Толкунов накинул на плечи плащ, низко надвинул на лоб фуражку, чтобы дождь не хлестал в глаза, и стал прохаживаться между грузовиками, уверенный, что одно его появление заставит крикунов успокоиться.
Многие шоферы хорошо знали Толкунова. Это был неторопливый с виду, но быстрый и ловкий, когда того требовали обстоятельства, человек. На сорок третьем километре Толкунов дежурил уже много лет, чуть ли не с тех самых пор, когда вскоре после конца войны демобилизовался и начал службу в милиции.
Колхозники тоже хорошо знали и любили Толкунова. Как бы олицетворяя здесь справедливость в ее ипостасях, он нередко выступал одновременно в роли судьи, прокурора и исполнителя закона.
Судьей и прокурором он был, разумеется, неофициально. Но когда требовалось разрубить какой-нибудь запутанный узел, люди шли прежде всего именно к нему. Называли его просто «старшина».
В чем заключалась сила влияния Толкунова? В том ли, что человек он был уже немолодой, фронтовик, с двумя орденами «Славы»? В том ли, что после смерти жены жил один, воспитывая десятилетнего сына, не пил и в свободное от службы время охотно помогал людям по хозяйству? Или, может быть, в особом, свойственном ему чувстве справедливости? Так или иначе, Толкунова любили и слегка побаивались. Вздумай он переехать куда-нибудь, — наверное, постарались бы его задержать.
К шоферам Толкунов относился, в общем, дружелюбно. Он знал, что в большинстве своем это отчаянные ребята, за которыми нужен глаз да глаз, но в то же время понимал, что труд у них нелегкий. Воронинское шоссе было единственной асфальтированной дорогой в районе. Почти все свое рабочее время шоферы проводили на грунтовых или проселочных дорогах, весной и осенью — в непролазной грязи, зимой — в снежных заносах.
Шоферы нравились Толкунову еще и потому, что не лезли за словом в карман. Он охотно болтал с ними, одергивая, однако, зубоскалов, ибо власть есть власть, и забывать об этом не положено никому.
Прохаживаясь между грузовиками, Толкунов и сегодня шутил со знакомыми шоферами. Многие из них первыми приветствовали его, высовываясь из кабин.
Возле одной машины Толкунов невольно задержался, увидев вмятину на правом крыле.
Это был ГАЗ-51 со свежепокрашенным кузовом, на котором пузырились капельки дождя. Шофер, незнакомый Толкунову парень, молча курил. Рядом с ним в кабине сидел пассажир, тоже молодой, в черной куртке-спецовке.
Толкунов отметил, что водитель этой машины не принимал участия в общем галдеже, а спокойно ждал, пока поднимется шлагбаум.
Мысленно Толкунов одобрил и то, что парень был не в грязной, замасленной спецовке, как шоферы грузовых машин, а в пиджаке и с галстуком. Однако вмятина на крыле говорила не в его пользу.
— Бьете машины, черти! — сказал Толкунов в полуоткрытое окно кабины.
— Вмятина, что ли? — добродушно отозвался пассажир. — К столбу, наверное, слегка прижались.
— При-жались, — ворчливо повторил Толкунов, — что тебе столб — девка? — И строго добавил: — Выправить надо.
Он махнул рукой и уже хотел отойти, как вдруг заметил, что у машины не только помято правое крыло, но и разбит правый подфарник.
«Соврал, сукин сын, что слегка… — подумал Толкунов. — Ничего, приедет на базу, ему за этот подфарник…»
Послышался шум поезда. Шоферы включили моторы. Машины стали подтягиваться ближе к переезду. Каждый норовил вырваться первым, как только откроется шлагбаум.
Через минуту с грохотом, на большой скорости, мелькнув ярко освещенными окнами, промчался поезд. Шлагбаум поднялся. Сигналя и не уступая друг другу дорогу, машины устремились к переезду. «Вот так и бьют крылья, — подумал Толкунов. — Тут не только крыло или подфарник, весь кузов вдребезги расколотят».
