…Начинали предельно скромно. В.Е. Семичастный рассказывал, что на спектаклях Шатрова сидели люди, помечавшие в блокнотах реакцию зала на реплики (5.6. С. 42–43). Дальше – больше. В Институте социальных исследований был создан секретный сектор (5.7, 5.8. С. 40, 43), а в самом КГБ существовала социологическая Служба (42. С. 15). Давнее увлечение не прошло даром, и в КГБ могли просчитывать на два шага вперед реакцию населения на разнообразные воздействия. КГБ овладел в полной мере труднейшим делом – искусством и наукой политической драматургии и прежде всего социальной кибернетикой. Есть некоторые области в этом деле, которые расположены на самом передовом крае науки. Это самые сложные на сегодняшний день задачи. В силу того еще, что нет готовых шаблонов для ее постановки и решения, она нестандартизована и до сих пор является пересечением науки и искусства. Поэтому она требует наибольшей интеллектуальной отдачи. Именно здесь большое поле для творчества и проявлений способностей специально подготовленного «штучного» специалиста. Из открытых источников известно лишь одно название специально подготовленного труда – made in KGB – по таким вопросам: «Моделирование глобальных политических и экономических процессов (учебное пособие в/ч 48230). 1975» (5.8. С. 166). Вот по этим-то лекалам и смоделировали «глобальный политический и экономический процесс» под названием «перестройка». Социальная кибернетика в Болгарии, например, не доверялась спецслужбе Дарьявна Сугурност, а была, как говорится, «под бдительным партийным оком», и такого рода знаниями партия не собиралась делиться ни с кем. «Институт за социально управление при ЦК на БКП» располагался по адресу: София, 1635, ул. Пионерских лът, 21.
Признавалось и то, что «…перестройка замышлялась ее инициаторами как очередной план социальной инженерии, и поэтому она прямо нацеливалась на те два рычага, на которые все инженеры общественного устройства всегда обращали внимание: общественные организации и общественное мнение. Когда в 1988 году эти два элемента вышли на первый план, роль органов безопасности усилилась.
Им было поручено возглавлять группы неформалов, создавая движения там, где их не было, и внедрять свою агентуру в руководство тех движений, которые уже существовали к этому времени» (71. С. 22). То есть и тут заметны технологии создания режима наибольшего благоприятствования и прикрытия деятельности явных антисоветчиков.
Психология. Военный Институт иностранных языков (ВИИЯ) Вооруженных Сил СССР, где на 4-м факультете обучали разложению войск и населения противника, был закрыт (5.9. С. 175). Такое направление ликвидируют в армии, но зато в КГБ этими проблемами занимается Служба «А» ПГУ и кафедра психологии на Высших Курсах КГБ (начальник – А. Жмыриков). Был и еще некий Институт, о котором пишут, что он занимался разработкой воздействия пропаганды на массы (78. С. 241).
Между тем вопросами отработки и применения психологии советские спецслужбы занялись всерьез и надолго еще до войны. Как пишут об эмигранте психологе, контактировавшем с Гитлером, А. Кронфельде, «в 1939 году, по заданию НКВД, он выпустил брошюру «Дегенераты у власти», 50 экземпляров которой вышли в типографии ЦК ВКП(б). В ней он давал тщательный психологический анализ многих руководителей Третьего рейха. Через пару лет, после начала войны, брошюра была переиздана уже гораздо большим тиражом» (5.10. С. 109). Тогда же произошел рывок в применении психологии. По крайней мере, так об этом рассказывает разведчик М.В. Михалков, вспоминая встречи с известным магом и чародеем В. Мессингом (5.11. С. 11–12). В свежем источнике (46. С.20) сообщают, что еще до войны на агента «Скотт» специалисты советской разведки составляли психологический портрет, основанный на беседах с ним, анализе его почерка и социальной среды. Л.В. Шебаршин, учившийся в разведшколе в начале 1960-х гг., пишет, что одним из его однокашников был специалист по этнопсихологии и охотно посвящал в ее премудрости остальных (84. С. 47). П-к М.П. Любимов защитил диссертацию по менталитету англичан с практическими рекомендациями для вербовщиков. Психологией занималась кафедра № 6 ВКШ (образована в 1972 г. из секции кафедры № 1). К настоящему времени в Академии ФСБ введен курс социальной психологии. Что же касается партии, то Лаборатория активных средств психологического воздействия была создана в АОН при ЦК КПСС только в 1990 г. (5.12. С. 11). В самый пиковый момент существования СССР эти методы были применены во всей полноте: «Есть основания считать, что августовский «путч» прошел по сценарию, разработанному энэльпистами, и сами его инициаторы находились под психологическим воздействием» (5.13. С. 15).
