаз с Брандера.
– Они хотят ликвидировать все. Весь рифт.
Кен кивает.
– Почему?
– Я не знаю. Может, у них спросим?
«Похоже, – размышляет Кларк, – никакой карьеры я так и не сделаю».