Когда последний из стоявших в очереди грузовиков проехал под красным фонариком поднятого шлагбаума, Толкунов увидел еще одну грузовую машину, мчавшуюся к переезду со стороны города. Шофер ехал, включив дальний свет, ослеплявший встречные машины. Толкунов, настроение которого уже испортилось, решил проучить нахала. Он встал посреди шоссе. Шофер, конечно же, не мог не видеть его. Все же он не переключил свет на ближний, что сделал бы любой водитель при виде милиционера. Это окончательно разозлило Толкунова. Он энергично поднял руку, но еще раньше услышал резкий визг тормозов. Шофер высунулся из кабины и крикнул:
— Товарищ начальник, там человека сбили!
Толкунов мгновенно вскочил на подножку машины.
— Где? Кого?
— Не знаю, — торопливо ответил шофер. — На шоссе человек лежит. И велосипед рядом. В километре отсюда. Я машину гнал. Знаю, тут где-то пост должен быть…
— Вперед! — крикнул Толкунов, оставаясь на подножке и лишь крепче держась рукой за раму открытого окна. — Газуй!
— Так обратно же ехать надо, — недоуменно начал было шофер, но Толкунов снова крикнул:
— Вперед, говорю!
Пятнадцатого августа 1964 года в девятом часу вечера у дежурного Госавтоинспекции Калининского района зазвонил телефон.
Дежурный снял трубку, дунул в нее, убедился, что телефон исправен, и лишь затем произнес привычную фразу:
— Дежурный ГАИ Калининского района капитан Евстигнеев слушает…
Взволнованный сиплый голос торопливо сообщил, что на сорок втором километре Воронинского шоссе сбит велосипедист. Пострадавший доставлен в больницу. На месте происшествия находится постовой милиционер. Он велел позвонить в ГАИ и сказать…
— Погодите, — строго прервал Евстигнеев, — давайте по порядку. Кто у телефона.
— Шофер это, шофер, — раздалось в ответ.
— Какой шофер? Это вы совершили наезд?
— Что вы, что вы, товарищ начальник! Мое дело — сторона. Я мимо ехал. Меня старшина остановил. Говорит, забирай пострадавшего и срочно в больницу. Оттуда позвони в ГАИ, чтобы выезжали. Вот я…
— Вы откуда звоните?
— Да из больницы же, из больницы!
— Рядом с вами есть кто-нибудь из медицинского персонала?
— Сестра.
— Передайте ей трубку. А сами ждите. Ясно?
— Да мне ехать надо! Правду говорят шофера: никогда в такие дела не ввязывайся! Потом сам виноват будешь… Я же приказание выполнял, хотел сделать как лучше…
— Перестаньте паниковать. Передайте трубку сестре.
Тонкий девичий голос подтвердил, что в больницу на легковой машине доставлен находящийся в шоковом состоянии подросток лет шестнадцати. Сейчас его осматривает дежурный хирург.
— Вы записали номер машины и фамилию шофера, который доставил потерпевшего? — спросил капитан Евстигнеев.
— Конечно! — поспешно и, как показалось Евстигнееву, даже весело ответил девичий голос. — Мы порядки знаем!
— Отлично. Передайте трубку шоферу.
— Слушаю вас, товарищ начальник.
— Повторите, где произошел наезд.
— Я же говорю: по Воронинскому, на сорок втором! С километр не доезжая до переезда… Там и грузовик стоит задержанный! ГАЗ-51. Больше я ничего не знаю. Мне старшина приказал!..
— Ясно. Вы все сделали правильно. Можете быть свободны.
— Значит, могу ехать? — облегченно, но еще с недоверием в голосе спросил шофер.
— Можете. Благодарю за содействие.
Капитан Евстигнеев повесил трубку. Записав все, что рассказал шофер, в книгу происшествий, он пошел в соседнюю комнату.
Здесь было темно. Евстигнеев повернул выключатель. Висевшая на шнуре тусклая лампа осветила несколько канцелярских столов, несгораемый шкаф, прикрытое решеткой окно и кушетку, на которой спал человек.
15. Сорок второй километр
— Подъем, Пивоваров! — негромко сказал Евстигнеев.
— Москва? — поспешно и с надеждой в голосе спросил Пивоваров, вскакивая. Он ждал телефонного звонка. Ему должна была позвонить Лина. В Москве у них не было домашнего телефона, Лина обычно звонила с переговорного пункта. Накануне он послал ей телеграмму с просьбой позвонить сегодня вечером — ему предстояло дежурить до двенадцати ночи.