Суперорганизация: мы умеем все. Если надо, то даже больше
Организационное проектирование. Вопросами теории и практического применения так называемого организационного оружия спецслужбы занимаются весьма пристально и, что главное, двояко: максимально уплотняя, организуя и укрепляя себя и децентрализуя, ослабляя и разрушая противника. Но в открытых материалах эти вопросы освещаются слабо. А если о чем-то и говорится, то вскользь, не привлекая внимания.
Практика же такова. Директор Департамента полиции МВД Российской империи М.И. Трусевич образовал 4-е делопроизводство, которое отслеживало информацию за всеми общественными движениями, не имевшими политической окраски – теми занимались Охрана.
ВЧК уже не наблюдала за структурами, а безоговорочно их уничтожала. Одна из ее начальных функций вообще заключалась в борьбе против саботажа бывших чиновников.
В 1920–1930 гг., судя по тому, что сохранилось, придавали большое значение угрозам порядку управления в стране и подрывной деятельности изнутри, прежде всего, со стороны троцкизма. Интеллектуалами Лубянки весьма активно прорабатывались возможности «деаппаратизации» партии и всей системы управления, угрозы по подрыву организационной силы СССР – именно тот сценарий, который был осуществлен в годы «перестройки». Этими вопросами занимался ученый А.И. Коссой. По поступлении на службу в органы он работал в учетно-регистрационном отделе (УРО) – 1-м спецотделе центрального аппарата. В открытой печати о нем и о его работе упоминается до смешного мало: «Коссой Авраам Иосифович (1900 – год смерти неизвестен). П-к госбезопасности (1943). Член РСДРП(б) с 1917 г. С 1937 г. – в НКВД. В 1939 г. – научный сотрудник 1-го спецотделения НКВД СССР. С мая 1943 г. – начальник Секретариата НКГБ – МГБ СССР. С 1949 г. – в КИ при МИД СССР. В 1951 г. уволен из разведки. Занимался научной работой. Кандидат экономических наук. Автор книг и статей по политэкономии, изданных в 1950 – 1970-е годы» (5.14. С. 580); «Выступая перед слушателями Высшей школы НКВД СССР в 1939 г., научный сотрудник 1-го спецотдела НКВД СССР, а со 2 августа 1939 г. – заместитель начальника Особого бюро при НКВД СССР, А.И. Коссой говорил, что с приходом в НКВД Л.П. Берия и под руководством партии советская разведка очистилась от банды предателей и шпионов, пролезших в ее ряды, и что ряды советской разведки пополнились новыми кадрами, посланными на этот решающий участок охраны государственной безопасности страны социализма, и что под руководством своего Наркома товарища Берия, верного ученика и соратника товарища Сталина, советская разведка, очистившись от врагов народа, от шпионов иностранных разведок, стоит на страже нашей социалистической родины» (48. С. 69).
В центре Москвы по адресу Садовая-Кудринская, 9 (мы еще вернемся к этому дому), в 1930-е гг. размещались Курсы марксизма при ЦК ВКП(б). Их руководитель Д.А. Булатов по совместительству работал в отделе кадров НКВД, потом был сам арестован. Вел он там семинар «Партийное строительство». Ну, никак нельзя чекистам без этого! Стоит понимать, что именно в андроповском КГБ подспудно была выполнена и наисложнейшая часть аналитической работы, где на первом этапе был проведен анализ и учет саморазрушительных тенденций, изначально заложенный в фундамент советского общества. Далее следовало удержать ситуацию в нужной плоскости и лишь в нужное время («Не сезон!» – говорил в таких случаях Андропов), уже на втором этапе следовало запустить отложенный запуск механизма саморазрушения: убрать все еще существующие препоны на пути к разгрому СССР, довести тенденции до уровня самоорганизации и невозможности обратного хода.
Юрий Владимирович, покидая Лубянку, высказался на коллегии КГБ СССР в таком ключе: «Многие вопросы нами решены, но жизнь ставит и новые задачи… Не все ладно в самом управленческом механизме страны. Те дела, которые приходится расследовать нашим сотрудникам в последнее время, показывают, что негативные явления происходят в самых верхних эшелонах партийно-хозяйственной жизни. Возникают опасные тенденции, которые мы, конечно, преодолеем. Так что недопущение случаев коррупции, как это называют наши идеологические противники, это тоже важная задача для чекистов сегодня» (5.15).