— Что, Москва? — усмехнулся Евстигнеев. — Москва далеко. Собирайся. Едем на происшествие.
— Куда? — недовольно спросил Пивоваров.
— На Воронинское. Сорок второй километр. Наезд. Я иду за машиной.
Пивоваров посмотрел на часы. Половина девятого. Почему не звонит Лина? Вечно ему не везет. Она позвонит именно тогда, когда он будет на Воронинском шоссе.
Раздался автомобильный гудок.
— Успеется, — пробурчал Пивоваров и стал складывать в папку бланки протоколов. Потом тряхнул вечную ручку, убедился, что чернила в ней есть, надел брезентовый плащ, сунул в карман электрический фонарик и вышел на улицу.
Машина ГАЗ-69, опоясанная красной полосой с синей надписью «Милиция», ждала у подъезда. За рулем сидел сержант. Евстигнеев расположился на заднем сиденье. Как только следователь появился, сержант включил мотор. Пивоваров тяжело опустился рядом с шофером, и машина тронулась.
Некоторое время ехали молча. Потом Евстигнеев спросил:
— Звонка, что ли, ждал из Москвы?
— Угу, — пробурчал Пивоваров.
— Жена?
— Угу.
— Небось насчет квартиры?
Пивоваров ничего не ответил.
Все в районном отделе милиции знали, что присланный из Москвы следователь добивается квартиры, а пока занимает маленькую комнатку в гостинице. Пивоваров начал свои хлопоты год назад, на следующий день после приезда. Ему сказали: «Придется подождать». Здесь, как и в любом другом месте, жилья не хватало. Но новый следователь с каждым днем становился все настойчивее. Все чаще и чаще он совершал рейды по маршруту: начальник райотдела милиции — председатель райсовета — секретарь райкома. В областное управление охраны общественного порядка он отправил уже два письма с жалобами на невнимание к новым кадрам.
В последнее время к его аргументам прибавился еще один: Пивоваров сначала намекал, а потом прямо говорил, что отсутствие квартиры разбивает его семейную жизнь. Он уже принес обществу одну жертву, бросив московскую квартиру и согласившись ехать в глушь. Не надо требовать от него другой, не надо обрекать его, пожилого человека, на одиночество. Ведь ясно же, что его жена, молодая еще женщина, не выдержит долгой разлуки…
Наконец счастье улыбнулось Пивоварову. Секретарь райкома убедил начальника Энергостроя Волобуева выделить следователю милиции двухкомнатную квартиру в новом доме. Дом вообще-то предназначался для сотрудников Энергостроя, но несколько квартир в нем удалось отвоевать для особо нуждавшихся районных работников.
Пивоваров воспрянул духом. Теперь он почти каждый день заглядывал на строительство, с удовлетворением отмечал, что дом быстро растет, и не реже двух раз в неделю сообщал об этом Лине по телефону.
Он убеждал себя и других, что его семейное счастье целиком зависит от квартиры. Но в душе не мог не понимать, что обманывает и себя и других.
Лина звонила ему редко. Правда, она как будто с интересом выслушивала то, что муж рассказывал о строительстве дома. Но Пивоваров чувствовал, что она отнюдь не стремится в Зареченск. Он пытался оправдать ее. Конечно, говорил он себе, бросить Москву не так-то легко. Но рано или поздно Лине все же придется сюда приехать. Сейчас он посылает ей половину своей зарплаты. Но как только квартира будет получена, все изменится.
Обо всем этом Пивоваров думал постоянно. Думал и сейчас, сидя в милицейской машине.
Когда выехали на окраину города, Пивоваров попросил шофера остановиться.
— Что случилось? — спросил Евстигнеев.
— Ничего, — ответил Пивоваров. — Можно на минуту включить большой свет? — попросил он.
Шофер потянул на себя кнопку переключателя. В широкой полосе яркого света сквозь ветровое стекло виднелся прикрытый сеткой дождя новый дом, тот самый, в котором Пивоваров должен был получить квартиру…
Яркий свет давно погас, машина уже мчалась по шоссе, а новый дом все еще стоял перед глазами Пивоварова. Теперь он думал о том, что если бы они сейчас вернулись в отдел, то к звонку Лины еще можно было бы успеть.
Но поездка на сорок второй километр и обратно, включая обследование места происшествия, должна была занять не меньше трех часов. Они вернутся не раньше двенадцати. Смешно предполагать, что Лина будет до полуночи торчать на переговорном пункте!
Пивоваров почувствовал, как поднимается в нем злоба к негодяю, из-за которого он вынужден мчаться сейчас, в дождь, на ночь глядя, к черту на кулички.
Пивоваров терпеть не мог дорожных происшествий. Он предпочитал дела, привлекавшие внимание общественности. Сюда относились, например, хищения в торговой сети или хулиганство среди молодежи.
Дорожные происшествия с этой точки зрения были бесперспективны. Они не давали повода позвонить секретарю райкома и поделиться мыслями об усилении воспитательной работы среди молодежи или о подборе кадров в торговой сети…
— Что там такое, на сорок втором? — раздраженно спросил Пивоваров.
— Наезд, — коротко ответил Евстигнеев. — Пострадавший отправлен в больницу…
На сорок первом километре шофер сбавил скорость и включил дальний свет. Через несколько минут Пивоваров увидел впереди, у правого кювета, задний борт машины ГАЗ-51.
Шофер объехал грузовик и поставил машину в нескольких метрах от него. Пивоваров и капитан направились к грузовику. Навстречу им бежал милицейский старшина.
— Докладывайте, — сказал Евстигнеев, беря из рук милиционера документы: шоферское удостоверение, путевку и технический талон.
16. Телефонный звонок
— Привет, товарищ Пивоваров! Волобуев! — раздался в трубке звонкий, высокий голос.
Пивоваров еще никогда не разговаривал с Волобуевым. Если по долгу службы ему и приходилось выяснять что-нибудь, связанное с тем или иным работником Энергостроя, то он звонил в отдел кадров, но Волобуева никогда не беспокоил.
Начальник Энергостроя Иннокентий Гаврилович Волобуев был популярным человеком в районе и в области. Он возглавлял крупное строительство. В его подчинении находились тысячи людей, он распоряжался автотранспортом, многими мастерскими: слесарными, столярными, электротехническими.
Калининский район, как и любой другой район нашей страны, всегда остро нуждался в специалистах, в строительных материалах и, конечно, в транспорте. Зная возможности Волобуева, руководящие районные работники старались поддерживать с ним добрососедские отношения.
Для Пивоварова имя начальника строительства с некоторых пор приобрело особое значение: ведь именно он, Волобуев, обещал выделить ему квартиру в новом доме.
Пивоварову не раз хотелось лично поговорить с Волобуевым о квартире, чтобы окончательно убедиться в серьезности его намерений. Но позвонить начальнику строительства Пивоваров не решался, а ловить его где-нибудь по дороге считал по меньшей мере несолидным.
Теперь Волобуев неожиданно позвонил сам.
— Хочу кое-что выяснить, товарищ Пивоваров! — Голос начальника строительства звучал в трубке звонко, почти по-мальчишески. — Тут у меня один технический вопрос.
— Слушаю вас, Иннокентий Гаврилович, — крепче прижимая трубку к уху, ответил Пивоваров. Все в районе знали имя и отчество Волобуева.
— Мы сейчас окончательно утрясаем жилищные дела, — весело говорил Волобуев, — и вспомнили просьбу районного руководства насчет вас. — Он сделал паузу.
Пивоваров так крепко сжимал телефонную трубку, что пальцы его онемели.
— Алло, вы слушаете? — снова заговорил Волобуев. — Дело, конечно, трудное. Сами понимаете, своих претендентов много… У вас большая семья?
— Двое, — едва выговорил Пивоваров. Он чувствовал, что гибнет. Как объяснить Волобуеву, что от квартиры зависит счастье его жизни, что он бросил Москву и поехал сюда, в район…
Но в трубке снова раздался голос Волобуева:
— Для двухкомнатной маловато. Нормы! Как бы не было заминки с ордером. Впрочем, это будет зависеть от райсовета. Наверное, войдут в положение своего работника? — Волобуев беспечно рассмеялся.
У Пивоварова отлегло от сердца.
— Спасибо, Иннокентий Гаврилович! — с чувством произнес он.