И лишь накануне окончательного погрома СССР комитетчики в лице начальника ПГУ Л.В. Шебаршина раскрыли и сам факт наличия «организационного оружия», и дали прямой ответ на возникший вопрос интересующимся в лице главного редактора газеты «Завтра» А.А. Проханова (60. С. 331–334, 5.16. С. 1).
Сразу же после этого, когда уже страна прошла точку невозврата – август 91-го – они уделили этой проблеме самое пристальное внимание. Так, в интервью новый начальник Аналитического управления В.А. Рубанов подчеркивал: «Сейчас главная опасность в потере управления страной. Теория безопасного существования страны направлена не только на «спокойствие наших границ», но и на сбалансирование интересов, скажем, военного ведомства и финансового или экологического». Спасибо – просветили! Но не слишком ли поздно?
Знание оргпроектирования, верное его применение дает отличный синергетический эффект, о чем мы сейчас расскажем. Современный политический механизм есть явление довольно сложное. И самое главное здесь, это то, как его составить, чтоб он смог достичь состояния наивысшей самоорганизации: когда на любой вызов извне и/или изнутри был дан достойный ответ, чтобы такой организм знал, как действовать самому, не дожидаясь особой команды. «Сир, – сказал как-то Ришелье Людовику XVIII, – если это возможно, то это уже сделано! Если это невозможно, то это будет сделано!!!» Здесь все верно: если это дело возможное, то государственный механизм уже работает над решением, если это невозможно, то все будет перенацелено на эту проблему, и она будет решена. Особенно, если этот механизм – разведка.
Здесь и ниже мы скажем о том, что сама спецслужбистская работа потребовала обладать большим количеством информации во многих отраслях знаний. Не только КГБ, но и ЦРУ стремятся к этому. В последнем работают представители 280 областей науки. ЦРУ постоянно выпускает информационно-справочные материалы, в которых сообщается, какие специалисты требуются для работы в разведке, и излагаются возможности карьеры для тех лиц, которые свяжут свою судьбу с работой в спецслужбе. В одном из проспектов о наборе специалистов давался перечень профессий, представляющих наибольший интерес. В частности, приглашались: инженеры различных специальностей, программисты, физики, химики, математики, психологи, аналитики, специалисты в области политических наук, международных отношений, лингвистики, истории, журналистики и библиотечного дела. Предпочтение отдавалось людям, обладающим аналитическим складом ума, и лицам, связанным по характеру работы или учебы с изучением проблем иностранных государств (38. С. 216–218).
Естественно, что и до настоящего времени сохраняется тенденция у всех спецслужб максимального познания всего мира во всем его многообразии. Говорят об этом очень много – только знай понимай: «С каждым годом органы госбезопасности испытывали потребность в специалистах все более разнообразного профиля. ‹…› Появилась нужда в редких специальностях, с опытом работы в определенных отраслях» (34. Т.1. С. 425); «В КГБ специальностей очень много. Есть, к сожалению, и такие, которые очень далеки от оперативной работы…» (3. С. 45); «Работа в разведке чрезвычайно разнообразна, и здесь есть возможность для проявления самых разных талантов и способностей. В каждой области различные люди могут по-разному достигать успеха» (5.17. С.174); «В ЦРУ множество подразделений, поэтому его деятельность чрезвычайно разветвлена и многопланова. В области политических операций преимущество за ЦРУ» (5.18. С. 4); «В США 38 видов разведки ‹…›. Американцы создали культурологическую разведку, поскольку они не понимают менталитет и намерения представителей других культур – арабов, русских, китайцев, и поэтому требуется собирать сведения об особенностях культуры иностранных государств» (5.19. С. 5). Естественно, что этот принцип многогранной деятельности сохраняется и при подготовке штучных специалистов. Первый замначальника Академии ФСБ В.В. Остроухов отмечает: «В курсах блока специальных дисциплин постоянно появляются специализации, соответствующие новым вызовам безопасности» (5.20. С. 2). Словом, спецслужбы сильны применением именно многопараметрического подхода, стремясь внутри себя найти ответ на любой вопрос.
Мы разбираем то, что связано с использованием методов в разведработе, которые были применены в практике КГБ. Одни пошли во благо СССР, другие – против оного. Одно от другого трудноотделимо, и мы вычленяем два класса методов. Первый класс – это те, что наряду с традиционными разведывательными и контрразведывательными методами, которыми спецслужба занимается повседневно и повсеместно, которые не были прямо направлены на разрушение СССР и которые, с одной стороны, могли идти на пользу стране, а с другой – и комитетчикам, что санкционировалось советским руководством.
Методы возвышения спецслужбы: мы не главные, но мы везде первые
Итак, это:
аналитические методы, анализ и синтез поступающей информации (22. С. 474–475), при этом стоит понимать, что ее первичные владельцы (Н.А. Зенькович назвал их «гроссмейстеры аналитических дел из спецслужб» (29. С. 593)) могли манипулировать ею в своих интересах;
при этом кто-то, конечно же, занимался и «чисто аналитическим анализом» (бесподобное выражение из газеты (5.21. С. 7)), придумывая разработки;
мониторинг;
криптография, шифровка-дешифровка сообщений;
формирование досье по классам: дела оперативного учета, дела оперативной проверки, дела оперативной разработки, дела оперативного розыска, дела групповой оперативной проверки, дела оперативного наблюдения, дела оперативной подборки (по иностранцам), дела агентурно-наблюдательные (литерные), персональные дела – дела-формуляры, а также электронные базы данных по союзным республикам и система «МАРС»;
реализация оперативной информации;
соблюдение режима секретности и конспирации;
цензура открытых сообщений, – так, например, однажды М.С. Горбачев поблагодарил «…за работу КГБ и ГРУ на нынешнем этапе нашего общества и демократических процессов». Эти слова были переданы только по радио и телевидению. В официальный текст, продублированный в «Правде», эти слова не попали. Но этот факт был замечен и выделен только техническими помощниками кабинетных стратегов – особенно после такой цензуры. На этот момент обращали внимание на конгрессе Института изучения дезинформации в Ницце (94. № 2. С. 14);
дозирование информации, включая «передавливание» некоторых информационных потоков (9. С. 26);
продвижение разного рода слухов для создания политических мифов вокруг себя, направленных на раздутие имиджа КГБ;
использование имеющегося богатого опыта (5.22. С. 28) и совершенствование работы в сложной социальной среде;
НН, ОТМ (70. С. 55);
разработка и вербовка агентуры (5.23. С. 25), но ввиду того, что шел большой вал, дело было поставлено в ущерб качеству;
отдельными подразделениями КГБ использовались и другие приемы. Пресс-службы и ЦОС должны удовлетворять нужды прессы и заполнять интерес общественного мнения к спецслужбам. Но параллельно они осуществляют зондирование журналистов, узнают направление и ход их расследований. Этот прием был апробирован ЦРУ еще в 1959–1960 гг. при разработке операции «Линкольн». Тогда противостоящие разведки очень беспокоил вопрос о состоянии разработок жидкого ракетного топлива друг у друга. КГБ устроил международную конференцию по ракетному топливу, строго-настрого запретив своим специалистам приводить какие-либо конкретные факты о достижениях. Однако специалисты из ЦРУ навязали свою контригру: «Мы не будем задавать вопросов, но сами постараемся ответить на любые». Было проинструктировано 170 ученых, и по характеру заданных вопросов они много узнали о направлениях советских исследований, об их состоянии, достижениях и «белых пятнах». Так и в КГБ больше узнавали о направлениях журналистских расследований, а сами вели тонкую игру. Однажды столкнувшийся с этим журналист В.А. Аграновский в ходе работы над книгой «Профессия – iностранец» описывает, что состоялось 11 встреч с работниками разведки. Разрешалось предварительно задавать письменные вопросы. Затем на них давались ответы, но из пяти человек только одному разрешили делать письменные заметки, которые потом забрал человек, ведущий эти встречи, – по ним чекисты и узнавали ход мыслей своего визави (2. С. 178). На практике этот метод применяется еще и в обычной агентурной работе. Шпион И. Сутягин из военно-политического отдела Института США и Канады (сосед по кабинету другого агента – В. Поташова, о нем речь пойдет ниже), например, при чтении лекций в Центре переподготовки Академии им. Петра Великого часто вовлекал своих слушателей в дискуссии, и аргументы там подкреплялись совсекретными сведениями. Обратная сторона этому приему также широко используется. Вербуется агент, причем сразу известно, что он двойной и будет гнать только дезинформацию, с некоторой известной долей правды. По той информации, что он приносит, ясно, что противник хочет от своего контрагента, и разведка точно узнает, что именно навязывает враг, и, значит, так нельзя думать ни в коем случае.